Публикации
Гроупедия
Перейти к содержанию
killerkilo

Страх вылитый в буквы

Рекомендуемые сообщения

post-66555-0-04061800-1421696248.jpg

 

© Bundok OLK :JC_fan:


1 серия

  Показать содержимое

 

"и да.. вы предсатвте во что это превратится,если сложить все части целиком и прочитать?"

denisa

 

 

....Не, ну а чего, день как день это был для меня. Расслабленный графиком работы сутки через трое, в этот весенний и одновременно для всех будний, а для меня выходной денек, я шлепал кроссовками по ступенькам, сжимая в руках черненький брелок-ключ от автомобиля. Жена в гостях у брата в Ливнах, сестра с дочерьми у другой сестры в Москве. "Я один, один, один, оди-и-ин, сам себе слуга и господин!" - как в одной старой песенке.

По телику вообще утром идет какая-то дрисьня, рассчитанная, наверное, на мамаш с маленькими детьми, которые вынужденно торчат в четырех стенах. Так что я погасил его, глянул в интернет: на ОЛК и почту. А потом решил свалить из дома, да вот так, без какой-то определенной цели, думал, что позвоню Немцу, узнаю чего он поделывает, может встретимся, дунем.

Короче, иду такой к машине, а оставить пришлось почти у соседней девятиэтажки, ставил в ночь на понедельник, а в выходные стоянка забита нахрен теми, кто возвращается после рабочей недели в Москве, хорошо хоть там встал. В будни-то свободно под окнами можно. На дорожке никого, люди все по домам, дело к обеду, а остальные на работах на своих. А как к стоянке идти, то по правую будет забор, а за ним хлебозавод. И тут я смотрю, а хлебозавод оцеплен солдатами-срочниками. Да не просто так, что они там с повязками стоят и в касках, как когда транспорты военные на завод привозят харчи на закладку. Не, ну это понятно, что все секретно и все штампы стоят и прошито и пронумеровано ровно столько раз сколько надо, но все равно всем известно, что под хлебозаводом склад Росрезерва и периодически вояки закладки вынимают и закладывают новые. Так что картины с оцеплением я видал и раньше. Но не как сейчас. Они, короче, с оружием стояли.

И нервничали как-то что-ли. Ну чего бы бойцу, даже с автоматом, хотя даже в лихие девяностые вояки максимум со штык-ножами были, как-то вот так вот нехарактерно пучить глаза, тереть лоб и вообще выглядеть не расслабленно в погожий денек на солнышке, а прям как иллюстрация из устава.

Подруливаю к крайнему бойцу, доставая сигарету из пачки. Останавливаюсь, прикуриваю:

- Даров будь, служивый. Закуришь? - протягиваю пачку.

- Здравствуйте, - интеллигент, думаю, - Вам тут нельзя, видите - оцепление, - но грабку за пачкой протянул, сигарету достал: "А две можно?"

- Оставь пачку себе, служба, - говорю, - я за оцепление разве лезу? Боец подобрел и после того как поведал, что сам служил, он поправил автомат и пожаловался, что три дня уже дрочат их как сидоровых коз, ни сна человеческого, ни жрачки.

В этот момент из ворот хлебозавода стали выезжать тентованые Камазы, но через щелястые борта было видно промасленные картоны с тушняком, аккуратные параллелепипеды упаковок сухпаев, коричневые мешки с черными, большими клеймами - сухари долгосрочного хранения.

- Не иначе вас на полигон, погонят, - поделился я своими наблюдениями с бойцом, - гляди сколько харчей затарили интенданты. Давай, короче, удачи.

И пошел я себе дальше. А вот и мой лошадко. Вчерась только помыл, вон как глазками блестит. Звоню из машины Немцу:

- Старый, ты где есть?

- Да я раком на Советской стою, тут просто столпотворение какое-то! Вояки таскают из военкомата какую-то х**ню и перекрыли Маркса и Береговую оцеплением.

- Как выберешься, давай на пятак на станции, там устроим чтения.

- Ага, щас я, давай там все готовь.

Пятак - это место такое, намоленное. Оно расположено за пакгаузами угольного склада и представляет собой бетонированную площадку, на которой легко развернется грузовик, но самый кайф этого места, что там никогда и никого нет, просто нечего делать нормальным людям там. Бухнуть неудобно, а вот дунуть при наличии автомобиля - в самый, дункель, раз. Плюс еще подъехать незаметно или подойти тоже не получится, так что и мусоров тоже опасаться не стоит. До пятака мне езды минут пять, если не торопясь.

Немец едет на своем броневике, у него микроавтобус "мерин", наглухо тонированный.

- Ну ты где, бл**ь? Я уже даже прикемарить успел.

- Дарова! - шлепнули пятаками, - слышь, это уже п***ец какой-то. Город стоит нахер в пробке, я только на Заречье нормально поехал, уже поворачиваю сюда и тут мне навстречу Камазов как тараканов ночью на кухне. Еще стоял, пропускал. Они чо, с ума посходили? Ты не в курсе?

- Я? С хера-ли? Я даже ящик не смотрел.

Дунули. Немец сорвался куда-то, а я решил съездить на речку, посмотреть сошла ли вода после паводка, не показались-ли мостки лодочной станции. Как же хочется на лодке по реке, за зиму соскучился.

Только я выехал в частный сектор и малоэтажную застройку, проезжаю, значит, больницу и тут как мне что-то по днищу как вьебет! Бабах! Я по тормозам и из машины. И грома раскат такой, что....

Какой там нах** гром. Земля ушла у меня из под ног, а после, совсем ох**в, влепила мне суровый пинчище, да такой, что я полетел в канаву, мордой в холодную, весеннюю грязь. А потом на меня наступил огромный великан, вдавливая в податливую жижу нечеловеческой силой, не давая сделать ни вдоха, ни выдоха, убивая и растаптывая. Я слышал как хрустят ребра, упершись в еще твердую, мороженную землю под слоем грязи, но финального хруста я так и не услышал, потому как еще один великан с размаху вдарил мне по голове гигантской клюшкой для гольфа и я, не стерпев такого с собой отношения, благополучно отключился.

Очнулся от того, что просто околел. В первые минуты я был уверен, что просто уе**лся на машине или в меня кто-то яростно уе**лся. Но медленно начиная шевелиться, я увидел, что девятиэтажный корпус больницы превратился в двухэтажный, окутанный тучами пыли. Я начал шевелиться активнее, хоть это и доставляло массу неприятных ощущений, и, в результате, смог оглядеться. Лучше бы я этого не делал.

В домах не было ни одного целого стекла, зато все вокруг было усыпано им в битом виде. Невероятное количество мусора свисало отовсюду, валялось, горело и дымилось жуткими кучами. Мой любимый четырехколесный друг был мертв, мертвее не бывает. Какая-то сила превратила его, близстоящий частный дом и кирпичную электроподстанцию в некий конгломерат из металла, бетона и неясных лохмотьев. И тут я понял, что нихера не слышу. То есть все как в немом кино: я вижу и чувствую, как гудит огонь пожирающий внутренности трехэтажной сталинки, в которой был раньше Дом Юных Техников, а теперь частная гостиница с блекджеком и шлюхами. И я вижу и понимаю, что эти вот фигурки прыгающие из окон, это люди и что они кричат и что они ранены и им больно. Но я нихрена не слышу.

В канаве обнаружился сосед, который придал мне сил. Сжимая зубы я выпрямился на руках, подтянул колено к животу и двинул к низкому краю, подальше от распяленного кровавыми лохмотьями и парующего свежей раной трупа большой собаки или человека, уже не разобрать. Встав сначала на четыре кости, а потом и, как положено, на две. Отчаянно охая и хныкая я выпрямился и в моих контуженных мозгах, словно алярмовая лампочка из старого кино, забилась и запульсировала строчка из мобилизационного плана на случай войны или прочих неебических неприятностей, к которому я имел когда-то доступ: "В случае, если продвижение противника или других негативных факторов столь стремительно, что не оставляет времени на проведение хотя-бы частичной мобилизации первого эшелона, провести эвакуацию материальных ценностей и секретной документации силами гарнизона, без уведомления гражданских и вольнонаемных лиц. Место дислокации эвакуированного имущества по указаниям военного коменданта города, согласно Приложения 4-6".

Нас, бл**ь, бомбят, - подумал я. Нас! Бл**ь! Бомбят! - заорал я изо-всех сил раскачиваясь и пытаясь восстановить кровообращение в застывших руках, сунув их подмышки. Конкретно горело и взрывалось, судя по всполохам в районе станции, откуда я так недавно поехал смотреть речку, в центре вообще было не видно ничего за сплошной завесой пыли и дыма. Корпус больницы уменьшился за время моего восстания из мертвых еще на один этаж и полыхал уже полностью открытым огнем. Да уж, царапину теперь там не залепят, можно даже не ходить.

И как это я сразу не догадался... Ведь подсказок-то было, дохера и больше. Бомбоубежища! Ага, только сначала надо разгрести пару метров культурного слоя из пустых бутылок с дырками, банок "Яги", битого стекла, говна и трупов дохлых кошек, которыми вот уже 20 лет победившая демократия заваливала вход в бомбоубежище. Да и у кого теперь ключи от него? Эх, помню мы там в видеосалоне за рубль смотрели "Эммануэль"... Куда, *ля...

Пойду к военкомату, думаю. Но тут вье**ли чем-то по Заречью. Меня швырнуло на завалившийся гофрозабор, с которого я кубарем полетел по кустам малины. *ля-а-адь! - орал я, выдираясь из колючего плена наружу. И тут я увидел такое, что забыл про свою глухоту и про свои синяки и ноющие ребра. Я даже припустился бегом, причем в горочку. Все просто, вдарили действительно чем-то очень тяжелым, но не по Заречью, а по гидростанции и шлюзам, которые километрах в десяти. А с городского холма очень хорошо видно весеннюю, еще желтую от прошлогодней травы пойму реки и так, затопленную почти наполовину. Так что вода прибывала не быстро, а очень быстро и я дал деру, что давай Бог ноги. При этом я неистово молился, повторяя в такт бегу: "Господи, помоги, Господи, спаси и сохрани, Господи, пронеси!", ни на что другое, кроме истовой молитвы мои несчастные мозги родить не смогли.

Вода меня догнала уже на повороте к больнице, там на углу, стоит вышка такая, кирпичная. На ней пожарные тренируются в окна лазить. Забор был уже гостеприимно повален и я, уже по колено вломился на незапертый первый этаж и сразу по лестнице, повыше. Верхние этажи, четвертый и пятый снесло вниз ударной волной, которая чуть меня не прикончила и разровняла больницу, но до третьего вышка устояла. Город стоит на высоком холме, вода высоко не встанет, первая масса сойдет ниже и уровень опустится, не так, конечно как был, но отсюда я уже выберусь. В комнате на третьем этаже было пусто, за исключением нескольких деревянных палет, валявшихся на полу или прислоненных к стенам. Я из разломал и начал в бумажнике бумажку искать, распалить. Выбор мой пал на страховку ОСАГО, нах** она теперь, если машину разъе**ло а теперь еще и утопило. Телефон тоже погиб, разбившись в кармане в одно из моих многочисленных падений. Да и не жалко, очень я сильно сомневаюсь, что сейчас я "в зоне действия сети".

Мегазащищенная всякими водяными знаками-х**ками бумага бралась слабо, но доски палет лежали под крышей, так что принялись хорошо. Я стащил кроссовки, поставил их на виду просохнуть, носки тоже потом стянул, в мокрых было совсем неуютно. Сел на кусок палеты поближе к огню, но не успел даже чуток погреться, взбунтовавшийся желудок потащил меня блевать на лестницу, а что вы хотите, контузия. И так раз десять. Измученный окончательно, я решил глянуть что там с водой. Она стояла чуть выше второго этажа и крутила водовороты в просветах лестницы. Похоже я тут завис. Жрать не хотелось, да и пить, признаться, тоже, еще и уши стали побаливать, отходили видимо, мне даже показалось, что я слышу звуки сирены. Удалось собрать еще палет и раздобыть здоровое, перемазанное и воняющее соляркой брезентовое полотнище, которое принесла река и оно как спрут растопырилось, зацепившись за косяк второго этажа. Оно довольно быстро просохло, я завернулся в вонючий брезент и дунул трубочку, еще в "киндер" глянул, половина-то есть, живем. И что самое интересное, если раньше я бесился и брызгал слюной из-за малейшего пустяка, то сейчас, контуженный и оглохший, замерзший и голодный, без средств к существованию, я был удивительно спокоен. Вдыхая горько-сладкий дымок и глядя как он улетает вместе с дымом костра, я уверенно думал, что я сейчас проснусь и будет утро, поедем курнем с Немцем, на речку потом можно будет.... Так я и задремал, незаметно сам для себя.

 

To Be Continued


2 серия

  Показать содержимое

Проснулся, только светало. Еще не открывая глаз почувствовал, как затекла жопа и ноги от сна в положении сидя и это развеяло мои мечты о том, что случившееся со мной не более чем дурацкий сон. Вдобавок голова раскалывалась как со страшного бодуна, во рту, в пересохшую глотку всю ночь опорожнялись легионы кошек. Но были и приятные новости, я снова мог слышать. Потрогал руками рефлекторно уши и ощутил под пальцами корки засохшей крови вместе с ушной серой, на мочках и бороде. Неслабо меня вье**ло, - подумал я. Ничего особо страшного я не слышал, слышал только как что-то неясно урчало вдалеке. Нутро мое наполнилось тоской и невообразимой жалостью к себе.

Не вставая и стараясь не потревожить брезент, припорошенный сверху мелкими капельками росы, я начал задирать руками его край начиная от ног, по которым уже побежали злые, кусачие мурашки. Потом с другого края, глядя как мелкие капельки воды укрупняются, потом перехватил в одну руку два и начал задирать третий, собирая брезент в подобие мешка. На дне этого мешка меня ждало два полноценных глотка изумительно холодной, прозрачной, самой вкусной на свете воды. Это меняя даже развеселило, но жажду я не утолил в полной мере. Тут еще и живот подвело, да так, что аж больно. Надо было что-то с этим делать.

Известное дело что. Трубочка, "киндер", аккуратненько открываем, пальцем сверху-раз, зажигалкой - чирк и как последний вдох в жизни. Держал пока красные круги перед глазами не пошли. Если трамбовать, то в трубочке напасов пять может быть, если нет, то три. Я, от всех этих переживаний, управился за два. В это время из-за горизонта выкатилось солнце и ударило желтыми лучами в потолок комнаты. А маришка в моей душе начала надрачивать педаль акселератора: "туунь-туунь!" и звать к действиям. В окно выглядывать не стал, вдруг кто-нибудь сейчас вот именно, внимательно наблюдает за окнами, а поднялся по лестнице на то, что было раньше 4-м этажом. Просочившись между куч битого кирпича, я выглянул аккуратненько наружу из-за раздолбаной кладки.

Людей поблизости не было, что меня удивило несколько. Все-таки не деревня, хоть и оказался я в окраинном квартале частной застройки, но уже должны быть видны пережившие катаклизм или что там с нами приключилось. Мне было видно улицу, с поворотом, дымящиеся и местами еще горящие остатки больницы, превратившиеся за ночь в огромную кучу мусора и частично промзону почти до рынка, но сам рынок был скрыт в клубах черного дыма, которые заслоняли обзор на запад. По улице и дворам стелился негустой, белый туман. Перебравшись на другую сторону, я посмотрел в сторону речки. "Не показались-ли там мостки, на лодочной станции", - сам себе съязвил. Речка отступила метров на 500 от моей башни, как я и рассчитывал и пенила бурунами вокруг куч мусора на месте бывших домов, откуда я вчера еле удрал. Крайняя городская улица Садовая была не видна из-под воды совсем.

Я вернулся обратно в комнату и начал уже осматривать ее при свете более тщательно. Первым моим трофеем стал почти в пол-сигареты бычок "Явы золотой", измазанный по фильтру помадой. "Так ебаться хотелось, что аж не докурила", - хмыкнул я про себя, отломил нахрен фильтр и с удовольствием затянулся. Зря я этому гандону-бойцу пачку вчера отдал, - думал я, обжигая большой и указательный окурком, - сидит ведь сейчас, падла где нибудь на позиции, тушняк жрет и сигареты, мои, с-сука, курит, да посмеивается. Вторым оказалась целая куча пользованных одноразовых пакетиков чая "Лисма" возле недоштукатуренной стены. Гастарбайтеры, *ля, чаевничали. Отчаянно захотелось пить. Но покидать башню я не торопился, нех** там делать белым днем, что бы не произошло. Бомбить, вроде, больше не бомбят.

Двинул на второй этаж, где вчера стояла вода. Нашел на лестнице еще две палеты, подмокшие правда и в куче мусора, который нанесла в окно вода откопал кошерную полторашку уже наполненную мутноватой речной водой почти наполовину. Долго смотрел на нее в раздумьях: вьебать прямо так или еще малость потерпеть для безопасности. Лучше, конечно, помучатся, - как говаривал т. Сухов, но не в моем положении. Лютый дрищ из-за речной воды это минимум, что может приключится с моим изнеженным городским организмом. Костер я разжег теперь на лестнице, чтобы дым уходил в развалины 4 этажа и там через дырки рассеивался, да можно было не заморачиваться, доски палет горят почти бездымно. Достал шнурок с кроссовка и подвесил бутылку к прислоненной арматурине над костерком, чтоб, значит пламя лизало только жопку бутылки и ту часть, где есть вода. Бутылка начала корчится, уменьшаться, пока не стала объемом с воду, которая внутри, а через минут двадцать с горлышка пошел парок и бульканье. Раздербанив пару чайных пакетиков, я засыпал крошку в бутылку, осторожно держа за горлышко и через пяток минут выпил первый глоток восхитительнейшего напитка, с неповторимым букетом болотных жаб и помойного веника. Допивать до конца не стал, да и не лезло-то особо. Утреннее какао, бл**ь. За всеми этими занятиями минуло никак не меньше часа, но звуков жизнедеятельности за это время с улицы больше не стало, жажду я утолил, плюс настой говна из чайных пакетиков угомонил требующий жратвы желудок, что подвигло меня к тому, чтобы стать героем.

Делать я решил это спустившись на первый этаж и разведав ситуацию вокруг моего убежища. Пол второго этажа и лестница на первый были покрыты скользким говном или илом, который всегда остается, после того как река уходит. Я так помню на этом деле подскользнулся как-то, на лодочной станции, на мостках. Однако, как я не берегся, подошвы обоих кроссовок одновременно утратили сцепление с лестницей, примерно на ее половине и я неуклюже отстукивая жопой проехался до площадки, с которой уже шла лестница на первый.

Тормознул ногами об стену и только собрался двинуть дальше, но тут кто-то швырнул мне в глаза песку, я попытался заорать и протереть глаза, но в пасть влетела стая разъяренных пчел и начала сгрызать мясо. Глаза горели огнем, в глотку залез фашист с огнеметом и орудовал там шо твой п***ец. Я начал ломится на четырех костях вверх, откуда только что приехал, но сами понимаете, вниз по скользкому спуску определенно легче. Со всех щелей потекли биологические жидкости, сопли, слезы, слюни, но я, пересиливая острую боль в груди карабкался наверх, в середине лестничного пролета меня скрутил такой спазм лютого кашля, что я чуть не сблевал кишками, так близко они подобрались к голове. Заливаясь слезами я выбрался на площадку второго, растирая слезы и сопли по горящей огнем роже, поминутно корчась в спазмах кашля, рискуя выплюнуть легкие, я лез дальше на безопасный третий.

С третьего я как безумный, ломая ногти продолжал карабкаться по осыпям кирпичей на четвертый, под открытое небо, бо ощущения у меня были, что альвеолы легких у меня схлопнулись, как упаковочная пленка с "пупырышками", кто-то злой и смертоносный, перехлопал их своими пальцами, а я теперь должен дышать неподвижно висящими тряпочками. Секрета в произошедшем для меня не было, я воробей стрелянный, меня атаковал хлор. Из моей башки совсем вылетело, что севернее, меня и повыше слегка, стоял химкомбинат, не так уж чтоб очень большой, но порядочный. Именно с него орали вчера, видимо сирены, которые я слышал даже через контузию - предупреждающие о утечке газа, у них источники автономные питания, так что пока аккумуляторы не сели они и орали. Поэтому вокруг меня и тишина, я в зараженной зоне и никому сюда хода нет и мне нет хода отсюда. Ебаный ты в рот, вот это вот попадос. Спустился обратно на третий, отлежавшись с полчаса. Прополоскал рот поостывшим "чаем", но выплюнуть не решился, точнее пожадничал, проглотил. Чуток промыл глаза и опять наверх. Обмакнул в чай палец и выставил за кромку. Палец высок равномерно. Полный, бл**ь, п***ец, он же штиль. Сидеть мне тут, похоже, до морковкиного заговения и если без жрачки еще туда-сюда, я чувак упитанный, неделю могу на воде прожигать запасы, если не очень много двигаться, то с водой дело обстояло похуже, не думаю, что три оставшихся мне этажа башни снабдят меня ей.

 

Тут, однако, опять мне повезло. Разглядывая и обшаривая в последствии 2-й этаж я наткнулся на металлическое корыто с засохшим раствором на дне, не иначе собственность строителей, которые подогрели меня вторячками, дай им Аллах здоровьичка, которое до верха было заполнено речной водой. От сердца малость отлегло. Остаток дня я провел поминутно высовывая палец в надежде на ветер и выковыривая остатки деревянного бревна перекрытия, ночью захочется костра, а палет не так много и они быстро горят, в процессе всего этого меня поминутно бросало то в жар, то в холод и постоянно звало поблевать. Роскошь для меня непозволительная, так что я опять распаковал "киндер" и забил себе трубочку противорвотного и успокаивающего для ЦНС. И присел расслабленно у стенки в углу, освещенном теплым весенним солнцем. Ночь провел в тех же условиях, под тем же брезентом, расстелив его так, чтобы воду, которая сядет утром, было легче собирать. Прежде чем заснуть, пытался вспомнить "Отче Наш": Отче Наш, иже еси на небесех... Как же там, бл**ь, дальше? Ой, Господи, прости за "бл**ь", я это нечаянно. Да святится имя Твое, да придет Царствие Твое, да будет воля Твоя, на небесах и на земле, хлеб наш насущный даждь... Или дай? Дай мне, Господи, хлеба насущного, короче, пожалуйста, и прости мне грехи. И тот тоже, что я молитвы, бл**ь, не знаю толком. И "бл**ь" эту тоже прости, я случайно. Аминь.


3 серия

  Показать содержимое

И первым делом, как проснулся, конечно-же дунул, с грустью осознав, что ресурсы "киндера" не безграничны и что в самое ближайшее время я сосну. На нервяках голод почти не мучил, а ловко сварганенный в очередной раз "говночай" даже приободрил.

В ходе разведки с четвертого этажа я выяснил, что ночью прошел дождик, что могло снизить концентрацию газа на поверхности. Над Центром дым развеяло и на мой взгляд, очертания города особо-то и не изменились. В зараженную зону по прежнему никого не тянуло. Улица была пустынна. Из приятных новостей определился легкий ветерок в сторону разлившейся речки.

Вдобавок ко мне в полной мере вернулся нюх и я ощутил весь букет запахов. Воняло слегка хлоркой, как в вокзальном туалете, тащило со стороны больницы гарью. Сидя на осыпи кирпича я рассудил, что двигать надо в сторону дома, там хоть притарится можно ганджубасом, пожрать и напиться вдоволь. Выстрелов и взрывов не слышно, хлорный туман вроде пропал, сбитый дождем. Можно попробовать рискнуть.

Сунулся было по лестнице с третьего на второй, но сразу оставил эту затею, концентрация в помещении была слишком велика, уже получившие свое вчера глаза защипало еще на краю площадки, а в нос прямо садило острой бритвой.

Вытащил в окно третьего один из пожарных рукавов, которые раньше сушились в пролете башни. Один конец завален обломками, второй почти до земли, ну, может, полметра не доставал. Стащил трусы, рассудив, что без трусов жить можно, а вот футболку, куртку и джинсы лучше поберечь и сварганил из них двойную повязку на нос и рот. Между слоями проложил лепешку из кирпичной крошки, как можно мельче, сорбент, ясен пень, никакой, но воду держит хорошо. Чем защитить глаза так и не придумал, решил прихватить с собой бутылку с чаем, если что пытаться промыть. План был простой: высадить окно в пожарке и раздобыть противогаз. Понятное дело что дежурная команда уехала по вызовам, когда все начало взрываться, но там обязательно должны быть запасные. А там - скатертью дорога, по лужам только не шлепать, главное, еще нам кислотных ожогов не хватало.

Намочил повязку еще раз, что аж по бороде потекло, спустился по стеночке, глаза щипало, но терпимо, фильтр импровизированный тоже справлялся, в кашле меня не корчило. Завернулся в заранее скинутый сверху брезент. Ворота закрыты, к входу далеко, вдоль гаража, ну его нахер. Доской почистил проем от остатков стекла и залез в окно. В помещении концентрация газа повысилась, но сквозняки из разбитых окон уже слегка проветрили. Это была комната отдыха, телик, стол для пинг-понга. Так, дверь, коридор, бл**ь, смочить повязку надо, в горле и пищеводе стало подпекать слегка.

Опять повезло. Коридор вывел меня в помещение с допотопными компами и столами, которые вода смела в кучу, где, видимо, сидели инспектора. Как и всякие околовоенные организации, пожарные свято чтут заветы почившей гражданской обороны, благодаря регулярной дрочке проверяющими, и - вот он, висит на намертво вколоченном гвозде, грязный и мокрый ГП-5! Трясущиеся ручонки теребят пуговицу, номер на маске? Тройка! В самый, дункель, раз. Коробка? Потряс, не пересыпается наполнитель, по весу тоже, вроде подходящая, накручиваем, глубокий вдох, повязку долой, пальчиками расправляем маску, выдох.

А со вздохом, что-то не заладилось. Идиот, бл**ь! Пробку из коробки не достал. А-а-а... Какой кайф!

Нацепил сумку и по коридору, так, что тут? Столовка, холодильник, бутылка пепси, йобаный ты-ж в рот, аж кончил от счастья. Наружу, скорей, вьебать божественного нектара! По дороге назад заинтересовался надписью на двери "Сушилка". Раздобыл там брезентовый плащ и бахилы, с удовольствием в них влез. Но старый брезент не бросил, скатал его навроде плащ-палатки, через плечо. Поискал перчатки и нашел пару хозяйственных, черной резины. Теперь текущий уровень заражения местности мне был не страшен. В принципе, не страшен был даже вчерашний.

Выбравшись из пожарки, я несколько раз, задрав слегка противогаз и стоя на сквознячке, приложился к бутылке. Чудесная жидкость проникла в меня, как амброзия, в вены устремился поток несущей силу и бодрость глюкозы и в душе моей ангелы пели осанну компании "Пепсико".

Курнуть бы еще, эх. А что нам мешает? Небольшая прогулочка до третьего этажа моей любимой башни, там дунуть, попить чайку, попить пепси, потусить до вечера, а как стемнеет выбираться из зараженной зоны в сторону дома, по дороге разнюхивая, что вообще происходит.

Грязь после речки подсохла, так что я уже не разъезжался как корова. Да плюс еще ребристые подошвы бахил двали дополнительное сцепление. Адреналин схлынул и в тот же момент желудок просто свело голодным спазмом. Да так, что я охнул и слегка присел. Спорить со своим организмом не стал и решил еще малехо погеройствовать, сделать вылазку от пожарки по разрушенной улице, в третьем доме был магазинчик продуктовый, мужики, лежавшие в больнице вечно туда гонцов за бухлом засылали.

Полез палисадами, очкуя двинуть по открытой улице, но уткнулся в пробку мусора, устроенную речкой, когда она уходила отсюда. Куча выглядела крайне неприятно, особенно чья-то бурая от химических ожогов и раздутая от воды рука, торчащая из нее. Лезть через нее не улыбалось, так что я просто залез в окно первого этажа уцелевшей комнаты и решил похабарить по-маленькому, а не лезть к продуктовому. Раздобыл добрый кухарь, уже заржавевший от соляной кислоты, в которую превратился хлор растворившись в воде, такие клепали и калили самостоятельно на механическом, он тут рядом и раструсил холодильник, криво застрявший в дверях на фасолевую консерву, банку сайры и вакуумную упаковку бекона. В заключение, ковырнув бахилой кучу грязи у выхода, я был вознагражден пузырем шампанского. Радостно вылез обратно и зашлепал в сторону башни.

Но входе меня ждал пассажир. Его водой видать принесло, до зацепился за ивняк, который рос со стороны входа, противоположную той, с которой я слезал. Пиланул кухарем по развилке сука и тело мешком шлепнулось на землю. Надо бы веки, что-ли закрыть, - подумалось, и сразу - да какие, нах**, веки, все сожго, вместе с глазами. Буркнул только: "Прости, братиш, не до тебя щас" и двинул по лестнице.

Какой-же невероятный кайф просто жевать, чавкая, запивая, проглатывать. Чувствовать, как приятная тяжесть появляется в желудке, как в бекон брызжет соком во рту раздавленный зубами. Как бьет в нос смешливая шампуньская отрыжка и радоваться, радоваться не переставая. Идиотская, ничем не обоснованная радость и оптимизм.

В киндере на трубочку. На улице сходят на нет сумерки. Приколачиваю, ух ты, аж с горочкой. Вот всегда так, вроде смотришь в киндер, а там, ну горсточка, а там на пару трубок. Держу сколько могу, второй, третий, четвертым прожигаю трубку, пока не начинает жечь пальцы, смола внутри кипит и горчит у меня на губах. "Бээнч-бэээнч" - по педали акселератора внутри. Поехали.

Луны нету или за тучами. Прижимаясь к остаткам домов, где можно, двигаюсь по улице, к Московской площади, там потом будет старая застройка и овраг речки Молотилки. Если не соваться на мост, то оврагом можно выйти к пекарне и военной авторемонтной части, вот уже как двадцать лет служащей складами коммерсам всяких мастей. По забору и я уже в своем районе, если он еще есть, конечно. Ну, а там три минуты и я в дамках. Ключи не посеял, хлопнул по карману куртки, для проверки.

Глаза привыкли к сгущающейся темноте и я вполне ориентировался, несмотря на стекла маски. И тут я понял, что везение мне изменило. На моем пути высилась сплошная баррикада из мусора, обломков, кузовов автомобилей, трупов людей и животных, которая обозначала место, куда дошла вода, во время незапланированного сброса шлюзов. Все это месиво парило в ночном воздухе кислотным туманом.

х*ли делать, полез, в обозримом пространстве обхода не было видно, а идти к больнице смысла не было, если оттуда прилетела такая взрывная волна, то делать там определенно нех**. Пару раз оскальзывался, больно ударяясь, чуть не сблевал, столкнувшись нос к носу в очередным "аппетитным" пассажиром или пассажиркой. Хер теперь разберешь, но перелез. Спускался ногами вперед и обрадованно увидел перед собой вместо мертвой зоны, вполне мирный городской пейзаж, за вычетом отсутствия электричества и полной пустынности в виде живых существ. Противогаз не стягивал, двинул огородами в сторону оврага. Сижу, сифоню легкими, дыхание восстанавливаю, зае**лся - нет слов. Не, думаю, куда там нах** на ночь глядя, надо где-нибудь.... Решил двинуть все-таки по оврагу, пусть там и хлора еще дох**, но мне не страшно, зато никто меня там не попалит, очень надеюсь. Прошел километра полтора, вот тут надо наверх, к гаражам, а там вот СНТ на горке. На горке? Хлора нету значит, вода не дошла, туда и пойдем, утром осмотримся.

 

Во - дачка, прям у оврага, голубятня заброшенная, сарайка. Окна за ставнями, значит не открывали еще сезон. Поддел кухарем филенку, да и отодрал, залез на четвереньках внутрь. Прошлепал к пружинной кровати и как есть упал, стянул только противогаз. Запах хлора ощущался очень отдаленно, скорее всего это я сам и вонял. Раздеваться не стал, положил маску рядом, хлебнул глоток из бутылки пепси. Вырубился моментально, лишь позволив себе расслабится.


4 серия

  Показать содержимое

Приснится же всякое... Удушье, гашик в фольге. Сто лет уже, как гровить начал, не катал плюх. А своего сделать так и не удосужился, все как-то бошки предпочитаю. Бошки-бошки-бошки, а бошки-то у нас - тю-тю.

В щели кое-как сколоченных ставень было видно, что уже рассвело и заросли. Лежа спать намного удобнее, - подумалось, а еще подумалось о банке из под датского печенья. Она прямо материализовалась передо мной, вот, открывается крышка и желто-зеленое, плотное содержимое обволакивает чарующим ароматом цитруса и увядших цветов.

Мираж схлопнулся, как мыльный пузырь. А ну-ка, что тут у нас? Кухонька, плитку с баллоном забрали на зиму. А вот пепельницу хозяин поленился выкинуть, пяток чинарей "Тройки" прихотливо извивались на щербатом блюдце. Вот спасибки-то!

Пока я отрывал кусок от приготовленной хозяевами на растопку газеты, пока острым кончиком кухаря выскре**л на него бортик киндера, пока трамбовал в трубочке щепоть табаку и засыпал сверху кропалек с газетки, подумалось, наконец, о жене. Как она там? Что делать-то теперь? До Ливен 600 верст, ладно, подумаем попозже. А немец? А сестры? А остальные?

Еще щепоть сверху табачного горбыля, чтоб открытым огнем не сожгло ценный продукт. Если что, еще крышечку киндера можно будет поскоблить, но это уже края. Опять замаячила коробка, красная, с-сука, такая, а на ней такие датчане на старинных автомобилях на пикнике зимой, в снежки играют. Пальцем прижал и приготовившись к табачному горлодеру втянул всю понюшку за раз. Как будто рой развеселых ос забрался мне внутрь, но им там не понравилось и они ломанулись наружу. Х** там. Держал, пока последняя оса не перестала дрыгаться и только после этого выдохнул. Да, ничего, в общем и не выдохнул. Веселый лягушонок оседлал внутри "Урал" без глушаков и выкрутил ручку до упора: "Трендень-день-день!". Ноги подкосились и я жопой сел на старенький кухонный столик, тот аж затрещал.

Подождав, пока пройдет и схлынет большая волна, с улыбкой Гуимплена вернулся в комнату, собрал противогаз в сумку, бо никаких неприятных запахов я не ощущал.

Перло так, что хотелось скакать и прыгать, но я только лыбился. Со стороны, небось, идиот - идиотом. Допил остатки пепси из бутылки, газиков уже не было, но медовая сладость смыла дохлых ос и пролилась благодатным дождем в желудок, который начал возникать на тему пожрать.

На карачках во вчерашний пролом, потом бегом по тропинке между линией заборов, теперь еще раз в горочку и будет видно мой дом. Если ему п***ец... Банка сразу стала гибнуть в огне, содержимое разлеталось от удара обломком бетона, многотонная осыпь строительного мусора, бывшего когда-то моим домом, прятала банку как клад, на многие века. Паранойя билась в моем сердце как раненная птица.

Дом стоял. Да и район, насколько хватало глаз, не изменился. Вылез я возле здания кожвендиспансера, которое соседствовало заборами с СНТ. Детали полезли в глаза. Девятка моя лишилась всех окон, что было понятно, и дала здоровую трещину в районе третьего подъезда. Верхние этажи, до пятого примерно, зияли провалами и развивалось на ветру разное тряпье и лохмотья, правая сторона второго подъезда была черной от копоти, остатки пожара еще кое-где дымили. Сгорело пару домов и на Профсоюзной, что шла параллельно бульвару Победы. На улицах валялись горы мусора и всякого барахла, вперемешку с огромным количеством битого стекла. Однако, почти все окна в не пострадавших пятиэтажках уже были завешены одеялами, а у особо предприимчивых - заложены мешками с песком и узлами с тряпьем. Удалось заметить и сограждан, группа мужчин мелькнула в районе "стекляшки", ну, это понятно, алко-марадеры бомбят по беспределу рыгаловку. Женщина потянула куда-то узел, покряхтывая от усилий. Из распахнутых ворот войсковой части выскочила груженая "Газель" и дымя синим поехала по бульвару, в сторону выезда из города, к Московскому шоссе. Все были заняты своим делом и я вылез из укрытия. Неспешно и цивильно, как и положено уважающему себя и уважаемому остальными жителями района человеку, я шествовал к своему подъезду. На дороге были две пятиэтажки, из торцевого окна одной, в откинутый край одеяла меня осмотрели внимательные глаза. Без комментариев.

Возле второй я столкнулся с нашей, районной, синеносой бандой. Неубиваемые дунканы маклады, бл**ь. Война, разруха, химическое заражение местности, все до п**ды. Утро - они на лавочке у пятиэтажки.

Для синяков наших я, конечно, не отец родной, но и не жлоб, который их за людей не держит. Под настроение могу и денежку дать, на гашение труб, хуля, я чего, не бухал никогда? То, что я не стал одним из них, лишь случайный перещелк стрелки на колее моей жизни. Все шансы на вступление в клуб я имел. Если бы не маришка и ее веселый лягушонок, я б сейчас вместе с ними беззаботно бы хлестал конину и рассуждал-бы. Конечно-же о смысле жизни.

- Здарово, выздоравливающие! - Крикнул я им с намеком на лечебные процедуры, проводимые ими.

- Дарова, Николаич! Не желаешь? Кон-и-и-ина! - уважительно протянул последнее слово сосед по подъезду Чибис, остальные что-то тоже мне невнятное сказали, дескать, давай и ты с нами.

- Благодарствую честной кампании, - махнул рукой и двинул к углу пятиэтажки, чтобы глянуть на свои окна и успокоится, что все не погибло в пламени. Все-то, что только вот было вынуто, покрытое инеем из морозилки, после месячного пребывания, в красной, датской, бл**ь, коробке.

- Смотри, Николаич, - Чибис хрипло заржал, - судя по прогнозам конины теперь не скоро дождемся, так что лови момент! Верно, мужики? Мужики так же невнятно согласились с оратором и вернулись к своим делам.

Следов пожара не было на моих окнах, но они были завешены моими одеялами и задвинуты моей-же, с-сука, мебелью! Или вернулся кто-то из моих, что мало вероятно в условиях текущей реальности, либо кто-то, бл**ь такая, уже вписался в мою хату, пользуясь отлучкой хозяина.

Как же меня взъе*ло, это что-то. Я прям, бл**ь, чуть зубы не искрошил. Спустил рукав плаща, спрятал в нем кухарь, равномерно сжимая и отпуская рукоятку и так же гуляя желваками. Магнитный замок на подъезде лишенный электричества не работал, ясен пень, я по лестнице, кухарь уже в боевом положении, ярость, ярость за то, что кто-то вошел в мою квартиру и он сейчас будет об этом жалеть.

А сам-то, не пожалеешь? - Голос разума был задушен жаждой любой ценой вернуть себе жилплощадь, а на самом деле - банку, с е**ть их в рот, развлекающимися датчанами на крышке. Пох** было на жилплощадь, если честно, чувствую, что свободных квартир нынче дох** будет, въезжай без ордера.

На первом из-за двери крыла высунулась крысиная мордочка соседки, бабы Клавы, но пулей скрылась обратно, не желая быть наказанной за излишнее любопытство, а я взлетел по лестнице на второй, по крылу, а вот и дверь.

Дверь как положено в России - металл с двух сторон по четверке, внутри засыпка базальтовая, держит гранатометный выстрел. Вроде без повреждений, хм... Ключи от моей хаты были только у меня, родных и... Правильно! Ключи были у Немца, потому как он знал, где спрятан ключ на всякий аварийный. Так что я вставил ключ и повернул нужное количество оборотов. Ригели, приятно клацнув, ушли в пазы и врата пещеры Алладина, с сокровищами пахнущими цитрусами открылись передо мной.

Я зашел и на автомате клацнул выключателем в коридоре. Идиот, а? Ничего не изменилось с момента, как я вышел из квартиры на прогулку, кроме жирных лепков грязи, которые вели из коридора в мою комнату.

Облепленные глиной кроссовки валялись при входе, а на разложенном диване, похрапывая, расположился мой любимый, совершенно целый и невредимый кореш Немец. На табуретке рядом виднелись остатки его вчерашнего ужина и пустой пузырь с под вискаря. Банка с вожделением стояла рядом.

- Не-мец, Не-е-мец, - тихонько позвал я приятеля от дверей.

Тот тут же продрал глаза, быстро сел на кровати, схватил за горлышко бутылку, х**нул ее об спинку кровати и выставил перед собой получившуюся "розочку":

- Не тронь меня, не тронь! Я мертвецов никогда не обижал. Я их всегда любил, все, что мог, для них делал. Ступай обратно в реку, откуда пришел, оставь в покое старика Немца, он с тобой всегда дружил!

Я врубился, что в уделанном всеми видами дерьмища, брезентовом плаще, красной от контакта с хлором и грязной от контакта с грязью мордой, да еще и с заржавевшим кухарем в руке, выгляжу ну натурально как ходячий мертвяк и меня от этого порвало в тряпки. Я выпустил кухарь, и заходясь в беззвучном хохоте начал сползать по стене на пол, из воспаленных глаз по обожженным щекам пекли жгучие слезы, в горле что-то клекотало, но я не мог остановить безумный хохот, который рвался из меня.

Немец осмелев приблизился и заинтересованно выставив вперед "розочку" уставился на меня, ожидая дальнейших действий от восставшего из могилы приятеля.

- Я живой, с-сука, зае**л.., - едва смог выдавить из себя я, после чего полез в карман штанов и достал трубочку. Протягиваю ему и в перерыве между приступами ржача, почти молитвенно прошу: "Старый, забей, там в банке..." И опять в спазме скрутило меня. Не могу остановиться и все тут.

Немец после этого мне поверил и чуть не прикончил меня в объятиях, говоря, что кому поминки справили, а он живой, тот сто лет проживет, стопудово. Сунул мне в руки уже дымящуюся трубочку, плюхнулся рядом, глядя на меня глазами увидевшего чудо. А я наслаждался его обществом, ароматным дымом и своим невероятным везением. Оно, конечно, не знаю, как дальше будет, но сейчас вот - очень неплохо, слава тебе, Господи.


5 серия

  Показать содержимое

Немец был умничкой, пока вода была в трубах слил все в закупоренную ванную. Так что я вполне себе помылся, с мылом, с мочалкой, с шампунем. Понятное дело, не с такими кайфами как раньше под душем, но все же. Желтые пятна химических ожогов на шее, коже лица и руках смазал бепантеном.

Во время этого немец рассказал мне, что он был в районе, когда нас начали бомбить.

- Представляешь, - говорил он, - весь элеватор хлебокомбината разьебашило на моих глазах в мелкую пыль, минут сорок на меня что-то сыпалось. Автобус мой перевернуло, так там и валяется.

- А дома-то был?

- Сгорела моя хрущеба, я когда добрался, уже перекрытия рушились, а к тебе я, потому что думал, что ты уже, ну... этого... того, то есть.

- Да не парься, правильно сделал. А глобально-то, что произошло, не в курсе? В чем, так сказать, соль п***еца?

- Не знаю, х**ня какая-то твориться. Ментов не видно, войсковые части расх**чены, больнице п***ец, шлюзам п***ец, химическому тоже п***ец. На востоке еще что-то рвалось, дня два грохотало. Народ сидит тихонечко по норам, артобстрела так пересрали. В пойму речки не сунешься, глаза уже у оврага щипать начинает от какой-то дряни, что с химического натекла...

- Хлор, - машинально вставил я, - а на востоке горели артсклады.

Но договорить нам не дали. Во дворе вспыхнула перебранка. Сквозь щелястые баррикады на окнах отчетливо доносились звуки развивающегося конфликта, сторонами которого, судя по голосам, выступала стая местных "Джузеппе - сизый нос" и предъявляющих им за разграбленную стекляшку азербайджанских хозяев.

Драки, однако, не случилось. Загрохотали выстрелы ружей и с улицы понеслись истошные крики раненых и многоязычный мат. Внезапно грохот начался в коридоре, кто-то тяжело ломился по лестнице, матюкаясь и сыпя проклятиями, влетел в мое крыло и возился там, подвывая на высокой ноте.

Не в силах справиться с любопытством я прильнул к дверному глазку и увидел подвыпившего Чибиса, который, наконец, смог открыть дверь своей хаты и уже собирался было за ней скрыться, но предъява в виде бородатого кавказца с вертикалкой успела раньше. Грохнуло и я отвалился от глазка, бо по двери замолотило рекошетирующим свинцом. Вой усилился до нечеловеческого, полного страдания визга, но грохот второго ствола его оборвал.

Я вернулся на наблюдательный пункт.

Из-за приоткрытой двери торчали подергивающиеся ноги Чибиса в сандалиях на грязные носки и было видно бородача, который собирался уже свалить.

А тут открылась дверь соседнего крыла и бравый сосед - гаишник-толстопуз отстрелил ему с ПМ-а всю заднюю часть чердака. Кто-то с нерусскими криками ломанулся вниз по лестнице, не иначе страховочка подстреленного джигита. Мент не целясь шмальнул в сторону лестничного пролета еще раз, но, видать, не попал. Убитый лежал навзничь, щедро раскинув мозгами, а гайсон цапнул с него патронташ, профессионально обшмонал и закинув вертикалочку на плечо, спокойно скрылся в своем крыле. Ходу теперь через подъезд не было, бо скоро начнется поквартирный обход родственниками усопшего, дабы найти свидетелей и виноватых.

- Немец, рюкзак вот мой, давай сюда все, что найдешь из жратвы, быстро. Скоро тут все сгорит нахер, - с этими словами я схватил большую коробку с "аптекой" и опрокинул ее в расшиперенный рюкзак. Сверху Немец выгрузил несколько банок консервы, колбасу, упаковку бичпакетов и пару бутылок вискаря.

- Это я вчера, помянуть тебя прихватил, а вот только одну осилил, - лыбился Немец, пока я стравливал с лоджии пару связанных между собой простыней. Сверху положили обмотанную скотчем коробку с датчанами. Похоже вход и выход через окно теперь становятся модным трендом. Обрядившись в свои замызганные, брезентовые доспехи и перекинув через плечо противогаз, съехал первым, принял от Немца тяжеленький рюкзак и дождался пока слезет он. Без разговоров, в тени стенки дома, двинули вдоль, миновали сгоревший подъезд и остановились под крышей возле входа в подвал.

- Куда теперь, Николаич?

- В СНТ. Я там присмотрел одну нору. Там переночуем, а завтра пойдем к реке, искать переправу на другой берег, на мою дачу. Там все, в погребе запасы, скважина с водой, генератор, душ, сортир, печка, дрова, все дела, короче.

- Ты ебнулся, походу, от переживаний. Ты-ж сам с той стороны не далее как сегодня приполз чуть живой от этого, как его, хлора...

- Не ссы, не так страшен черт, как его малюют. Я ночью до пожарки схожу, принесу тебе такой же балахон и противогаз, в такой экипировке нам хлор похую будет. А все остальные по нашим следам зато - х** сунутся. Хотя я тебя не неволю, ты сам решай. Я, если Бог даст, двину на юг, в направлении Ливен, у меня жена там, у брата гостит. А чтоб на юг, один х** надо речку форсировать.

- Во, *ля, ты гонишь! Я с тобой, короче, ты, короче, фартовый, судя по всему, вона как вертишься, не хуже ужа намыленного. А раз твоя в Ливнах, то пошли на Ливны, мне до п**ды, родня вся в Германии, одному мне тут делать нех**. Вот только, что-то с хлором я очкую.

- Не ссы, - повторился я, - дело проверенное, нех** было спать на лекциях по гражданской обороне.

Расположились в уже знакомом мне домишке, заварили чайку с сахарком, а кое-кто, так даже и с медком, Немец мед не жрет, не нравится ему, видите-ли. Над моим районом в сгущающихся сумерках плясало зарево пожара и слышны были одиночные выстрелы. Хоть было не видно, я чувствовал, что горит огнем вся моя прошлая жизнь, компьютер и диван, телик, кресло мое горит и холодильник, лопается хромировка на финской, бл**ь, сантехнике "Гроне". В шкафу, в коробке из под монпасье чернеют и корчатся отложенные на отпуск рубли. Может надо было взять...

Немец плюхнулся рядом:

- На-ка, держи, - протягивает мне трубас с плотно примятым, ароматным содержимым. Чиркаю зажигалкой и с наслаждением затягиваюсь. Передаю Немцу и так пару раз. Лягушонок четко бдит на посту, только напас в организм, он сразу на мотоцикл: "Трям-дам-дам, тыц-тыц!" и под его выселые "тыц-тыц", я напяливаю противогаз и лезу вниз по склону оврага. Знакомая дорога через баррикаду до пожарки и обратно заняла не больше часа. Немцу достался брезентовый комбинезон, прорезиненный плащ и перчатки, плюс брат-близнец моего ГП-5, который я не сразу смог отыскать в темноте. Выручила неисправная пожарная машина, стоявшая в боксе, в ее потрохах нашлось все необходимое.

Сил на еще один марш-бросок у меня уже не было и мы решили отложить поход к реке до утра, все равно на нашем пути нет ни одной живой души, можно и не прятаться особо.

Пока я отдыхал, деятельный немец обнаружил заныканный, еще советский радиоприемник ВЭФ-202 и присоединенный к нему проводами старенький, автомобильный аккумулятор. Щелчок и из динамика громко зашипело.

- Во, *ля, на УКВ нету них**, - прокомментировал Немец, - один только треск.

- На КВ крути ручку, там "вражьи голоса" должны быть, всякие "Голос Америки", да "Немецкая Волна", - хохотнул я.

Немец послушно начал вертеть рукоятку сначала на 25 метров, потом на 31 и 41 метрах, но ловились только китайцы в невероятном количестве и какие-то неопознанные станции на х** проссышь каких языках. На 49 метрах послышалась русская речь, кто-то зажигательно выступал, мы превратились в слух, матерясь на заряды помех, которые мешали слушать.

Ситуация представлялась такой. После окончания президентских выборов, в стране созрела военная хунта, которая была крайне недовольна политикой нового-старого президента, на тему борьбы с коррупцией, которую он конкретно прижал. Пару дней тому они подняли вооруженный мятеж с целью военного переворота. Несколько центральных военных округов оказались охвачены мятежом, но пошло не все гладко. Восточнее хунту никто из командования не поддержал, флот остался верен присяге и ушел на восточные базы, тем самым гарантируя отсутствие ядерного шантажа со стороны взявших Кремль, бо капитан лодки может и единовластно шмальнуть, если что. Да и в мятежных округах не все легли под новых Пиночетов, многие полки и даже более крупные подразделения с боями шли на соединение с верными власти войсками. Президент ускользнул из Кремля и с помощью верных людей был эвакуирован на восток, где встал во главе сохранивших лояльность частей. Мятежной хунтой в Москве была провозглашена независимая Республика Московия, которую тут же признало практически все мировое, демократическое сообщество. В ответ бежавший Президент возложил на себя миссию по зачистке иуд и сменил Российскую Федерацию на Российскую Империю, скинув, наконец, в помойку власовский триколор и подняв черно-желто-белое знамя. Страна и армия поделились на два фронта и пока мы тут решали наши насущные вопросы, вела нешуточную гражданскую войну. Президент Московии запросил военной поддержки у НАТО и понятное дело получил ее, но использовать против имперцев немирный атом отказалось и НАТО, бо Император с востока пригрозил привести в действие "Мертвую руку", которую 10 лет искали американцы в горах Афгана, да так и не отыскали, плюс дать залп с ракетоносцев, которые по его приказу ушли в состояние полной невидимости. Линия фронта и кровопролитных боев стабилизировалась на линии Вологда - Нижний - Самара, а через западные границы бывшей Федерации в страну входили немцы, итальянцы, французы, короче вся демократическая Европа.

- Это нас как югославов, да? - мрачновато спросил Немец, - точечными ударами?

- Не, Немец, никто нас не бомбил. Просто, скорее всего, комендант нашего гарнизона не поддержал мятеж и оказался во вражеском окружении мятежных частей. Драпая на восток он загрузил все имеющиеся в его распоряжении транспортные средства оружием, боеприпасами и шамовкой, а все остальное подорвал нах**, во исполнение мобилизационного плана. Чтоб них** не досталось врагам. Помнишь, как в последний день все улицы были забиты военными колоннами? А теперь вспомни, что взлетело на воздух? Правильно, все, что было подотчетно воякам.

- А больницу нах**? Там же не было никаких военных, госпиталь военный-то, вона аж где, в Подольске!

- А больницу и не рвали. Рвали аптечные склады, серые такие пакгаузы за больницей, помнишь? А больничка легла под раздачу.

- И чо делать теперь?

- Них** не делать, выживать. А конкретно сейчас, я - спать, а ты карауль и слушай радио, пока работает, через пару часов поменяемся. Утром будем уходить через зараженную зону к реке, искать дорогу на тот берег, в городе сейчас неспокойно будет, народ наконец прорубил, что власти нету, щас начнется: "режь, убивай, еби гусей!" А мы пока уйдем на север, тьфу, то есть на юг. И там переждем, Бог даст.

Ебаны ты ж в рот, - думалось мне, когда я лежал на знакомой койке, - какие же они все, ссука, п**орасы, гнойные залупы и ебаные вафлеры. С этой сакраментальной мыслью в голове я и вырубился, сморенный усталостью.


6 серия

  Показать содержимое

- Николаич, Николаич, вставай, утро уже, - расталкивал меня Немец, а я со сна ошалело таращил глаза.

- Какое утро? Ты всю ночь, что ли, просидел?

Чем замечателен Немец, он не врет, как основная масса людей, бессмысленно:

- Я это, - он смутился, - угрелся под брезентом, да и прокимарил всю ночь. Проснулся, когда мне на морду роса легла.

- Эх, Немец, Немец, знаешь что за такое в армии делают? Трибунал, бл**ь. Ну да ладно, давай консерву захаваем какую и двинем.

- А я уже чаю вскипятил, - реабилитировался любитель сна на посту.

Мы ели сайру с черным хлебом и запивали все это обжигающим чаем из пластиковых стаканчиков, в изобилии водившихся на дачке.

- Надо бы дунуть на ход ноги, - сказал я, охлопывая свое одеяние на тему трубки.

- У меня твоя трубка, - достал ее из кармана Немец, - вчера я зашоферил.

Один угол коробки, по сравнению с основной массой плотной, буро-зеленоватой, масляной радости, сиротливо провалился, обнажив серебристый бок банки. Да, уж, на нервяках мы палили ганджу как паровозы. Меня даже прям посетил приступ неиллюзорной жадности, когда Немец запустил свои грязные пальцы, вороша содержимое и кромсая ногтями податливые бошечки. Так и подмывало прям заорать:

- Ты не ох**л-ли!? Куда столько гребешь?

Но я вовремя мысленно отхлестал себя по щекам. Жабить ганджа для друзей, даже в мыслях - преступление. Х** с ним, кривая как-нибудь выведет. Если дача цела, то там целый немецкий противогазный бак дубаса, на черный день. И семки на даче есть, приличный такой мешочек. И опять-таки, благодаря Немцу, точнее его безалаберности. Если бы он не проебывал-бы периодически гермиков в боксе, семян бы х** было. Но еще открыт вопрос, а сохранилась-ли дача вообще. Хотя она на высоком месте, даже в самые серьезные разливы реки вода не подходила близко, да и деревня рядом. В старину знали где селиться и шлюзов тогда не было никаких. В общем, поводы для оптимизма имелись.

Немец, тараща глаза в напряжении от пойманного легкими дыма, протянул мне дымящуюся трубочку. Глянул в стаканчик, там как раз чая на пару глотков. Отставил в сторону, запить потом и подсасывая уголками рта воздух стал втягивать в себя сизый дымок, кучеряшками слетавший с латунного мундштучка. Вместе с сайрой, которая отдавала жиры, белки и углеводы моему желудку, давая силы телу, через альвиолы моих легких в кровь пошли вещества, отряхивающие от пепла свалившихся на голову бед мою душу.

Всегда готовая к путешествиям лягушка завела свою шарманку и приободрившись, мы двинули в путь. Оврагом, потом через завал. Лезть через баррикаду днем оказалось труднее чем ночью, что самое интересное.

Да и пох**. Волшебные слова, заменяющие тысячи слов, таких как "крепись", "мужайся", "потерпи" и многие другие. Вот только что содрогнулся от ужаса, а через секунду уже пох**. Перелезли на ту сторону и двинули к пожарке.

Залезли на четвертый и оттуда рассматривали картину перед нами. У меня прям приступ случился ностальгии, словно я не позавчера выбрался отсюда, а минимум пару лет тому. Ощущение времени, это вообще странная штука. Воды было не видно, как я и предполагал.

Шли бывшей улицей, дома на которой смело бурной волной. Только кучи мусора, навроде курганов с торчащими в разные стороны кусками арматуры и прочего лома. Встречались и уцелевшие коробки, но обыскивать их оказалось бесполезным делом, да и не простым, учитывая, что противогаз снимать нельзя. Либо они были набиты илом и грязью, либо были чисто вымыты речкой, забравшей окна, двери, содержимое и жителей. Так что от идеи прихабарить что-нибудь по дороге пришлось расстаться.

Добрались до места, где раньше была лодочная станция, где стоял мой облезлый "Крым-М" когда-то. Естественно, все уплыло, но уровень реки упал даже ниже этого места, оставив на прежнем уровне зубастую кромку прибрежного льда, еще не растопленную весенним солнцем.

Наша дорога лежала за излучину, откуда было бы видно автомобильный и железнодорожный мосты. Мосты были основательные, автомобильный бетонный, а для паровозов, тот был железный, пролетами такими ажурными. Вот бы хоть один устоял....

Шлепать по жидкой грязи и дышать в противогазе, каламбур-с, бл**ь - крайне утомительное занятие, это вам любой, служивший срочную, расскажет. Вышли за излучину, стоим, легкими хлюпаем. Не устоял ни один. То-ли взорвали, то-ли удар воды был таким сильным. Только быки щербатыми вершинами возвышались над бурным и грязным потоком, в который превратилась речка. В самом узком месте поток был шириной метров тридцать и бесился так, что даже мысли в него не возникало.

Немец вдруг отчаянно начал жестикулировать и бурчать что-то невразумительное в клапан, а потом и вовсе сев на жопу поехал по скользкому склону в сторону речки. Бл**ь, а вот выбираться если что оттуда, будет еще тот геморрой.

Внимание Немца привлек военный "Урал", который был изувечен притащившей его рекой до полной неузнаваемости. Кабина напоминала мятую консервную банку, а дерево бортов было расколочено в такую мелкую щепу, хоть в самый раз на растопку. Картину маслом дополнял красно-желтый, фарватерный бакен, вываливший свою ржавую жопу на остатки рамы грузовика.

Немец жестами и малопонятным бубнежом сообщил мне, наконец, свою идею.

Если принайтоваться к бакену чем-нибудь, хоть вот этим, тут он выдернул из разодранных в клочья остатков тента такелажный трос, то можно столкнуть бакен в поток и на нем, как на корабле, проплыть сотню метров до излучины, где речка поворачивает, где нас, вместе с бакеном, должно было прибить к огромной куче мусора, высившейся сейчас там, на другом берегу, где раньше был городской пляж.

Идея была идиотская донельзя, но, при определенном везении могла прокатить. Плюс в противном случае нам пришлось бы проделать весь обратный путь или оставаться на ночлег в пожарке, посреди зараженной зоны. Да и п**довать х** знает сколько, а легкие уже зае**лись дышать через противогазную банку. А бакен имел такие удобные, прочные, приваренные ручки....

И опять вот, да пох**, говорю, поплыли. Притянув лямки рюкзака как можно крепче, завернул и завязал банку с драгоценными датчанами в подобранный кусок полиэтилена, а для верности, сунул ее за пояс джинсов, втянув живот. Привязались тросом и легонько подтолкнув отчалили на бакене. Он даже под нами и не просел почти. Медленно раскручиваясь в прибрежных водоворотах, бакен пошел на фарватер. Мерзко заскрежетало железо об железо, когда мы на выходе на стремнину миновали затопленную ферму железнодорожного моста, через которую перекатывался грязный поток.

И-и-и-я-х-ха! Как нас закружило! Бакен как ванька-встанька, периодически окунал в воду то меня, то Немца, успевай только дыхание задерживать, чтоб не набузовать в противогаз этой сраной жижи. Вода была ледяная, руки стали неметь практически сразу, а тело стало бить крупной дрожью. Благо путешествие наше заняло всего-то пару-тройку минут.

На нас и наше плавсредство надвигалась здоровая куча мусора собранного и выброшенного центробежной силой из нее на повороте. Бакен утяжеленный нами летел в нее как неуправляемый снаряд. Немец уже ловко орудовал моим кухарем перепиливая трос, словно и не замерзли у него руки, и когда бакен прилетел таки в кучу, нам хватило его энергии, чтоб перескочить на нее и вцепиться во что попало.

От радости я аж завизжал, нам удалось! Но глаза открылись у нас с Немцем одновременно, после чего, мы забыв про усталость и холод с ловкостью обезьян слетели с кучи на грязный песок бывшего пляжа. Куча, намытая рекой, состояла из трупов. Мои руки после прыжка с бакена уцепились в спутанные, грязные от ила, но определенно женские, длинные волосы и от этого моего движения на общей илистой, распухшей массы проступило страшное, с отслаивающимся эпидермисом лицо, с раскрытым в страдальческой гримасе ртом.

Забыв про усталость и с максимальной поспешностью стали мы карабкаться вверх по склону, к стоявшим на взгорке соснам, где уже, теоретически не должно быть хлора. В легких что-то хлюпало, в бахилах тоже, тело колотил озноб, а рожа горела от многочасового ношения маски.

От этого места до дачи было километра три, ну может пять, так что мы решили сделать привал на сквознячке, в сосняке, который не достал даже высокий вал. Даже накатили из горла вискарика, по паре добрых прикладов, во первых антидот к хлору, а во-вторых - заслужили. Курнули еще, ясен пень. На закате выкатилось солнышко и осветило, как мы покатывались со смеху, стравливая ненужный уже адреналин.

К даче вышли уже в ночи. По главной улице не пошли, а вышли к домику со стороны леса. Товарищество выглядело вымершим, ни звука не доносилось в ночной тишине. Тихонько открыв калитку и забрав в укромном месте ключик, мы вошли в домик.

Через час мы сидели возле дышащей жаром печки, в которую я совком подбрасывал уголь и грелись после холодного умывания колодезной водой. Чистая, хоть и старая одежда, а главное, что сухая. Растворяя пакетики "Ринзы" в кипятке, я с горечью вспомнил, что это мягкие пальчики моей заботливо сложили их в коробку, вместе со всякими антипоносными и анальгином. Такая тоска, блин. Не, ссы, Багира, сказал я про себя, обращаясь мысленно к жене, я уже лезу.


7 серия

  Показать содержимое

Купание и прогулка в мокрой одежде не прошли даром нам обоим. Я уже ночью, а Немец ближе к вечеру следующего дня, зашлись кашлем и слезами, глаза ввалились и губы покрылись коркой от жара.

Закидываясь "Арбидолом" я молился, чтобы не воспаление легких. Первые дни еле таскал ноги, не хватало сил притащить ведерко с углем, хоть днем уже грело прилично, а ночью еще было довольно холодно, без печки не поспишь. Почти неделя прошла в горячечном бреду, а силы восстанавливал так еще почти две. Без малого месяц, короче.

А Немец так вообще лежал пластом, лишь изредка шевелясь и выпивая воды поначалу, мне казалось, что большей частью без сознания. Из антибиотиков у меня оставался еще эритромицин, так я его скормил ему, вдруг поможет. И надо же, помогло! Немец пошел на поправку.

Кормились мы это время припасами на даче, плюс трясли, в меру скромных сил, на съестное окрестные дачки, понятное дело, что дело не слишком хорошее, но когда жрать хочется, не до сантиментов. Здорово, например, выручили пару мешков проросшей уже картошки, найденные в соседском погребе. А несколько банок кислой капусты так вообще, прям поливитамины.

Мало-помалу но стал подтягиваться в товарищество народ. Москвичей было не видно, как и наших, городских, приходили в основном те, кто владел дачами, а жил по эту сторону реки в поселках и маленьких, меньше нашего, городках. Но на контакт они не шли, грузили манатки со своих домиков и убирались восвояси. На постоянку в товариществе тусовались только мы, да еще пару домов в деревне, что прилегала к товариществу тоже были жилые. Видели и мародеров, которые пытались хабарить брошеные домики, но они быстро бросили это занятие и ушли. Видать невелик был улов, наши люди на дачах на зиму нихрена не оставляют.

А мы набирались сил после болезни. Плюс пришлось еще и попуститься с недельку, ну не лезла она, родимая, легкие выхаркивали с кровавой мокротой. Зато как нас убило когда мы окрепли до напаса, это что-то. Лягушка мутировала в Годзиллу и оседлала спидвейный байк, всего меня изорвала своими шипами. Вот уж не думал, что буду хотеть, чтоб меня попустило.

Сидим, короче, одним утром с Немцем на улице, чистим картошку на пожрать. Завтрак там, обед, это все в прошлом, едим только тогда, когда уже подвело конкретно. И тут по дороге пылища, грохот моторов. Мимо нас на скорости проходит БТР с пехотой на броне, за ним несколько пулеметных джипов и грузовик с солдатами. Все по уши в грязи, никаких опознавательных или тактических знаков мне разглядеть не удалось. Одно было ясно точно, техника иностранная, ничего общего с нашей. Немец так и застыл с картошкой в руках.

Колонна выкатилась на площадку перед сельсоветом и с автомашины и БТР посыпались солдаты. Видимо офицер размахивая руками стал распределять бойцов на прочесывание местности и они тройками растворялись по огородам, деревенским закоулкам и несколько групп отправились в нашу сторону, в товарищество. Из автомобиля вытащили большие акустические колонки, через которые раздалось на русском: "Раз, раз. Раз, два, три, проверка микрофона!"

- Прячемся, Немец, - сказал я, - двинули к лесу, там на опушке пожарный пруд, он весь ивняком зарос. Ивняк зеленый уже, без собак нас там хрен найдут.

- Не нравятся мне эти оккупанты, Николаич, что это они, дискотеку крутить собрались?

Сидим в ивняке, смотрим за домиком. Печку успели выгрести, на двери замок. Во дворе только натоптано, что п***ец, да и ладно, нету никого дома, короче. Банка с нами, не рискнул я наше сокровище оставить в доме. А больше там и нех** взять, бак противогазовый с НЗ ганжубасовым спрятан так, что ни один Пинкертон не найдет.

Подходит одна тройка, солдаты смуглые, чернявые, носы острые. Греки что-ли, бл**ь? Или евреи? Потрясли калитку, переговариваются о чем-то. Постучали громче.

Глазастый Немец рассмотрел рисунок у одного на каске:

- Во, - говорит, - гляди-ка, Николаич, армия любовников прямо, на каске у них сердечко красное, а внутри белый полумесяц и звезда.

- Не, это не евреи и не греки, - вслух подумал я.

Тут с площадки возле памятника не вернувшимся с Войны деревенским раздался усиленный колонками голос:

- Жители свободной Республики Московия! Просим вас обратить особое внимание на данное сообщение! Свободолюбивыми гражданами Московии была свергнута власть проклятого тирана и узурпатора. В настоящее время правительством и президентом независимой Республики Московия, принимаются все меры для наведения конституционного порядка в стране, поимке и преданию справедливому и суровому суду разжигателей кровавых беспорядков, на что сейчас брошены все силы армии и полиции. В целях обеспечения безопасности внутренних регионов Республики Московия на ее территорию, по приглашению президента и правительства, введены части международного контингента войск НАТО которые будут исполнять полицейские функции на внутренних территориях....

Бла-бла-бла, короче, воззвание оккупационных сил. Все как обычно, аж прям скучно. Комендантский час после шести вечера, обязательная сдача стрелкового оружия, включая мелкокалиберное, травматическое и газовое. Всем явиться в поселковую администрацию для регистрации и получения новых документов и постановки на мобилизационный учет. "А кто будет недофолен, того, да-да, ми бюдем немношко вьешать."

Солдаты еще вмазали пару раз по калитке, но не дождавшись ответа перешли к следующему домику и так проверяли все. Удивительно, но им удалось наскрести на импровизированный митинг человек двадцать, среди которых я с удивлением узнал и городских владельцев дач, значит хлору в долине реки уже поубавилось настолько, что народ уже перебирается через реку.

Оказывается в процессе импровизированного митинга, что наше временное убежище теперь находится на территории подконтрольной турецкому вооруженному контингенту войск НАТО и что этот вот контингент будет здесь наводить порядок.

Про турецкие военные контингенты я начитался в детстве и юности исторических книжек, посему иллюзий не испытывал:

- Вернемся в домик, когда эти уедут, соберем пожитки, что осталось, помоемся напоследок, когда еще доведется-то. Генератор и прочее ценное барахло, я спрячу в погребе, дверь в него если не знаешь, хрен найдешь, он не под домом, а отдельной землянкой, да ты и сам сто раз там был.

- Точно, если что, можно еще бочку для сбора воды на крышку передвинуть. Дождь пройдет, никто ее не сдвинет, - внес рацпредложение Немец, - мало-ли, может еще вернемся когда.

- Да, надо уходить. Вот только что там, на юге. Здесь турки, а там дальше кто?

Вопрос был риторический. Сидим вечером дома, печку не топим, ждем пока стемнеет, я рассказываю Немцу страшные истории о жестокости воинов янычаров, которые ходили с двумя мечами, о прообразе иностранного легиона, который создал когда-то османский султан из захваченных в христианских странах славянских детей, воспитанных в беспрекословной верности султану. Под этот рассказ мы приколачиваем и выдуваем по трубочке, держа затяжки до темноты в глазах. Банка с датчанами, бак противогазный, рюкзаки, остатки жратвы и одежда, все уже в полиэтилен завернутое лежит в ивняке, на берегу заросшего пожарного пруда.

Тут, фары за окном, визг тормозов, выстрелы из автоматического оружия. Хлесткие крики на улице: "Гель-гель-гель!!!" Дверь распахивается пинком, замок летит куда-то в сторону. Но пороге стоит боец и дергает стволом нам так, дескать встали быстро. х*ли ерепенится, встаем. В комнате кумар такой, что не прикуренному человеку хватит чтобы улететь. Со спины первого бойца в комнату просачивается еще один, более нервный и поменьше ростом, со злыми, черными глазами. Тот сразу начинает вертеть носом и нервно верещать: "Сары чечек, сары чечек, наркоманлар!" и тычет в нас стволом. Со двора слышны крики еще одного солдата, который остался у джипа. Похоже он зовет своих друзей поторопиться.

- Гель, гель, - показывает нам стволом автомата первый дорогу на улицу.

Я понимаю, что в нас безошибочно распознаны наркоманы и сейчас на куда-то поведут. Слава Богу, нам хватило мозгов запасы бошек спрятать в ивняке. Если не знать его размеры заранее, то туда бесполезно соваться вообще, такие, бл**ь, заросли.

Немец молча бычит и пыхтит через нос, словно паровоз рассерженый, но не подает виду, а я так вообще, без малого не навалял в штаны, очень мне кажется, что выведут нас сейчас на огород и шлепнут, даже фамилиии не спросят.

Вышли на улицу, подлетает маленький:

- Кимлик контролю! - руками показывает, как будто он паспорт открывает и протягивает, - чабук, чабук!, - рукой машет, словно мельница, требует поторопиться. Не став ждать, что-то быстро-быстро говорит первому бойцу, потом нервно смеется, словно сумасшедший.

Первый молчаливо подталкивает нас винтовкой в сторону темнеющего леса, задавая направление движения. Мелкий и водитель джипа стоят у машины и смеются, о чем-то своем разговаривая. Я решаюсь на последний шанс - бежать. В слабом свете луны и отблесков автомобильных фар делаю немцу круглые глаза и всячески шепчу губами и жестами: "Бежим!"

- Вот только бежать никуда не надо, ладно? - Внезапно голос со спины. Говорит определенно турок, который нас и конвоирует, но по-русски и без акцента - вся местность в военных патрулях, не пройдете и пяти километров.

- Э-э-э... Уважаемый, а вы нас куда ведете?

- На расстрел, друзья мои, торчки, на расстрел. Субай мне приказал шлепнуть вас у леса, как грешников, воле Аллаха противных, наркоманов несчастных. Так, становитесь-ка здесь вот. От машины нас хорошо видно.

Солдат щелкнул предохранителем или флажком изменения огня, в темноте, да на незнакомой винтовке я не разобрал. Сердце упало в пятки, еще минута и я обоссусь от страха. Из последних сил заставляю себя набычится и сжав зубы смотрю на турка. Тот тоже бычит лоб и ведет в нашу сторону стволом, ну, вот, сейчас...

- Есть у вас ЧО, торчелидзе? - оскалившись белыми зубами в темноте, приглушенно спрашивает смуглый боец и не дождавшись ответа: - вы, короче, как я очередь дам вам поверх голов, падайте подостовернее в грязь, типа убитые, всосали?

- Ага..., - с недоумением мы.

Загрохотали выстрелы, рванулось с дульного среза пламя, но пули и правда пошли выше, воя в бессильной злобе. Немец шлепнулся солдатиком, только брызги полетели, я, хоть и с трясущимися от страха ногами, постарался лечь где посуше. Боец сделал еще по выстрелу над нами, контрольные типа и шепнул нагнувшись:

- Не убегайте, все равно не убежите. Здесь сейчас солдат под каждым кустом. Завтра день отсидитесь в лесу, вечером выходите сюда же. Только ради Аллаха, не разочаровывайте меня. Я сегодня спас вам жизни, а вы завтра за это просто обязаны меня накурить, я уже месяц на попусках в этой ебаной армии. А пока что, поваляйтесь тут, пока джип уедет, "мертвыми".

- Как тебя звать-то, уважаемый турок, дай тебе Аллах всего что ты пожелаешь - осмелился я спросить ему вслед.

- Зови меня Адилем, чувак, - умехнулся солдат, да и не турок я, а татарин, - до завтра, короче, покойнички. Без наебонов чтобы, ага? - и пошел себе к машине.

Через пяток минут габариты джипа скрылись в темноте. Немец поднялся с земли растирая грязь по брезенту:

- Ебаный ты ж в рот, троебл**ская п**допроебина! Мне надо курнуть, со мной что-то х**во-х**во, прям п***ец. Это же нас вот тут, бл**ь, чуть не шлепнули?

- Валим нах** отсюда, Немец, - сорвался я.

Мы бежали до ивняка со спрятанными сокровищами и с горочки увидели, что по лесу мечутся лучи фонарей, по дороге не прекращая ходят патрули с прожекторами-поисковиками, не соврал турецкий солдат, мышь не проскочит.

- Всем надо курнуть, - слегка вернулся к реальности и успокоился я, - ты это, давай в домик, печку там, что-ли... А я пошел за датчанами, если завтра Адиль придет, грех такого человека не надуть. Да и сегодня нам тоже сам Бог велел.

Только после доброй трубки меня немного отпустило напряжение последних событий. Хотя, в принципе, одни поминки по мне уже справлялись, так что фальшивый расстрел тоже был как фальшивые похороны - обещанием долгой жизни.


8 серия

  Показать содержимое

Пришлось исполнить нам стриптиз для Адиля, заявившегося вечером. Под стволом автомата особо не попререкаешься. Такой тщательный контроль он мотивировал непредсказуемостью поведения оккупируемых: "Меня на прошлой неделе восьмилетний мальчишка чуть ножиком не запорол, когда я ему пожрать дать нагнулся. Сами, небось в курсе за то, что лучше х** в руках, чем на горизонте п**да. Раздевайтесь, короче."

В зиплок мы заранее отложили пару бошек, но еще так размяли их, поплоще, характерно, как барыги впаривают пресловутый "гидропон". Типа это у нас запасы с еще мирного времени. Рты мы решили держать на замке и побольше слушать, бо Адиль этот был нашей единственной надеждой куда-нибудь двинуться отсюда.

Стоя в трусах, пока доставал зиплок из кармана джинсов, видел, как напрягся боец.

- Тише, тише, - я его попросил.

- А ну-ка, ебани сам сначала. Есть с чего?

- Легко. Трубка есть. Но надо опять в джинсы лезть. Ты уже достаточно нагляделся на наши телеса? Я бы с удовольствием одетый дунул.

- Не борзей, - автомат не изменил положения, так же настороженно смотрел в нашу сторону, - одевайтесь, х*ли там.

Одевшись, я достал трубочку и отросшим ногтем, бл**ь, постричь уже надо, отковырнул от смолистой плюхи шматочек на пару тяг. Аккуратно стряхнул его с растопыренного зиплока в трубочку и поднес поубавленный огонек зажигалки. Аромат увядших цветов я вдохнул и трубку я Немцу тот-час протянул. Че-то каламбур за каламбуром.

Морды у нас поползли в стороны и стоящий возле моей дачи боец в натовском камуфляже уже не пугал меня, а выглядел просто нелепо. Как слон какой-нибудь. Или игуана, или, бл**ь, игуанодон! Я еле сдерживался, но предательски прыскал через сжатые губы.

- Кидай мне и трубку тоже, - сказал оттаявшим голосом Адиль, - и не давись ржакой-то, уж смейся в сласть, стесняться тут некого. Вот только я никак не могу взять в толк, - сноровисто умял в трубочке рыхлое чудо, - х*ли тебя во всей этой ситуации так насмешило?

Меня разорвало. Слезы текли у меня по щекам, Немец подхваченный идиотизмом накуренного смеха, закатывался долгим, спазмическим хохотом, в паузах с трудом переводя дух. На очередном продыхе, через выступившие на глазах слезы я увидел длинный, длинный шлейф голубого дыма, который выпустил из своих легких наш новый приятель.

Адиль весь потек, как свечка, черты лица, ранее бывшие в напряжении, расслабились и на нас уставилось лицо невинного младенца. О, да, после месячного попуска вот так вот неосторожно всадить моей травы, это вообще безрассудство. Это, между прочим, многократно перекрещенный NYC Diesel от Сомы с Blueberry от DP, что твой термояд.

Если бы мы с Немцем были бы отважными партизанами, то могли бы вязать вражеского солдата тепленьким. Адиль выглядел на пятилетнее дитя, по недоразумению кем-то опасно вооруженное.

Дитя улыбалось нам как папе с мамой и пускало слюни:

- Мне п***ец, чуваки, я сейчас в обморок грохнусь... Ой, *ля..., - оперся он на автомат, явно теряя координацию.

Мы были напрочь гражданскими людьми, поэтому глядя как его корчит, сами скорчились в очередном приступе ржаки. И так, пока мы обессиленные, поддерживающие икающего от смеха Адиля, не вернулись в домик, где растопив печку, поставили чай.

Адиль оказался крымским татарином, рожденным где-то в Узбекистане от родителей, которых Сталин выслал из Крыма. После развала Союза многие начали возвращаться на земли предков, теперь уже в самостийную Украину и семья Адиля тоже вернулась. Нельзя сказать, что возвращение было легким. Всякое бывало, но, как говориться, стерпится - слюбится, прошли лихие 90-е, миновали бурные нулевые, и вот, в десятых, вроде все устаканилось.

И тут вот, на тебе. В России приключилась жопа с переворотом и реальной войной, жителям и правительствам бывшей громадной страны стало не до ситуации за ее границами и Украине тут же пришел п***ец. Западную, со Львовом, оторвали поляки, восточная якобы предназначалась Республике Московия, но пока находилась под особым мандатом ООН. Что-то оторвали даже словаки, умудрившиеся найти своих сепаратистов в виде русинов. А Крымский полуостров стал частью Турецкой Джамахерии.

Вот таким вот незамысловатым способом Адиль превратился в турецкоподданного. Согласно заветам Ататюрка каждый турок должен служить в армии, а если он этого делать не хочет, то его заставляют. А каждый человек, который проживает на территории Турции - турок. Они вообще ярые националисты, поэтому не выносят никаких других националистов, а тупо рубят им бошки. Как вот с курдами, например.

Служить аскером Адилю не хотелось, семья, жена, дети, скоро сороковник уже, но первое время никто особо и не донимал. Ну, сходили в новый исполком, получили паспорта. Получили приглашения на курсы турецкого и пачку листовок с фотографиями разыскиваемых за дезертирство, с поручением расклеить по своему району. Клеить не стали, сбросили где-то и так весь район был ими залеплен, похоже все получали в нагрузку к новым документам поручение такого вот характера.

А вот когда НАТО включилось в заварушку на Востоке, то турецкой армии срочно понадобились бойцы. Потому как Московия обещала Турции в случае победы над имперцами давнюю турецкую мечту - Кавказ, плюс полное влияние в Грузии, Армении и Азербайджане. Турки чуть не обосрались от счастья и решили поставить под ружье весь призывной возраст, без малого Османская Империя стоит на кону.

Адиля собрали в пять минут, пришел комендантский патруль и увел его в ночную темноту, с электричеством были постоянные перебои.

Ну, а потом была дрочка в войсках, все по второму разу, ведь как дитя Советского Союза он умудрился ему еще и послужить.

А еще Адиль растил и курил божью травку, так и нами горячо любимую. И очень страдал от ее отсутствия. И вот встретился с нами.

- Адиль, а если бы у нас ганджей не пахло, ты бы нас шлепнул?, - влез некстати прямолинейный Немец.

Тот засопел, но ответил:

- Не, не шлепнул бы. Точно так же отпустил бы. Не могу я в людей стрелять, хоть тресни.

Тут он глянул на часы и вылупил глаза:

- Сколько?! Два часа уже прошло?! Мужики, как вас хоть звать, а?

- Меня Николаич.

- А меня - Немец.

- Ну, про меня вы тоже теперь все знаете. А вы эту сами растили?

- Не, Адиль, это еще со старой жизни, был тут типок один...

- Ну, да, ну, да. Короче, мне надо возвращаться, парни, респект вам огромный, - и протягивает, такой, зиплок нам обратно.

Я аж опешил:

- Ты, это, чего это. Это тебе, короче, все, бери, еще покуришь.

- Вот ты, Николаич, вроде взрослый мужик, в армии служил?

- Служил.

- Представляешь у меня это в казарме кто-то увидит или меня спалят, как я курю? Это п***ец мне будет, как раз-два, у турок мания против наркомании, за пятку плана можно встать перед расстрельной командой. А в казарме еще сорок харь на одно лицо и на каждой харе по паре глаз и нос.

- Ну, так-то оно так. Не поспоришь, - принял я пакетик из его руки, - а дальше-то что?

- Ну, вот и не перебивай меня, узнаешь что дальше. Короче, народ, очень мне сегодня было збс от вас, я вам тоже, короче еще помогу. Вы куда хотели податься?

- Мы на Ливны хотели, это в Орловской области, у меня там жена, короче, в гостях была, когда все началось.

- Та-а-ак, - закряхтел Адиль ворочаясь, пытаясь, что-то ухватить в кармане недостаточно расстегнутой куртки. Наконец он извлек на свет планшетник в чехле. Достал аппарат и радостно воскликнул:

- О! Смотри-ка, добивает!, - потом глянал на удивленных нас, пояснил, - с базы инет добивает досюда. Сейчас узнаем про твои Ливны.

- Это у тебя интернет там, да? - заинтересовался Немец, - интернет еще работает?

- Ясен хрен работает, только уже без веселых хомячков с просторов бывшего СССР. Да и не интернет у меня, а тактическая сеть, но там есть данные по секторам. Короче, не ебите мне мозги, та-ак, Липецк, не то, вот, Ливны. Короче, Ливны твои эвакуированы военными имперцами на восток в полном составе, судя по донесениям хорватов, которые имеют там сектор ответственности. Так что жена твоя сейчас в Сибири где-нибудь или еще дальше. У имперцев, короче. А ты тут. Есть еще планы?

- У меня пока нет, - признался я, огорошенный неожиданной эвакуацией Ливен, - мне, короче, подумать теперь надо.

- У меня тоже никаких планов нету, - отозвался Немец, - я с Николаичем.

- Вот и отлично, зато у меня есть план. Турки тут развертывают перевалочный лагерь, где будут формироваться маршевые батальоны для отправки на восточный фронт и будет учеба войск. Я с позавчерашнего для вроде как переводчиком и по связям с русскими при начальнике штаба этого перевалочного пункта. Так что передвижение у меня по территории свободное, а с вами я подумаю, что можно будет сделать. Завтра, кстати, присылают с Москвы каких-то двух мужиков и бабу и с Питера одного еще, они тут в районе будут, типа, новая власть от Московии, при турецком контингенте. Может быть там что-нибудь придумаем. А сейчас спасибо, мужики за чай, за дубас, за то, что выслушали, верите, месяц ни с одним нормальным человеком не говорил, все как с плаката патриотического, как же, османские земли, долбо*бы сраные! Пока, короче, парни. Сидите в домике тихо, не высовывайтесь днем, завтра вечером увидимся. Пароль - трусы на голове.

И Адиль растворился в темноте. Но через пару минут снова появился на пороге:

- Я вам тут, это, пожрать, короче. В машине оставлял, - и вывалил на стол с пяток разной консервы и галет, - надо думать у вас со жрачкой сейчас перебои, вон какие морды костлявые. Теперь я, короче, совсем пока.

И вторично пропал в ночи. Потом взревел мотор и удалился по дороге в сторону деревни.

- Немец, а прикольный этот Адиль, татарин, бл**ь, х**в, помнишь как он нас поначалу поссыкивал, аж костяшки на цевье белели.

- Не знаю, что там у него белело, бл**ь, но я человек непривычный к тому, что в меня огнестрелом по пять раз на дню тычут. Пиздец какой-то, а не жизнь. Я кирпичей уже на кремлевскую стену высрал. Давай еще покурим, а потом пожрем, Адиль парень неплохой, жрачки нам припер, низах**, хотя надо признаться, убили мы его как надо, по христиански.

Мы хомячили тушняк и какую-то рыбу в томатном соусе, заедая все это дело галетами, ничего вкуснее на тот момент не было на свете, просто праздник живота какой-то. С набитым ртом я произнес мысль, внезапно меня озарившую:

- Немец, вот окрепнем, соберем что надо в дорогу и двинем тогда на север.

- Нах** нам на север? - ковыряя в зубах ногтем Немец.

- Ну, точнее надо будет попасть в Бологое, этот которое между Ленинградом и Москвой. Точнее под Бологое. Там живет один человек, ты его не знаешь, он, короче крут как Будда, вообще. Ломится через линию фронта на восток бессмысленно, нас или шлепнут или забреют, уверен, что Московия скоро объявит о тотальной мобилизации на борьбу с имперцами. Хочешь в солдаты?

- Да не особо. Я четыре года был курсантом, чтобы в армию не хотить на два года, спрашиваешь тоже. Терпеть не могу казарму.

- Ну, вот и я о том же. Что делает пацифист? Вроде нас? Правильно, друг мой, мы будем прятаться. А круче чем у Отшельника в Кемцах, это возле Бологое местечко такое, мы не спрячемся нигде. А там посмотрим, как нам быть и как дальше пойдут события.

- А, мне похеру, хоть в Талды-Курган, - вылизывая банку куском размоченной галеты, отмахнулся Немец, - но путь не близкий, верст пятьсот небось будет.

- Нам туда к зиме надо, кровь из носу, иначе пропадем. Хотя всегда можно пойти в солдаты, если не шлепнут за дезертирство:

- Не надо о плохом, вот, на тебе чаю лучше попей, помнишь как там было: "Мама, чай готов! Нет, смотри, чаинки еще плавают! Турецкий чай пьем за дружбу и любовь.", - корчил из себя телерекламу Немец.

- Очень смешно, - серьезно ответил я, - что-то меня вырубает, я, наверное, буду спать, короче.

- Да и я тоже, х*ли делать. А видел у Адиля планшетник, а?

- Вот интересно, ОЛК еще работает, у них же вроде сервера в Европе или в Америке, что ли? Все, Немец, хватит бредить, спи давай.


9 серия

  Показать содержимое

Вот я там Немцу говорил за то, что пропадем, если к Отшельнику не уйдем, так я в виду имел не то, что замерзнем или от бескормицы падем, а то, что гандж к тому времени подойдет к концу, как мы дудим.

Это-ж п***ец какой-то. Банке давно пришла п**да, а в газбаке было ну, чуть больше половины, ну, если не соврать. Это, конечно, дох** еще, но за лето до конца и осень даже мы втроем, даже на жесткой пайке, сыграем на зубарях.

И объявляю, такой, Немцу, как-то, прямо с утра:

- Мы теперь на экономии, одна трубка на двоих. И Адилю придется обломиться тоже, не сколько влезет, а тоже трубку.

- Да и пох**. Что, заканчивается?, - Философски отнесся к вопросу Немец.

- Ага. Скоро добрались до половины газбака.

- Это который я тебе подарил?

- Да. Но он тоже, знаешь-ли, не бесконечен.

С момента нашего знакомства с Адилем миновало три месяца и набирало силы лето. Все было в зелени и на нас с Немцем тоже были зеленые спецовки. Дело в том, что мы к тому времени были пристроены Адилем на должности хастабакыджы, то есть по-русски если - санитары в морге.

Продолжать скрываться на даче и жрать консерву, это был отличный план и Адилю он был удобен, но скоро стали прибывать отмобилизованные турецкие войска, началась учеба и им потребовались окрестные земли под полигоны, стрельбища, казармы и склады. И мы оказались в непосредственной близости от всего этого.

Надо было перебираться обратно в город и пристраиваться где-нибудь, причем так, чтоб не дай Боже не попасться на глаза субаю Адиля. О последствиях такой встречи с нашей стороны можно было бы только сожалеть. Адиль сломал мозг, думая куда нас притнуть, но как-то на вечерних посиделках Немец рассказал какой-то прикол из своей юности, когда он калымил ночным санитаром в морге. Через день, мы на джипе, в сопровождении Адиля, помытые, побритые и даже подстриженные гигиенически, то есть под машинку, вкатились в ворота городского морга. Нас показали доктору, который очень нам обрадовался, потому как морг задыхался в потоке ужасных на вид и дурно пахнущих усопших. Через пять дней мы стали обладателями аусвайсов турецкой военной зоны.

Нашим основным занятием стало вытаскивание на асфальтовый пятак трупов и их частей, на специально разложенный полиэтилен, для опознания. Если в течении трех дней никто усопших не востребовал, то приезжал трактор с телегой и мы грузили их. Потом ехали на поле, не доезжая химкомбината и сбрасывали их в траншею, которую рыл в зараженной земле и закапывал трактор. На десять погонных метров траншеи - табличка на русском: "Неизвестные горожане".

Особо обезображенных или выловленных из воды, тех сразу везли на поле. Тракторист бухал как сапожник. Он, с какого-то склада, во время первоначальной неразберихи, с помощью трактора оторвав ворота, сп**дил дох**ща сахара, больше тонны и гнал самопляс термоядерной градусности, да и поп***еть на тему какой он продвинутый самогонщик был горазд. Такой упертой синеве мы даже не предлагали дунуть. Ну его нах**, этот колхоз. А ведь он даже не барыжил самогоном, намеревался весь имеющийся сахар перегнать и выжрать самостоятельно.

Не, ну, что мы, не люди что-ли? Ну, да замирало сердце поначалу на детях и молодых, а потом мы перестали ассоциировать предмет нашей работы и человека, которым он когда-то был. Запах перестал беспокоить, принюхались, да и работать было не особенно тяжело. Нет, первый месяц был п***ец. Принудительно сгоняли добровольцев на расчистку трупных завалов на реке и к нам тянулись бесконечные автомашины.

Потом, когда приехали новые власти, назначенные от Московии, они образовали, так называемое, "городское ополчение", которое начало проверку квартир и городской территории на предмет бесхозных трупов и тогда тоже у нас был наплыв клиентуры.

И вот, что удивительно. Практически не было самоубийц. Ну, может быть, один-два на сотню, сгинувшую трагически. В основном криминал, повидался я и с соседушкой-алкашом и его убийцей, храбрым джигитом. Оба они примирились в общей траншее, как невостребованные.

В общем, население города резко упало, окраины буквально опустели. Опустел также частный сектор, потому как электроснабжение было восстановлено только в центре. Зато там жизнь кипела вовсю.

Турки ебли баб. Такое впечатление, что либо в Турции все бабы фригидны как полено, либо южная кровь. Скорее второе. И ебли не то, чтобы там по беспределу на мостовых и в парадных, а во вполне цивильных условиях, в бесчисленных борделях на длинной улице, местном Бродвее до войны, Советской.

В турецкую военную зону привлеченные легкой жизнью стремились все охотницы продать свою п**ду, а также женщины, принужденные жизнью, таким вот ремеслом зарабатывать на еду для себя и своих детей. Бо популяция мужчин в городе, по моим наблюдениям, резко сократилась.

Вот, помню, очень волновал всех в интернетах вопрос, а что, вот, дескать, будет, если взять и упразднить всех ментов, вояк и правительство и устроить мама-анархию. Оказалось, что в среднестатистическом райцентре все мужчины и подростки пубертатного возраста поделятся на вооруженные, враждующие между собой по территориальному принципу группировки, возглавляемые как правило выходцами из уголовной среды, как у нас, например, выражаются - авторитетами.

Так что пока мы с Немцем отвисали, витая в конопляных облаках возле печки за рекой, несколько тысяч бойцов гражданского фронта полегли за свое Заречье, за Базу, за Советскую, за Пролетарскую и за другие славные районы города. Причем пленные со всех сторон, как удалось нам с Немцем лицезреть, умирали особенно нехорошо. Потом пришли вояки и со свойственным им максимализмом загасили всех. В результате этих босятских войн и их прикручивания, оказалось очень много вдов, как правило лишенных средств к существованию, которые тоже в массе своей были обречены на судьбу проститутки в турецком боделе.

Немного этой суматохи оставалось и сейчас, но комендантский час свел на ноль всякие шалости, патруль стрелял. И мы видели чуть-ли не каждую ночь подтверждение тому.

Адиль заезжал к нам почти каждый вечер, с пачками фотографий разыскиваемых военной комендатурой лиц, якобы для того, чтобы сверить их со доставленными трупами и мы курили и хавали принесенные им вкусняшки. Мало того, нам с Немцем, как служащим турецкой военной зоны полагалась пайка в столовой, но мы получали пайком, потому как мы бы испортили всем аппетит гарантированно. Так что морды наши обросли мясом и двух доходяг мы уже не напоминали.

Жили мы тоже в морге. Как оказалось, я был провидцем. Злобные абреки не стали мучится с поисками стрелка, а просто запалили подъезд ко всем честям. Хорошо бы хоть народу в нем почти не осталось тогда, хочется верить. Все что нажито непосильным трудом... А хрущебу немцеву разье**ло в самом начале. Но на нашу долю досталась вполне себе цивильная комнатка и две нормальные кровати. На кроватях интексы надувные и спальники, классные кстати, спальники, теплые. Был даже платяной шкаф и тумбочки, как в гостиницах. Опять спасибо за все Адилю.

И тут я ему и заявляю, такой:

- Адиль, братуха, новости невеселые, дубас, типа, идет к концу. Короче, осталось нам на лето и до середины осени от силы, коробка кончилась х** знает когда и мы ударными темпами жрем газбак. Так что тебе, короче, теперь тоже, только трубку. Экономвариант и эрзацпайка.

- *ля-я-я, чуваки, вот это реально х**вые вести. И что, есть какие-то варианты?

- Да, есть, как без них. Вариантов-то было дох**. Например, семена у меня есть, если бы весной посеяли, то уже ждали бы харвеста. Но мы были с Немцем весной нелегалами, а ты вообще солдат, которого с конопляным листом если словят, вообще лоб зеленкой намажут. Вариант второй, есть у меня и лампа и дроссель и всякое говно, чтобы устроить индор. Но нету, бл**ь, лип**дричества. Точнее есть, но не у нас, а в другое место мы перебраться не можем, потому как нас может застукать субай твой.

- Ой, *ля, ты не гони так, грузанул своей депрессухой, если бы да кабы, знаешь что? Правильно, во рту расли-б галлюциногенные грибы.

Так он это "галлюциногенные" выговаривал, кривя рожу, что Немец и я закатились. Да и Адиль тоже. х*ли, ганджа такое дело, выстрелит даже с самого х**вого комика.

- Не, - говорю, - как бы все х**во, но есть еще третий вариант, у меня есть добрый приятель, гровер, живет под Бологое, котрое, бл**ь, между Ленинградом и Москвой, верст пятьсот отсюда. У него есть, точно. Он гровит масштабно и в ауте, к лип**дричеству не привязан. Если вести речь на тему вырубить, то это единственный шанс.

- Них** себе, Бологое!, - Изумился Адиль, - это ж за тридцать три п**ды и х**ву тучу разных зон ответственности. Не, я такое точно не осилю, с меня тут взятки гладки, я и тут то не велика шишка, а для таких махинаций надо быть покруче. Легально, короче не выйдет.

- А никто и не говорит за легально. Пойдем нелегально, х*ли тут возле тухлятины высиживать.

- Тебе збс, ни кола, ни двора, жена в эвакуации у имперцев, а я, бл**ь! - взвился Адиль, - этот вон вообще, один, а у меня жена и дети, долбо*бище ты, прикинь, что с ними сделают, если я деру с армии дам, а?! В лагерь их отправят, а это п***ец, шлюхой турки жену сделают в узбекской роте, уебан ты дешевый!

- *ля, да успокойся ты, ну, п**данул не подумавши, моя бочина, признаю, - выставил я руки на готовившегося уже кинутся взьебенного Адиля, - не пори горячку, посмотри свою планшетку, покумекаем, время еще есть, если без вариантов, то и не сунемся, а если выгорит чего, то сходим и вернемся мы с Немцем, хотя-бы, если честно, туда обратно на месяц от силы и то, это если лесами п**довать.

- *ля, ладно, х** с ним, проехали, но ты, это, Николаич, за базаром, ага?

- Не вопрос вообще. Фу, *ля, нервяки опять нах** одолели. Короче, я как хранитель неприкосновенного запаса, объявляю голодный год с завтрашнего числа, я сегодня, гуляй рванина! - и высыпал знатную горку уже перемолотой на немцеву тумбочку. Надо думать, никого особо приглашать не пришлось, в том числе и меня. Покурили, дым стоит в комнате, в лунном свете клубы переливаются.

- Чуваки, ну х*ле, короче, если других вариантов нет, то надо будет думать, - вышел в мир плод тягостных раздумий Адиля.

- Ясен х**, надо будет думать, - откликнулся я, - что-нибудь, да придумается.


10 серия

  Показать содержимое

Ну, и вот, значит... Ну, да, в прошлую пятницу, короче, появляется в морге как всегда Адиль, но белым днем, чем несказанно нас удивил. Прошел мимо доктора, мы стояли в коридоре, не выходя в поле зрения.

- Эй!, - окликнул я его, когда он миновал меня, скрытого в тени, - ты чего это прилетел с выпученными глазами белым днем? Или случилось что?

- Ну, да! То есть не случилось, но может случится. И может случится очень-очень хорошая вещь! Отсыпь мне в бумажку на пару тяг? Надо, для дела.

- *ля, Адиль, ну вот не жалко мне, короче, ни разу, но что ты как мальчик, если тебя с этой щепоткой примут, тебе-ж п***ец.

- Не ссы, Николаич, ради такого дела надо рискнуть, я тебе отвечаю.

И свалил куда-то так же стремительно, как и появился недавно.

В урочный час тоже приехал, вошел, настроение сразу видно, приподнятое и говорит, что ехать не надо никуда, ни в какое Бологое. Что он вообще все круто порешал.

Офицер Адиля отправился куда-то с инспекцией через день и мы на джипе выехали в город, в первый раз за кучу времени, что мы прятались в морге. Но я морду все равно не светил, пусть субая и нет в городе, но и обвинения в сотрудничестве с оккупантами не хотелось. Мало-ли она жизнь как повернется.

Ехали мы за приныканным с памятной весны обвесом для лампы, светильником, ведрами и прочей гроверской утварью.

По дороге Адиль рассказывал нам, что случилось невероятное, что у него теперь есть разрешение на проживание в городе, на съемной квартире. И он, короче, ходил, смотрел хаты, выбирал себе жилище. А в итоге снял комнату в борделе на Советской. Очень не дорого. И скорешился еще с хозяйкой на почву взятого у нас дубаса, это он для нее мотался с травой через весь город. А самым главным профитом всего этого было электричество.

Нам с Немцем отводилась роль собрать, настроить и запустить бокс или рум, на роль хозяйки и Адиля безопасность грова и следить за растишками. Удобрений у меня был запас некислый, так что решили сделать четыре куста на кокосе. Кокосовых матов еще было в гараже у Немца, который сохранился в целости. Замок пилить не стали, решили потом приехать.

У меня в зобу дыханье сперло, когда я увидел нашу подельницу. Остро прочувствовал, как давно уже я не видел вблизи живую женщину. Немец нервно жмакал полы своей куртки, а Адиль пытался протиснуться мимо двух статуй, нагруженный коробкой со всяким барахлом.

Она была вся такая, домашняя, что-ли. И упругая такая вся. Очень-очень притягательная.

- Мальчики, слюни-то, подберите. И не надо на меня смотреть словно я торт, вам не обломится даже кусочка. И вы не за этим здесь, судя по рассказу Адиля, личности вы опасные в знакомстве, так что давайте к делу и без палева.

Крыть было нечем, хотя Немец набрал в легкие воздуха чтобы что-то ответить, но не успел. Нам подарили совершенно восхитительный вид на прекрасные тылы и повинуясь команде следовать за их обладательницей, мы прошли в салон.

Публичный дом состоял из соединенных вместе квартир на одной площадке старенькой хрущебы, мы сначала прошли через холл, наполненный девками. Девки что-то починяли в одежде и занимались своими делами, не особо на нас внимание обращали. Выбор, конечно, был шикарен, как не крути.

Пришли в угловую комнатку, маленькое окошко во двор, раньше тут жил маленький мальчик, судя по обоям, нашли розетку, Адиль стал менять замок на свой, а наша новая знакомая, судя по доносившимся голосам, руководила своим личным составом.

На многорежимный "Люматек" повесили 250-й днат на вегу, таймер, вентилятор на обдув, вытяжку рукавом в форточку, все как на сотне предыдущих съемных квартир. Растить решили в кокосе, которого имелся приличный запас. Простых солей тоже было в достатке, вот когда оправдывается поговорка, что запас жопу не е**т.

Через пару часов было все готово, хозяйка тоже пришла. И не с пустыми руками, а с бонгом.

Через тот бонго Адиль ее и выкупил и успокоив добрым напасом, развел на гроверство. А попал тоже в точечку, сырье запасенное при мирной жизни кончалось тоже.

- Как вас звать, коллеги, - поинтересовалась наша новая подруга.

Мы представились, а Немец еще и поинтресовался о имени собеседницы.

- Зовите меня, э-э-э.... - протянула она, задрав язычок к верхней губке так, что мне стало неудобно сидеть, - зовите меня Донна Роза, вот как.

И засмеялась. Ей определенно доставляло удовольствие видеть наше желание ронять челюсть, выпучивать глаза и подвывать.

После пары добрых бульков разговорилась. Донна Роза бежала из Москвы, где и проживала до этого всего. Страшные дела разворачивались в объятом анархией мегаполисе. И если центральные районы контролировались мятежными военными, то на окраины громадного города было всем плевать. Ровно такая же история как у нас, только более масштабная. От этого всего и бежала Донна Роза и осела у нас, волею судеб в роли хозяйки борделя.

Потом мы вернулись на место и дни потекли за днями в прежнем ритме. Электричество никто не считал, потому как заведовали им военные власти. Кусты перевели на 12\12 и получились три девки. Мужика срубили и благоговейно сварили на молоко. Так себе, вообще-то, перло то молоко, но учитывая наш жесткий рацион в те дни, все равно порадовало.

А запасы, при увеличении количества едоков на Донну Розу, таяли просто с невероятной скоростью. Как-то раз мы с ней даже в морге покурили, ее привели опознать убитую накануне проститутку.

Примерно в то же самое время к нам проявили интерес новые власти. Заявились в полном составе, хворого вида, носатая, жилистая и сутулая тетка, мелкий, улыбчивый, евреистого вида мужичок, постоянно прятавшийся за теткой и наглый, нахрапистый здоровяк с эспаньолкой на лопатообразной харе. Этих, как я понял, прислали из Москвы. А с Питера был такой, молодящийся, тощий п**ор, бывший то-ли программист 1С, то ли какой-то другой офисный х**сос. Тот, бл**ь, вертелся как юла, так старался быть полезным московской троице.

- А вы почему не явились на добровольческий пункт,а? - сразу наехал на нас с Немцем здоровяк, - мы разве для того в путинских тюрьмах здоровье гробили, чтобы вы тут в тылу отсиживались, а новую жизнь и демократию вам чтобы на блюдечке принесли, этого вы хотите!?

- Мы на армейской службе, - словно каменный говорю я, - вот, пожалуйста, аусвайс турецкой военной зоны.

- Хлюпики. Каждый русский человек должен быть сейчас на фронте, это его долг.

- Очень извиняюсь, но мы не русские. Я вот, к примеру, поляк, а мой молчаливый, я сделал для Немца ударение на этом слове, напарник, тот - немец.

Мужик от нас отвалил, морща нос и присоединился к остальным. Те что-то долго е**ли мозги нашему доктору и уже въебавшему трактористу. Ушлый питерец подкатился к нам:

- Привет, чуваки, что, как жизнь, ништяк? Хуя-се у вас тут работа, да, чуваки? Ништяк у вас работа, да. А вы это, куда зубы деваете? Кто у вас тут по этой части старший?

- Какие зубы, уважаемый?

- Такие, бл**ь, - оскалился, словно хорек, программист, - ништячковые зубки, желтенькие. Чо там еще у вас есть? Колечки, браслетики, небось есть уже где мешочек заветный. Понятное дело, что доктор вам не оставит много, вон как его, словно грушку Константэн трясет, - он указал на здоровяка, который тряся за грудки орал на доктора. - Так что вы это, ништячки свои не прячьте по банкам и углам, - продолжил тощий, - а мне продайте, только я нормальную цену дам.

- Угу, - только и выдавил я, - старательно разыгрывая роль недалекой деревенщины.

- Какие-же феерические долбо*бы, - констатировал тощий и оставил нас с Немцем в покое.

- Еще секунда, Николаич и я бы его отработал, прикинь, ссука, он думал, что мы по жмурью мародерствуем.

- А х*ли тут такого, доктор-то мародерствует, сам сто раз видел. Вот он и считает, что какой поп, такой и приход.

Лето близилось к закату своему, растишки росли уже под четырехстами ваттами и кормились бульоном на основе монофосфата, бошки пухли и топорщили усы. В комнате вонища стояла страшная, но в коридоре, уже не чувствовалось ничего, перебивалось запахами живущих скученно на небольшой площади толпы баб.

В один прекрасный вечер Адиль снова вывез нас в гости в бордель, к Донне Розе, посмотреть на кусты, о чем мы его с Немцем очень просили, и выдолбить последнюю бошечку из моих запасов, газбак подошел к концу.

Донна Роза с Адилем сидели рядышком и я догадывался, что что-то между ними есть помимо грова. Нет да и проскочит в рассказе Адиля когда, что он туда-там Донну Розу возил, туда там с ней ходил. Да и пох**. Не очень-то и завидно. Странно было-бы если бы не было ничего.

- А прикиньте, парни, сегодня днем, заявляется ко мне этот, ну с новой администрации, кощей такой, изо рта у него еще тухлятиной несет.

- Точно, несет, тухлый он короче, внутри, - вставил Немец,

- Ну да. Ну и приходит такой с цветами. Я аж ох**ла, простите меня мальчики. Приглашает меня, значит, такой на вечер, в горисполком, дескать, выпить, потанцевать, кино будут показывать по ДВД, караоке там. У меня многие девочки там работают, но там гражданские в основном, денег-то не много, так что они туда не особо рвуться. Ну, я и отвечаю, что сама я не работаю, я хозяйка, а девушек если посмотреть хотите, то приходите вечером, после шести. А он мне в ответ, что вот ты, мол, какая шлюха, под турецкого аскера ложишься, на автомобиле с ним катаешься, а я, дескать, рылом тебе не вышел. Это он, наверное, Адильчика имел в виду. Он такой лапочка, всегда возит меня, если мне надо. Ну и выперла я его за двери, нех**, пардон, мальчики, честных женщин подстилками обзывать.

- А я еще из окна видел, как он угрозами сыпал, гундос сраный, - раздраженно заиграл желваками Адиль, - слушай, а он не нагадит нам, обозлившись?

- Кто? - вздернула брови Донна Роза, - этот глистообразный ништячок, что клеился сегодня ко мне с целью присунуть после вечеринки свой стручок? Что ты, Адилюшка, стоит мне один звонок сделать в турецкую зону, как тут будет рота янычаров желающих сожрать его живьем. Не надо беспокоиться по пустякам. О! Мне последняя бошечка, да ты, прям, жентлемен, Николаич, - и она, опустив бошечку в шлиф, тюкнула меня носом в щеку.

Я смутился и покраснел.

 

 


11 серия

  Показать содержимое

Была уже середина осени, в воздухе висела водяная параша, а по улицам шныряли только военные патрули. Мобилизации подверглись уже вполне себе пожилые граждане, как-никак, а четвертый эшелон призыва пошел. Так что население в очередной раз проредилось, стояли заброшенными целые кварталы. Брошенное немедленно разграблялось, несмотря на неиллюзорную угрозу быть застреленным.

В трущобах вроде поначалу тихарились всякие лихие люди, не желавшие к себе внимания, но турки не жалея солдат выкуривали всех. А х*ли их было жалеть, лагерь просто разбух от прибывавших призывников, в массе своей - тюркских народов Средней Азии и Кавказа. Да, да, тех самых неприметных еще вчера гастарбайтеров. И из них формировали не роты, а бригады, что уже говорит о их количестве.

Местные власти в лице Константэна периодически до нас доебывались на тему послужить Родине Московии, но ничего с аусвайсом турок поделать не могли, это был грамотный папир, хер докопаешься. Потом он привычно тряс доктора на рыжье и злобно на нас рыкнув, вываливался из морга. Мы стояли валенками и тупили как могли. Раз призывная кампания набирала такие обороты, то дела новоиспеченной Московии и стран НАТО, вляпавшихся в эту катавасию идут не то чтобы очень.

Однажды в морге объявился снова программист.

- Ну как, все ништяк? - Выпалил он в свойственной истеричной манере, - прошел приступ долбо*бизма? У меня к вам пара вопросиков имеется, в состоянии ответить, а? Или вы вообще невменяемые?

- У меня контузия, - неестественно прохрипел Немец и пустил слюну.

- У него контузия, - головой качнул я в сторону контуженного и потом показав на свою голову пальцем, - у меня тоже. Но легче. Я отвечу на все ваши вопросы.

- Уже прогресс, колхозники, скажите-ка тогда, - обрадовался житель северной, бл**ь, столицы, - кто вы такие вообще, как попали на работу в морг и почему вы в нем живете?

- Мы местные, работали на заводе, оказались в турецкой военной зоне, были приняты на службу как санитары, в помощь мобилизованному врачу. Мы же и похоронная команда. А ночуем мы в морге, потому что у него вот дом сломало, а у меня сгорел. Да и в город нас, работающих на оккупационные власти, что-то не тянет. Долбоебов дох**.

- Ну вы и ссыкло. Допустим, х** с вами. А контузило вас где?

- Когда имперцы бежали, то рванули все что оставляли, нас и зацепило.

- А кто этот военный, турок, который к вам из штаба приезжает каждый вечер и тусуется тут у вас по часу, а то и по два?

- Наша задача, - отвечаю, поняв в чем суть этого внезапного допроса, - вынести все трупы, которые поступили за текущие сутки и предъявить бэй-эффенди для осмотра или чего он там с ними пожелает исполнить. А потом, когда он нас позовет, убрать все на место и помыть полы. Трупы до сих пор поступают давнишние.

Немец блистал на сцене, теперь он размазывал пальцами слюни по подбородку.

- А, ну, пошли, покажете место, где вы трупы для осмотра кладете.

- Никак нельзя. По причине, что только доктору туда можно и военному бэй-эффенди, а всем остальным нельзя. Даже нам. И даже ключа нет.

Ключ ясен х** был, вот только в коробе вентиляции сушился харвест, сквознячок там был что надо, даже и без электричества, трубы были высокие, специалист строил. Вчера Адиль привез в большом пакете, перемотанном тысячей, наверное, слоев скотча.

Точнее там были три четверти всего получившегося, а четверть забрала Донна Роза, с которой тут же свинтила куда-то, не вдаваясь в объяснения. Обещала вернуться только вскорости.

Нельзя сказать, что сняли мы дох**, но проверенный гибрид не подвел и в этот раз, то что получилось вышибало слезы восторга даже будучи быстросушеным. В коллективе царила радость и желание жить. Опротивевший морг, трупы и все то дерьмище, что свалилось на наши головы, пятилось и пряталось в темные углы под натиском светлых сил ганджубаса.

- Ну, а про мою просьбу не забыли, о зубках, а? - сменил гнев на милость представитель новых властей.

- Я же говорил уже, - тоном папы увещевающего ребенка, занудел я, - мы только таскаем трупы и хороним их, вместе с трактористом. А все вопросы, это к доктору.

- Бл**ь, колхоз ебаный. х*ли мне тут делать? "Поднакопишь опыта в провинции" - п**орасы тухлые эти губернаторы. Короче, селяне, если хотите жить спокойно, если увидите что за того турка, то мне цинканите, ага? Будем дружить, я скажу, чтоб Константэн от вас отъе**лся. И все у вас ништяк будет. Говорят, вот-вот американцы свой военный контингент высадят и тогда имперцам как есть п***ец. И войне тогда конец.

- Ага.

Вечером обо всем рассказали Адилю, что питерец под него копает, потому как за Донну Розу, небось, взревновал.

- Да пошел бы он нах**. У меня на той хате, вместе с борделем, место жительства. И документ о регистрации тоже имеется. Оборудование я опять упаковал и спустил в горловину скважины на даче твоей, Николаич. Горловину замаскировал, без миноискателя х** найдешь. А у вас высохло? Эх, жалко о пролечке речи не идет.

- С х**-ли это нет идет? Сейчас середина осени, оставим себе на покурить в коробочку, а остальное в газбак и в скважину, там пролечивается любо-дорого.

А приняли нас вообще очень просто. То-ли подкупленная программистом девка из донна-розиных, то-ли сам хитрожопый ревнивец, но попалил кто-то место, где они держжали ганджа на покурить. Наряд жандармерии выставил дверь в тот момент, когда наши голубки расслабленно млели в койке, а к комнате стоял такой штын, что палево налицо. Кто-то из наряда прямиком двинулся к загашничку, в который была превращена страниями Адиля настольная лампа и вытряс перед жандармским субаем пахучие, маслянистые комочки бошек.

Разгромив всю комнату нашли еще листьев с харвеста. За каким-то х**м, кем-то поныканную на голяках. Но это уже погоды нет делало, Адилю как солдату, а Донне Розе как вольнонаемной, содержатели притонов числились официально на турецкой военной медицинской службе и несли ответственность по турецким законам, светило по мазку зеленки на лоб без вариантов.

Нас с Немцем пришли брать поздно вечером, когда мы перестав ждать Адиля, ну, не приехал, что же, бывает, раскурились темнозеленым, колючим свежаком, выпуская в пространство комнатки клубы густого, плотного дыма.

- Открывайте! Комендатура!, - крик через широкие, обитые железом двери морга саданул нам по ушам и мозгам. Я чуть не обосрался, но машинально задул керосинку, которая и давала нам ночью свет. С улицы какой-то нетерпеливый боец дал очередь по фасаду. Эхо в пустынном городе растиражировало выстрелы, а на нас в темноте посыпались осколки. Хоть проветрится.

- Немец, надо ховать ганджа, иначе п***ец.

- Знаю, бл**ь, - зло усмехнулся какой-то своей мысли Немец и уполз в темноту по пластунски шурша битым стеклом. Я вылез в коридор и пристроился сидя за капитальной стенкой. Возле распашных дверей раздался рев автомобильного мотора и какая-то возня, а через щели ударил свет фар.

Комендантский бронированный джип дернул как следует трос и наши двери улетели навстречу влетающим в морг бойцам. Му стояли, задрав руки как можно выше и растопырив пальцы.

Без п**дюлей, раз такое дело, не обошлось, конечно. Покидали нас как поленья в джип и привезли в комендатуру, где, ну надо же такому случится вообще, нас первым встретил тот самый субай, командир Адиля, который уже разок выписывал нам деревянный макинтош. Хуже попадоса было не придумать. Он произносил только одно слово "сыктым" и недвусмысленно жестами демонстрировал, что вот теперь п***ец точно всем. Словив от него пару раз в е*ло мы благополучно отправились в зиндан, а зиндан - в переводе "тюрьма".

Турки люди традиции и срать хотели на то, что 21-й век на дворе. Зиндан остался зинданом, яма в земле, решетка сверху и часовой рядом. Сидели все вместе, перенаселенности не наблюдалось, военные суды всех стран довольно быстро ведут процесс, а уж турецкий, тот особенно быстро.

До решетки, если постараться или если помогут, можно было допрыгнуть и зацепиться, что Немец и предпринял, после чего получил по пальцам прикладом и долго потом на них дул. Подкопаться было тоже некуда, под слоем грязи обнаружился вполне себе бетон, так что это было какое-то давнишнее сооружение, приспособленное под тюрьму.

Донна Роза хоть и выглядела крайне понуро, но не давала волю панике, Адиль натурально с ней все время говорил, в чем-то убеждал, а я думал, дадут утром попить или заставят сидеть в яме под солнцем. Хотя осень уже, может и дождь будет. И еще думал о том, что надо будет свитер отдать Донне Розе, а то легко одета. Мы-то тусовались в морге без электричества, так что в похолодавшие уже ночи напяливали на себя все что было. Так что нас взяли по полной походной форме, даже в брезентовых комбинезонах. Все мое существо противилось этому рыцарскому порыву, но я стянул свитер и отдал его ей. Вот и слезы, слава Богу, наконец-то. Потом будет сон, это уж так заведено.

Днем стоял возле нашего зиндана солдат-турок, который, ссука, издевался как мог, кидал в нас мусор, шелуху от белых, турецких семечек, пытался даже обоссать, но мы отбегали в другой угол зиндана, куда он своим обрезком х** достанет. А ночью приходил круглолицый узбек, в форме советского образца, с турецкими нашивками. Тот был болтун и всю ночь трещал как заведенный. Рассказывал как он работал на разных стройках и в разных местах, как он жил, какой у него дом в Узбекистане и как он неудачно попал в турецкое войско. Это был просто реальный акын, речь его лилась без пауз и перерывов и к нему как к радио, скоро все привыкли и он даже не доставал никого. Узбек спустил на веревке, как уходило за горизонт солнце, воды в пятилитровой баклаге и бросил по пресной лепешке на брата. Потом помялся и бросил еще плитку шоколада. Когда немец поднял ее с дна ямы, рассержено крикнул ему:

- А ну, отдай девушка, это ей!

Немец отдал. Донна Роза вышла на свет, косо падавший от прожектора в яму и крикнула: "Спасибо!". Вдобавок еще улыбнулась. Узбек засмущался, засопел и ушел от решетки.

Тут мне выпал момент с Немцем поговорить.

- Ты спрятал?

- Да. Сам же видел, морг разъе**ли до основания почти, а не нашли. Я збс спрятал, гениально, без малого.

- И куда?

- Ну, помнишь, у нас мешки такие, черные, в которые трупы, которые кусками или внутренности, если доктор режет, складываем? С клеевой полосой которые. Вот в него и закопал к куче таких-же, с тухлятиной. Ни один следователь не выдержит их все перелопатить.

- Хуя-се ты голова, я бы в жизнь не догадался.

- Учись студент, пока я жив, - довольно ухмыльнулся Немец, - только вот через адиловского субая нам точно п**да придет. Про Адиля я уже не говорю. Слышь, братишь, ты на нас не злись, мы не нарочно спалились.

- Сто пудов это работа программиста, чтоб ему сдохнуть, - со злостью выдохнула Донна Роза.

В зиндане мы просидели четыре дня. Нам даже сбросили старого утеплителя, так что никто почти не простыл, если не считать кашля и множества соплей. Ночью пятого дня, когда лагерь уснул, узбек крикнул нам:

- Эй, русские! Вы там живы?

- Да живы мы, живы, Бахром. Что ты раскричался? - ответил я.

- Держи, кяфир, радость свою, - что-то звякнув, шлепнулось в яму.

Я поднял и вышел на свет, чтоб рассмотреть, что это, хотя и так уже понял, что нам прилетела бутылка. Бутылка "Московской", если точнее.

- Выпей, кяфир, порадуйся. И друзей своих порадуй. Бахром сильно рисковал, когда водка тебе нес, но сегодня субай сказал, что завтра кяфиры, вы то есть, отправятся у Аллаху.

Все потрясенно молчали, только Немец сноровисто приняв у меня пузырь, открутил ему башку и забулькал. Правильно, пока не отобрали. Потом я сделал несколько очень добрых глотков, бо остервенел уже на попуске, а тут еще такие, е**ть их в жопу, последние известия. Передал бутылку Донне Розе и она хлебнула тоже. Адиль молча подержал принятый пузырь и вроде бы отдать хотел, а потом все равно бахнул.

В теле начался тот приятный шум, когда въе**л первое, да после долгого перерыва, да на голодный желудок.

- Завтра, когда Аллаха увидишь, попроси его за меня, бедного Бахрома, пусть война кончится, пусть русские успокоятся. Не забудь, Бахром для тебя рисковал.

- Не ссы, Бахром, - повеселевшим голосом ответил Адиль, - если они забудут, я то точно передам.

И опять идиотский смех, х*ле, укурки, даже с водки пробивает на ржаку. Бахром посмотрел на наше веселье, покрутил пальцем у виска и ушел с решетки.

Вот такая она, ночь перед казнью.


12 серия

  Показать содержимое

Я решил не спать. Раз уж последняя ночь, то стоит поразмыслить что-ли. И уснул одним из первых. Тут главное не упустить момент, пока водка греет.

Разбудили меня заполошные крики, по глазам резанул яркий, почти невыносимый свет, как будто я уставился на сварку или на горелку ДНаТа. Я инстинктивно закрыл глаза руками и держал так, пока через пальцы перестал сквозить свет. Убрав ладони, я увидел, что мои друзья проснулись тоже и тоже не понимают, что происходит.

На поверхности слышались крики, возня, шум автомобилей, база всполошилась как потревоженный улей.

В глазах все еще бегали зайчики, когда, невидимое из нашего зиндана, но превратившее ночь в день, разгорелось еще одно, ослепительное белое солнце. И еще одно с другой стороны. В ответ на это ненормальное явление, наконец-то завыли сирены и усиленное динамиками по лагери раскатилось: "Хава аларм!".

Что по нашему будет - "Воздушная тревога". Вояки, блин, даже я уже вкурил, что разбудило нас. Осветительные бомбы или ракеты это были, судя по всему. Подсветили местность для аэро- или космосъемки. Там такой состав в начинке, наподобие магния в фотовспышке древней.

Используется это для корректировки уже идущих на цели средств доставки боеприпасов, так что вполне вероятно, что над нами сейчас разгружает бомбоотсеки какой-нибудь ТУ-160 или подлетают к цели ракеты.

Я успел сказать, что мы сейчас попадем под бомбежку и все как подкошенные упали грязный пол зиндана, закрыв руками голову.

- Встанте, бл**ь, идиоты! - Перекрикивая вой сирены заорал им я, - держитесь всегда на ногах, не приседать и не ложиться, взрывной волной нас не достанет, а головы прикройте вот этим, - я поднял с пола старый утеплитель, на котором мы спали.

Через секунду давануло. Меня швырнуло на стену, в ушах зазвенело, потом я полетел обратно, ноги подкосились и я шлепнулся на кого-то мягкого. Перебирая руками по стене и оскальзываясь на грязном полу, я съехал с этого кого-то, используя секунды, чтобы встать на ноги.

Пока не прилетела земля. А она прилетела. Минуту, наверное сыпало не переставая.

- Вставайте, откапывайтесь, трамбуйте ногами!, - Только и успел проорать я, не уверенный в том, что меня слышат. В яму наползло тротиловой гари, стало трудно дышать и начал разбирать кашель.

В этот момент прилетела вторая серия посылок. И прилетела она уже ближе к нашему зиндану. Как будто кто-то схватил нас всех на манер хорошего шейкера и встряс несколько раз, перемешав с землей и грязью.

Следом прилетел просто земляной поток. Невыносимая тяжесть давила на все мое тело, но я изо всех сил отпихивал от себя прибывающую землю и в один момент руки не ощутили сопротивления, меня не засыпало. Тротилом все еще воняло, но второй разрыв сдул гарь и дышать было можно.

Под руки попался огрызок доски, работа по откапыванию пошла веселей. Донна Роза и Адиль отряхиваются и отплевываются. Немец где? Вот и он.

- Все живы? - Очень громко кричу я.

- Все живы. Вроде. Глянь-ка на решетку, - выковыривая из уха землю пальцем сказал Немец.

Вроде не оглох, слава Богу, как в прошлый раз, растянул перепоночку-то. А решетку, прикрывавшую наш зиндан, внатуре было не узнать. Невесть откуда прилетевший здоровый шмат бетона, с торчащими прутьями арматуры ударил точно в центр решетки и загнул ее к х**м на манет кулька. Если бы не она, нас всех раздавило бы этим куском к х**м, только мяукнули-бы. А так, в довершение череды везения и выход на поверхность был свободен, в получившуюся щель можно было без труда пролезть.

Донна Роза мелко ряслась и находилась в состоянии шока. Она что-то быстро-быстро, меленько-меленько так бормотала, на манер старушки в храме. И еще раскачивалась. Ее вроде бы и отряхнули и почистили и Адиль там что-то ей втирал, а она ни в какую. Как деревянная. Бл**ь.

- За сиськи ее схвати, - подал странный совет Немец, но тут же пояснил, - короче, когда баба залипает от страха, надо ее за срамные места схватить, за сиськи там или за п**ду. Тогда она отлипает, чтобы в морду тебе дать. Мне так бабка рассказывала.

Адиля не пришлось долго упрашивать и он вцепился грязными лапищами в честный третий размер Донны Розы.

- *ля, - выдохнул я, - а я еще не верил Михалкову, долбо*б.

Не знаю уж как, то ли от такого многообразия противоречивых ощущений, от переживания бомбежки до эротических прикосновений, то ли от векового инстинкта дать в морду, согласно теории Немца, но Донна Роза пришла в себя и начала сбрасывать грязные адилевы ручищи, вяло что-то протестуя.

- Уебываем по суматохе. Всем тихо себя вести. Адиль, ты знаешь где мы?

- Точно нет, мне в зиндане никогда бывать не приходилось. Но если выбраться, то я быстро сориентируюсь.

Я слегка помог Немцу и он подтянулся на искореженной решетке, потом вышел руками и встал на колени.

- Горит все, дымища, *ля, но никого, вроде, не видать. Давайте, короче, кто там следующий, руку.

По очереди мы все оказали наверху. Всеобщего воя сирен и предупреждающего о воздушной тревоге голоса уже не было, сквозь грохот непрекращающихся разрывов только изредка пробивался тоскливый звук. Вокруг определенно раньше возвышались какие-то строения, которые теперь либо лежали в дымящихся руинах, либо полыхали огнем, освещая творившийся хаос.

Хорошо не ушли никуда, как груши попадали вниз обратно, когда ночь осветили еще несколько разрывов, но уже на большем отдалении, не меньше километра-полутора. и земля опять стала играть нами в пинпонг. После третьего вроде все успокоилось. Мы даже минут пять посидели, выжидая. Потом Немец глядя на меня кивнул головой. Я кивнул в ответ и мы снова полезли на свет Божий.

Перебрались в густой кустарник, вблизи которого шел забор из "колючки".

- Где мы, Адиль? - Спрашиваю.

- Вроде возле комендатуры. Вон-то, что горит, это склад ГСМ, там вот дальше стена огня, это горят артсклады и снабжение. Справа от нас автопарк горит. Так что за забором, что позади нас лес, если вдоль реки по нему идти, там даже тропинка есть, то выйдешь к твоей даче, Николаич. Ходьбы, ну, на час-полтора, примерно. Но я с вами не пойду, короче. Я тут останусь, а вы, давайте, уебывайте.

- Адиль, ты ох**л что-ли?!, - Начал было Немец, но я остановил его жестом.

- Если Адиль с армии съебется, то его семье не поздоровится, Немец, - ответил я, - помнишь, небось, была уже непонятка с этим вопросом. Адиль, ты большой мальчик, неволить х** буду. Ну, а остальным, пора на съебы.

Никто не заметил, как изменилась в лице Донна Роза, а потом тихонечко пятясь, растворилась в озаряемой всполохами огня ночи.

- Еще одно. Я на всякий пожарный, как страховка, если гроверство сорвется, складывал в твой тайник, Николаич, припасы и снарягу. Ну, если бы пришлось идти на Бологое. И давайте уже, не сидите тут.

- А где эта бл**ь, Донна Роза! - Раздался голос Немца, - ее нету, бл**ь! Что, ее тоже бросим тут, с Адилем, а, Николаич? Или щас по горящей базе будем ее разыскивать, х*ли там, светло как днем!

- Тихо, фриц недобитый. Вот она уже п**дует.

- Мальчики, там солдат, он совсем сгорел, ручки так поджал и ножки...

- *ля, Роза, еб твою мать! Какой нах** солдат! Нам уебывать...

- Ну, я просто подумала, что если вот эти штучки, как у Адильчика, - Роза показала грязным пальчиком на смертные жетоны, болтающиеся на шее у Адиля, - поменять с тем мертвым солдатиком, который совсем-совсем сгорел.... Донну Розу перекосило и она скорчилась, чтоб зареветь, но не стала, потому как все мы на нее просто зарычали.

- То тогда, - окрепшим голосом закончила Роза, - субаи подумают, что Адильчик сгорел и искать его не будут.

- Ты гений, Роза!, - с чувством сказал я и чмокнул ее в щеку.

Немец забрал у Адиля жетоны и скрылся в темноте, откуда она пришла. Через пару минут он уже вернулся.

- Я для достоверности твои железки еще и прокалил на огне, чтоб не дое**лись, что на горелом свежие жетоны. И пряжку от ремня отковырнул. У тебя ведь, как у арестанта, нету.

- Все, все моральные вопросы разрешены? Уходим теперь. Затариваемся и виснем на даче.

Дорога заняла не час-полтора, а все три, раньше тут толпы отдыхающих вытаптывали растительность, а теперь, да особенно ночью, еле продрались через все эти репейники. Вот и домик, как ни крутились, а один хрен, к нему и воротились.

Сидим, такие, тушняк из банок, вокруг керосинки, наворачиваем. Молчим. Адреналин стравливаем.

- Вовремя имперцы бомбежку устроили, них** не скажешь, - прервал затянувшееся молчание Немец.

- Курнуть-бы, эх..., - выразила квинтессенцию общих мыслей Донна Роза, - столько переживаний.

Адиль молча встал и вышел. Вернулся чрез минуту, сияющий как новенький самовар.

- Я, короче, после харвеста заезжал сюда, прятал оборудование и приныкал киндер, ну чтоб потом, если еще заеду харчей там забросить, то раскуриться без палева чтоб можно было. А со всей этой кутерьмой с палевом, казнями и бомбежками, забыл нах**.

Я готов был его расцеловать. Понятное дело, трубку мою любимую забрали подлые, турецкие жандармы, но смастерить на моей даче мокрый, как вы понимаете, дело пары минут. Ведро я зачерпнул из бочки с дождевой водой, которая по этому времени года стояла полнехонька.

Я всегда хапаю водный не полностью опуская колпак в ведро, а немного, втягивая в себя воздух на конце, поднимаю столб воды в колпак. После почти недельного попуска наша зелень острыми шипами заскребла в бронхах и горле. Я добавил сверху хапочку воздуха и заставил свирепо жужжащих конопляных пчел сидеть смирно. Они только злобно жужжали внутри меня. И вот он! Хлоп-хлоп, своим языком чпокал пчел и веселел от этого с каждой секундой мой знакомый, зеленый друг.

- Пуах-х-ха, - с кашлем выдохнул я. Ноги стали ватные, лицо растащивало в идиотскую лыбу, внутри бесновалась озверевшая лягуха: - "Трям-барам-пам-пам!"

Каждый отвесил поклоны ведру, каждый получил свое из волшебного, самонаполняющегося киндера, который просто мог бы быть моим талисманом, я так считаю.

Долго позалипать не удалось, ушедший адреналин сменила усталость, усугубленная марихой. Кое-как умывшись и вытряхнув одежду, улеглись спать, на чем Бог послал. Даме уступили койко-место, остальные расположились на полу. Я погоревал о своем интексе и спальнике, что остались в морге....

- Немец, ты не спишь?

- Нет.

- *ля, у нас же в морге лежит харвест.

- Точно, *ля. Надо достать, полюбасу.

- Эй, народ! Завтра придется перекантоваться еще сутки здесь. Нам надо сходить в город, у нас в морге спрятан харвест. Если в лесу пересидеть день, то безопасно будет. Видать нехило въе**ли по базе, ни одного патруля за ночь не было видно на дорогах.

- Вы ебнутые, что-ли? Или вообще торчки безбашенные? Вы только что выпрыгнули из петли и собираетесь в нее снова залезть? Из за пакета с травой? - Решил вразумить нас Адиль.

- Мы пойдем, что бы ты там не п***ел. Рисковать жизнью четверых, на протяжении стольких месяцев грова, ради этой "травы", это для него нормально, а спасти плоды этого риска, то тут мы торчки ебнутые - уперто набычившись сказал я.

- Мы пойдем и, кстати, это не мы с Николаичем спалились с дубасом, в вы с Розой - присоединился ко мне Немец.

- Да и идите, долбо*бы. Все равно мне теперь никакой дороги нету, кроме как с вами. Х** с вами, идите.

- Вот и х** с тобой, Адиль. И пойдем.

На этом все отвернулись жопами друг к другу и засопели нарочно. Не нарочно сопела только Донна Роза, чистая душа. Она, хлопнув водного, опала как озимые и обрубилась почти сразу.

Потом Адиль встал и закутавшись в брезент Немца пошел к двери.

- Я буду на крыльце пасти. Через два часа разбужу Немца. Потом, до утра пусть стоит Николаич.

- Караул - это хорошо, это никогда не лишнее. Верно мыслишь, Адиль, - бормотал я, проваливаясь в сон, где мне снился такой черный, лоснящийся, хрустящий и шуршащий черный пакет, как я его открываю и меня обволакивает ароматом старой аптеки. Хороший такой сон, в руку, что называется.


13 серия

  Показать содержимое

На рассвете зарядил проливной дождь и было решено остаться на день в домике, а не тащится в мокрый лес, который уже, к тому же, почти облетел. Все было спокойно, ни одного патруля за весь день, видимо имелись другие дела, кроме прогулок по окрестностям. Да и солярочка-то - тю-тю, горело до сих пор и дымило так, что чертям, небось, завидно было.

В процессе договорились о дальнейших действиях. Мы с Немцем идем в морг, а Адиль с Розой, берут всю снарягу и хавчик и выходят в условленное место, возле бетонки и там ждут нас. Там заброшенный еще с советских времен сельский магазин, я все обстоятельно рассказал и объяснил как на него выйти. Переправу через реку Адиль взял на себя. Как стемнело, напялили наши брезентовые доспехи и ушлепали в дождь. Дождь, в нашем случае, это хорошо. В дождь, да в темноте, самое милое дело куда-нибудь прокрасться.

Решили искать лодку на берегу. После разрушения мостов на реке много стало лодок. И рыбацкие и на перевоз. На этот счет прихватили ножовку по металлу. Долго не искали, даже пилить ничего не пришлось. Ветхая "казанка" была просто проволокой прикручена к обрывку цепи, а шест валялся в пожухлой траве недалеко.

Флотоводец из меня, как из говна пуля, так что Немец рулил на эту тему. Речка стала быстрая, но мелкая, а нам, чтобы выйти на площадь Ленина, а оттуда к моргу, надо было как раз по течению, с километр.

Но купаться пришлось все равно, в темноте не видно же, куда править, только по направлению, так что только заскрежетало по дну, мы сиганули за борт, а линь возьми, да выскользни, тут лодочка и тю-тю. А мы оказались на косе, а до берега еще заводь и глубокая, ссука.

Подошли к площади и дворами, к моргу. Город вымерший, даже на веселой Советской ни огонька и ни души. Не до баб стало басурманам. Тут Немец меня тормозит и пальцем тычит. А возле Ленина прямо, ну, воз памятника, вкопаны три кола и яма вырыта.

- Это еще что за хрень? - Немец мне.

- Это, бл**ь, для нас приготовлено, чуешь? Народный турецкий обычай, казнь на колу. Если бы не бомбежка, корчились бы сейчас на них все втроем. Пошли уже быстрей. Ебаный 21-й век.

- А яма нах**? - Не унимается Немец.

- А это для Розы. Привезли бы еще гравия машину, посадили бы ее в яму, прикопали по колени и забили бы камнями насмерть. Восток дело тонкое, Петруха.

- Ох**ть. Мне что-то стало ссыкотно теперь лезть. До этого было не ссыкотно, а сейчас что-то стало.

- Забудь, короче. Вон, смотри, площадка, где мы трупы выкладывали. Пришли. Пойдем-ка вон туда, я тебе что-то покажу.

Мы влезли под навес бывшей контейнерной площадки и я извлек из кармана "утку" из пустой пивной банки и целофанку от пачки сигарет, с добрым шматочком. Я долго ломался перед выходом: брать, не брать. А потом думаю: да ведь пох** реально, примут так или этак, все равно п***ец, так что взял и не зря. Немец обрадовался, забыл про свои страхи: "Ого! Давай-ка, покурим-ка!"

Честно говоря я и сам обосрался, вот почти без малого. Все-таки зрелище было еще-то.

- Николаич, кхе-кхе, - закашлялся Немец, выдыхая и передавая мне "утку", - я все стесняюсь спросить, а откуда ты столько всякого про этих турок знаешь?

- На экскурсиях экскурсовода слушал в Анталии, а не жрал косорыловку, как некоторые, - припомнил я Немцу один памятный случай его биографии в стиле "Тагил рулит".

Я затянулся тоже, ганджа на мятой жести светила добрым красным огоньком, разгораясь по мере того, как я затягивался. Я услышал внезапно шум дождя, который стучал по навесу контейнерной площадки и булькал в лужах, почувствовал запах прелых листьев, осени, мокрого асфальта. В кончиках пальцев закололо, сердце стало отбивать ритм и мой персональный зеленый приятель вырвался на сцену.

- Пошли, нех** тут высиживать, - успокоенный Немец, бросил отработавшую свое банку и двинул по забору к моргу. Я за ним. Сорванные двери кто-то пристроил на место и заколотил досками. Оставалась дверь с улицы. На ней оказался замок. На окнах, хоть те и без стекол теперь, металлические толстенные решетки. Морг стоял неприступной крепостью.

Сидим на корточках у стенки, движений никаких. Но тут меня осеняет:

- Пошли, - говорю, - я все придумал.

Идем к пожарной лестнице, наверх, потом по широкому карнизу, до двери чердака. Ну, двери там нет, если что, просто дырка. Потом по чердаку, белому от голубиного говна до второго окна, с него даже свет какой-никакой. Так, вот короб вентиляции. Он здоровенный, Немец в него без труда лазил, когда мы харвест сушили. Спуститься и подняться можно было упираясь в соединения коробов, они по метру примерно были сделаны, короб слегка поворачивал, потому секции такие маленькие.

Так, что у нас тут? Мне ревизия нужна. Ага, вот, нашел крышку. Что это по краям? На ошупь, вроде гайка - десятка. Ключика ясен пень нету, зато есть ножевочка, щас мы их. Но х** там, пришлось полотно вынимать и им спиливать, не подлезала ножовка. Проебся с полчаса, пока три обрезал, а на четвертом крышку просто провернул.

Немец сразу прям полез, зае**лся стоять и нервничать, понимаю. Я за ним, лезу враскорячку, а он уже решетку на себя и вниз. Я за ним, спрыгиваю.

- Ебаный ты ж в рот! - Немец сквозь зубы.

В натуре, полный п***ец. В смысле комната, где мы складировали трупы и где лежали мешки с запчастями от них, в которых и спрятал Немец наше сокровище, была пуста. Не, все было на месте, перевернутое вверх дном во время обыска, просто не было ни тел, ни мешков. Зря, получается, весь этот безумный поход мы затеяли.

- Куда все делось, бл**ь? А, Николаич, как думаешь?

- Я думаю, что после нашего ареста, доктора тоже взяли, а морг закрыли. А перед тем, как закрыть, стопудово тебе говорю, заставили тракториста вывезти все оставшиеся тела и остальное, что могло протухнуть и вонять, разводя антисанитарию. Турки, вообще, при всей своей дикости, вполне себе чистоплотны. Так что ответы на наш вопрос у тракториста синеносого. Знаешь где он живет?

- Да тут вот и живет. На Садовой, частный дом у него. Придется навестить его, делать нех**. Полезли обратно. Хотя погоди-ка, смотри, что я тут нашел. Мешочек какой-то, тяжеленький. Он упал, когда я спрыгивал с дырки. Ба, да тут рыжье со жмуров, Николаич. Похоже, что у нас с доктором мысли работают одинаково, он свое богатство, как прижало, тоже пошкерил в вентиляции. С собой заберем?

- Мне нах** не надо такое богатство, Немец, ты же знаешь. А ты смотри сам.

- Я не гордый, я возьму. Времена нынче тяжелые.

Первым опять полез Немец, ловко, как обезьяна подтянувшись к дырке и забравшись в нее. Потом он свесил руку и помог подняться мне, но я как-то неудобно повернулся и залазил спиной, окорябав ее об край. Запыхался, решетку на место положил, сижу перед ней, в коробе уже, дух перевожу. Немец ждет меня, пока я отдышусь.

И тут голоса за дверью, по коридору слышно, замком погремели, дверь хлопнули, идут по коридору сюда. Палец к губам и шёпотом Немцу: "Тихо, идет кто-то", - но тот и сам услышал, застыл. Свет фонарика забегал по комнате и раздались знакомые до боли голоса, в ночной морг пожаловали наши старые знакомые, Константен и программист.

- Где тут эта ебаная вентиляция, про которую доктор пел на исповеди?

- Х** ее знает, бл**ь. Нах** ты его замочил, щас бы с нами привезли, он сам бы и показал, где золотишко лежит. А теперь вот ебись тут в темноте и тухлятине этой.

- Я случайно, не рассчитал, короче. Нех** тут вы**ываться, раз такой умный, х*ли ты сам его не поспрашивал, а? Думаешь я бычара тебе, всю мокрую работу на себя брать, не забывайся.

- Константэн, да я без претензий. Вроде вон она, ништяк все, все сходится, - отозвался питерец, а свет фонарика стал слепить мне глаза, пробиваясь через решетку люка.

- Давай, хватайся. Сейчас вот этот стол подтащим и с него залезем.

Я сижу, ни жив, ни мертв, что делать, не представляю, напрягся весь как пружина, дышу через раз. Внизу проскрежетал металл по кафелю, стол приволокли. Потом кто-то тяжелый на него залез. Это константэнова туша, сто пудов говорю. Подсвеченные фонариком руки, с торчащими волосками на фалангах, вцепились в решетку и сдвинули ее в сторону, вместе с моими ногами, которые мне пришлось согнуть в коленях. Потом ладонь охлопала края люка. И пропала.

- Че-то нету них**, дай-ка фонарик, я залезу, посмотрю.

Первой появилась опять рука, но уже с фонарем, а за ней сразу и голова, с лопатообразной, отороченной щегольской эспаньолкой, широкой харей Константэна, которая недоуменно на меня уставилась.

- Какого..., - начала вопросительное предложение голова, а я вложил всю свою силу согнутых ног в удар по решетке, которая на манер гильотины рубанула Константэна по бычьей шее.

Нет, я не надеялся, конечно отрубить ему башку, но повредить что-нибудь в дыхалке вполне таким ударом реально, а это уже большой плюс в той драчке, которая тут непременно сейчас начнется. Самым везением было бы переломить позвоночник, но не в этом случае. Он заревел от ярости и начал, вцепившись в короб рваться из плена. Внизу обеспокоенно и заполошно заорал программист.

Ослабив давление на решетку я позволил Константэну обрушится вниз и с криком: "Немец, гаси питерского!", - Сиганул сниз, на упавшего, надеясь на его ошеломление, добавиить ему еще сверху ногами.

Х** там, бычара откатился моментом, я еле успел уйти от его очень решительного прямого, а в это время сверху скатился Немец и бросился на программера. В исходе этого поединка у меня сомнений не было и я очень рассчитывал, что Немец пособит мне с Константэном.

Противник мой неплохо боксировал и мне явно не хватало тех знаний, которыми снабжают по рукопашному бою в армии. Пусть даже и профессиональной. Солдат, даже хорошо подготовленный к диверсионным действиям, например, крайне редко вступает в рукопашную схватку невооруженным и аспекты в армейской подготовке ставятся именно на применение оружия, а не на махание кулаками. Так что я хоть и держал его, но инициатива все больше и больше переходила к моему противнику.

Мне прилетело сразу в голову и в бок, потом по ребрам, а потом я, вообще, выхватил ногой прямой в блок руками, после чего оказался на полу и еле увернулся, двинув в противника ногами стол, с которого мы слетели минуту назад.

Тот, по всей видимости, очень больно доставил Константэну углом по костяшке голени, так что пинаться он теперь так агрессивно не сможет. Кувырнувшись в бок, я встал на ноги и увидел, что Немец тупо бегает за программером, который швыряет в него всякое, похожая ситуация, короче, только наоборот.

Константэн чувствуя, что пробивает меня, рванулся в атаку, но наехал на мой лобешник, приемчик из веселого детства. Лобешник у меня, что твой камень, схватившись ладонями за разбитый нос, он попятился и получил еще с ноги в живот, и начал самостоятельно теперь собирать грязь с пола. Теперь запинать бы. Но не вышло, ловко подцепив меня за лодыжку, противник уронил меня со всего моего роста навзничь. Я с размаху приложился затылком об кафель и в глазах потемнело. Потом на меня навалилась такая тяжесть, что стало трудно дышать, воздух сочился в мои легкие тоненькой струечкой, как когда-то вода из так и не починенного мной на кухне крана. Тоненькой, почти невидимой струечкой.

Я чувствовал, что еще через секунду он меня придушит и целенаправленно, скользя по крови, сочившейся из носа по морде врага, нащупывал глазницы, единственный шанс на спасение. И вот оно, везение! Палец надавил на что-то мягкое, наприятно хлюпнувшее в тот момент, когда сил уже не оставалось совсем, небытие надвигалось на меня через стальные пальцы Константэна, сомкнувшиеся на глотке.

Взвыв он слетел с меня, откатившись в сторону. Я с хрипом втянул воздух и выхаркивая кашель, встал на колени, а потом на ноги. Но тут же опять полетел на пол, сбитый тушей ревущего от ярости противника.

Вдруг, в комнате появился еще один персонаж, который выступил на нашей с Немцем стороне. Константэну прилетело с ноги в бочину, он отвалился от меня и этот кто-то, в котором я радостно узнал Адиля, начал яростно окучивать его ногами, обутыми в тяжелые берцы, тот только корчился и похрюкивал. Тут и Немец закончил с программистом, прижав и приложив его мордой об крашенную стенку. Я тоже присоединился к выпиливанию Константена, пыром пытаясь достать в мягкое подбрюшье, со всяким важным ливером. Наконец он пустил юшку ртом и обмяк. Немец подволок хлюпающего программера и швырнул его к нам, стоящих руками в колени, бешенно сипящим после драки.

- Не валите, братва, не валите только, братва, у меня дочка маленькая, жена, в Питере, не валите, братва, - причитал съежившися программер, давя слезу на перепачканную морду.

- Завали е**ло, мразь, збс ты вспомнил о детишках, а когда нас сдавал туркам, о наших небось не думал, - заскрипел зубами Адиль.

Программер почуял п***ец и дернувшись, выхватил откуда-то маленький шпалер и выстрелил прямо с пола. Один раз. Потом шпалер полетел к стене, выбитый ударом ноги Немца, а под вторым его ударом хрустнули шейные позвонки и семейство программера в Питере осталось без кормильца.

Адиль получил свое в правое плечо, из-за маленького расстояния, навылет. Рана не особо текла, но текла. Пришлось разодрать рубашку усопшего питерца на тампоны с двух сторон и перевязку. Помыли рану, запас воды в морге был, свет тоже у нас появился, благо у фонарика хоть и разбилось стекло в ходе драки, но лампочка уцелела. Для надежности тампоны прижали еще и брючным ремнем, того же происхождения, что и перевязка.

Все тело ломило от пропущенных в драке ударов, если бы не Адиль со своим внезапным появлением, то шансов у меня бы не было. О чем я ему и сказал.

- Да не смог я там с Розой просто сидеть и ждать. Мне как острый нож. Ну вам показывать, что я перебздел тоже не хотелось. С Розой и манатками переправились на тот берег когда, одна лодка там была у меня присмотрена, хорошо вышли, почти сразу на бетонку от реки. Оставил ее в этих развалинах, что ты сказал, а сам и пошел за вами, ну, на всякий случай. А как эти то уебаны тут оказались, а? - Поинтересовался морщащийся от боли в плече Адиль.

- Долгая история, потом расскажу. Адиль, ты идти-то сможешь? Уходить пора, ночи хоть и длинные, но нам еще с Немцем надо вернуться, потому что пакет мы так и не нашли.

- Как не нашли?

- Да вот так вот, бл**ь, не нашли. Его, скорее всего, вместе со всем остальным тракторист на зараженное поле возле химзавода отвез и там закопал. Надо будет его спросить - где? Это вкратце, если. А теперь, давай, я тебе встать помогу. Надо валить отсюда.

- А с этим что будем делать? - Немец пнул ногой обмякшее тело Константэна, - с меня одного достаточно на сегодня, если кончать будете, кончайте сами.

- Сейчас мы его, я кое что придумал, - говорю, а сам вяжу его полиэтиленом от трупных мешков, его дох** там валялось, - сыпани-ка из мешка с золотом тут зубов и колец возле них. Утром его турки найдут, все доказательства, что он мародер по жмурам - налицо. У них за это дело точно сыктым, вроде того, что они нам приготовили, мусульмане ведь, гробокопателей, ох, как не любят.

Адиль морщился, ойкал и постанывал, но шел. От морга до места, где ждала Донна Роза было километров пять, не больше, мы знали дорогу через промзону, там вообще все было тихо. Плюсом операции, помимо мешочка с рыжьем у Немца, оказались только матрасы и спальники наши, которые мы с Немцем забрали из морга.

Роза спряталась при нашем приближении, но сразу потом захлопотала около Адиля, а мы стали ей помогать, разводить костер, греть воду и разрывать упаковку санитарного армейского пакета, несколько штук которых притащил хозяйственный татарин заранее в схрон.

- Знаете, что, мальчики, - сказала нам Роза, жестами отозвав в сторону от задремавшего от усталости и потери крови Адиля, - наши пути расходятся теперь, в свете последних обстоятельств. Адиль пусть при мне останется, а вы идите. Ну, куда вы там собирались? В Бологое? За травой? К черту на рога?

- А..., - хотел я задать вопрос, то тонкий пальчик прилип к моим губам.

- Тихо. Без возражений пока. Дослушайте. Я вам, ясное дело, многого не говорила. У меня тут в деревне, неподалеку, в районе, у надежных людей, дочка моя живет. Но все в этой жизни не бесплатно, поэтому я в город ушла, работать. Я их завтра приведу и они Адиля в деревню отнесут и помощь окажут, там даже врач есть. И уж я как-нибудь уломаю их на это, есть кое что, чем они мне сильно обязаны. Но за вас я ничего сделать не могу. Так что если хотите Адилю помочь, то валите отсюда. Теперь все. Есть возражения?

- Какие возражения, все по делу. Ты Роза, гораздо умнее, чем показываешь это окружающим.

- Не я такая, жизнь такая. Короче, забирайте из обвеса, то, что в дорогу вам сгодится и вуаля, скатертью дорога. Благодарить вас особо не за что, если бы не ваши ночные похождения, Адиль бы пулю не словил.

- Но он сам..., - Немец хотел оправдаться.

- Сам, не сам, похеру. Важен результат. А в результате ни травы у вас, и дырка в Адиле.

- Вот тебе, - Немец протянул ей мешок с оставшимся после инсталляции в морге рыжьем.

- Что это?

- Золото. Коронки, кольца. Все с трупов, - увидев ужас в глазах Донны Розы, Немец поспешил оправдаться, - не, не, это не мы, это мы у питерского забрали, они с доктором мутили это. А тебе оно сейчас, какое бы ни было, нужнее, работы-то у тебя теперь нету, да и деревенским за кров и лечение надо чем-то платить, верно?

- Верно. Давай. Да и не брезгливая я. Вот за это - спасибо, реально пригодится. А теперь собирайте манатки и пока, - Роза повернулась и пошла к костру.

- х*ли делать, Немец, собирай рюкзак себе, а я себе, пойдем, проведаем тракториста.

Через четверть часа, развалины магазина, с Розой, сидевшей у раненного Адиля мы оставили за спиной. Под брезентом на нас был новенький натовский камуфляж, а под ним термобелье, на ремнях висела всякая армейская утварь, вроде лопаток, фляг и прочего обвеса, что облегчает солдату жизнь, а за плечами у нас были прочные тактические рюкзаки с некоторым запасом харча и медикаментов.

Штакетник дома тракториста мы перемахнули на раз-два, хлипкая дверь в сени была не заперта. Хозяин развалился в пьяном сне на продавленном диване, в комнате стоял такой перегар, что было, наверное, огнеопасно.

- Вяжи его, Николаич, - Немец кинул мне моток прихваченного с полки скотча, - а то нам хватит уже на сегодня сюрпризов.

Ленивый тракторист поленился закапывать вонючие свертки и оставшиеся без попечения санитаров, то есть нас, бесхозные трупы. Да и побрезговал руки марать. Взял, да и свалил всю телегу, которую все-таки пришлось загрузить самостоятельно, под убедительными доводами турецких солдат, в овраг. Через полчаса часа, мы, оскальзываясь на грязных склонах, в неверных лучах рассвета, перебирали руками одинаковые свертки черного полиэтилена, разыскивая тот, чье нутро отзовется на прикосновение упругостью сена, а не твердостью холодного мяса внутри. А еще через четверть часа мешок лежал в рюкзаке Немца, а мы топали по лесной тропинке, к видневшемуся невдалеке садовому товариществу, где намеревались найти себе крышу на надвигающийся день.


14 серия

  Показать содержимое

Всякие неприятности в дороге случаются только с тем, кто бредет наугад. А мы точно знали дорогу. Благодаря хитрости, ну и беспринципности Немца.

Он прихватил с собой, пользуясь вседозволенностью Розы, не только шмотки-манатки и так нам предназначавшиеся, но и еще планшетник Адиля. Попутно разрешился и мой моральный конфликт, ведь в пакете, который мирно лежал теперь в рюкзаке Немца, была и адилева доля с харвеста.

Натурально, открыли дискуссию по вопросу. Пришли к выводу, что раз так срослось, то нех** комплексовать. У Адиля с Розой есть что пыхнуть, свой пакет она забрала сразу, а планшетник ему теперь только лишнее палево. А мы можем, если что, попробовать отп**диться, что нашли. Полегчало.

Планшетник был ох**нен тем, что заряжался от солнца и имел модуль GPS. В правильной, годной военной кодировке. То есть, смысл в том, что в случае войны, операторы системы спутников глобального позиционирования меняют кодировку и любые навигаторы и прочее барахло с обычными модулями GPS превращается в утиль.

Нам вполне хватало на дневных остановках оставлять его на освещенном месте, чтобы он минут пять отслеживал наше положение на карте.

Спутники-хуютники, беспилотники-п**дабольники, да... На линии фронта? Да. В разведке вражеских тылов? И я отвечу - да. На военных базах, объектах, мостах и прочей стратегической х**тени? Хрена с два. Даже при самой современной войне - призывник четвертого срока с древним калашом. Камеры наблюдения - в самом лучшем случае, а за терминалом - тот же срочник. И уж никак не в глубоком тылу только что развалившегося государства, которое ведет кровопролитную гражданскую войну.

Так что мы перли беспрепятственно, держась сначала направления 108-й, вполне себе комфортно ночуя в брошенных бесчисленных дачах.

Потом переходили федеральное шоссе, вот это был п***ец. Отчетливо воняло тухлятиной и неспроста. Здоровенный протухший олень подорвался на мине. Видимо, прилегающая к дороге местность заминирована в целях безопасности. И вот куда теперь?

Пошли налево, вроде как по-пути нам, все равно. Километров десять отмахали. Видели еще несколько трупов зверят и человеческий тоже. То, что его не убрали, говорит о том, что соваться туда никто не захотел. С низинки рассмотрели противоположный край дороги, тоже след от взрыва и чьи-то ошметки. А вот и таблички. Приехали, короче.

Дошли до поворота на какую-то деревню. Поворот на другой стороне, но с нашей стороны в склоне выемка такая, а в ней остановка для автобуса. На остановке солдаты стоят. Курят, ржут чего-то. Подползли поближе, расслышали базары. По-русски вроде. Ага, доблестная армия Московии. Салажня на стрельбах была, поссыкивают фронта, браваду на себя напускают. Все надежды только на высадку американцев, которые уж точно укатают имперцев. Подъехал грузовик, солдаты попрыгали в кузов и тот ушел в направлении Москвы.

Вылезли со склона за остановку, мин нет, слава Богу. На другой стороне четырехполосного шоссе шлагбаум на стрельбище и боец-задрот, завернувшийся в дедовскую еще, плащпалатку с кожаными люверсами.

- Стягивай брезент, Немец. Скатывай. Ну, чтоб мы по форме были с тобой. Глиной е**ло мажь как я, - и прям со склона жирно провел себе двумя пальцами вдоль скулы, на манер коммандо.

Немец на меня так подозрительно, как на больного, посмотрел. Но брезент снял и индейскую раскраску нарисовал:

- И дальше чего?

- Дальше просто. Дожидаемся пока дорога будет свободна и бегом, пригибаясь как настоящие коммандо двигаем вон к тому пареньку, прижимаем его к земле и шкеримся за его будочкой. Я ссу ему в уши, а ты рычи кровожадно что-нибудь по-турецки.

Боец прих**л, когда через дорогу на него понеслись пригнувшись два мужика, задергался в плащпалаточке, оружие пытаясь на белый свет извлечь. Но дудки, надо было слушать старшину, который наверняка говорил, что оружие надо держать снаружи. Немец сбил его с ног и зажал рот. Я подбежал и мы отволокли его за будку.

- Не кричи, боец. Мы свои. Мы из турецкой бригады "Янычар". Слышал, небось? Не кричи, не поднимай панику, мы не причиним тебе вреда, у нас свое задание. По контрразведке. Если все понял, то моргни два раза.

И развернул перед его носом мое удостоверение санитара турецкой военной зоны, с фотографией, печатями, звездой и полумесяцем. Вот ведь когда пригодились рассказы Адиля по накурке про турецкий иностранный легион из славян, бригаду "Янычар". Парень моргнул два раза и прекратил извиваться. Немец убрал руку и тот расплылся в улыбке:

- Правда что-ли из "Янычара", вот это да! А вы тут кого-то ловите? Или тренируетесь? А правда, что вам десять штук евро платят в месяц? А правда, что надо ислам принять? И обрезание сделать?

Немец опять закрыл рот ладонью разговорчивому постовому и наклонившись к уху злобно прохрипел:

- Сыктым, рус, амнакуюм, сыктым дадииль, амнакуюм!

Чувак аж взбледнул.

- Хепси нормаль, субаи, хепси нормаль, - успокоил я разнервничавшегося "офицера" и тот опять отпустил лапу.

- Все так, боец. Только обрезание делает полковая повариха, это у нас вроде обряда посвящения. Причем зубами. Выдержишь такое, милости просим в "Янычар". Мы тут срезать решили, да не учли, что дорогу мины охраняют, круг уже дали километров в тридцать. Нам, короче, в сторону Твери надо.

Тот заулыбался.

- Не-ет, я женатый, меня не возьмут. А вам в Тверь надо-то? Это я не знаю где. А шоссе зря обходили, там где столбики стоят, по пять метров в стороны коридор, могли бы и не брать меня в плен.

- Мы тебя условно сняли, запишем даже в тактический дневник.

- Круто. Но вам надо уже сейчас уходить. А то сейчас грузовик с салагами опять приедет на стрельбище их привезет, тут народу будет толпа. Вы идите тогда сейчас вот этими кустами, а потом краем стрельбища, только за щиты не ходите, застрелят. А там дальше будет овраг, а за ним склад ГСМ. По оврагу мимо пройдете, никто не увидит. А там дальше лес, сами разберетесь. Эй, а где ваше оружие? - вдруг с ноткой недоверия спросил боец.

Я достал с чехла на поясе нож и продемонстрировал:

- А вот оно.

Солдат проникся к нам полным уважением. Пожелав ему скорейшего дембеля, "командосы", сиречь мы, двинули указанным маршрутом.

- А не проболтается?

- Да не должен. Мы ему славно запудрили мозги. Да и если сообразит чего, то ему самому за это трибунал станет корячится. Не дурак будет, промолчит. Ну, а если все-таки дурак, то нас уже след простыл будет.

Еще пару федеральных трасс, защищенных минами, мы миновали благополучно и без приключений, пользуясь полученной от бойца информацией. Дачных поселков стало встречаться все меньше, деревень тоже, в основном мы шли глухим лесом, что было, понятное дело, не быстро, но зато безопасно.

Пару раз и ночевали прямо в лесу. Лапник резался чудесно тактическим ножом, трансформируемым в кусачки для проволоки, матрасы и спальники мы таскали с собой, рука не поднимется выкинуть такое богатство. Так что несмотря на наступающие холода высыпались мы отменно.

Вопрос с питанием тоже не стоял особо остро, мы даже не поджирали запасов взятых в рюкзаки. Котелки давали возможность варить пищу, так что в ход шли опята, которых была просто пропасть в этом году, картошка выросшая самосевом на заброшенных делянах, яблоки и прочее добро, оставшееся без хозяев.

Курили два раза в день. Утром, когда вылезаешь из спальника на холод, тело и внутренности сжимаются в спазм до такой степени, что начинает бить озноб и стучать зубы, такой сильный контраст температур. И вот чтоб не обламываться - водного. Слава дачникам, пластиковых бутылок у нас в лесах, плюнь, попадешь.

Скрюченный, такой, на холоде, в белье одном, а все равно, сначала заветную пробочку, а там уже.... Так, где, бл**ь, мои ботинки? Да и не так уж и холодно, бл**ь. И вообще: "Трам-парарам-пам-пам"! Лягушки, вперед! Немец, проснись. Не вставай, вот, на тебе, прямо в постель, хе-хе-хе.

И вечером, когда ноги гудят от пройденных километров, когда надо, бл**ь, пойти и притащить дров, развести костер, сготовить что-нибудь пожрать, а хочется только ебнуться и лежать, перед закрытыми глазами наблюдая бесконечный хоровод осенних листьев за день впечатавшийся в мозг.

Но тут опять пускает клубы жирного дыма пластиково-водный агрегат, который теперь даже и не выкидывается, потому как цивилизации все меньше. А вот п**довать по буреломам людьми нехоженым, наоборот, труднее.

Вдыхаю, подтягиваю в горловину воду, ювелирно надо, чтоб только губы ощутили прохладу воды.

- У-ф-ф-ф, - втягиваю воздух, пропихивая глубоко в альвиолы, сжатые отрицательным давлением, маслянистый туман. Втянутый столбик воды устремляется вниз, расплескивая воду через края внешней бутылки, но это не страшно, мы ведь в лесу. Немец кланяется водному резко, как подкошенный падает на него, так же резко от него отстраняясь.

А? Что там? Дрова надо притащить для костра, а ты пока картошку почистишь? Да запросто, камрад. Мы с лягушкой никогда не против поработать на общую пользу. И вот уже не обламываясь я волоку жердину, ломаю ее ребристым берцем, уперев в развилку. Плюхают картошки в котелок и краснеет морда Немца надувающего матрас.

Вышли, судя по всему, к Твери. Плотность населения увеличилась, в деревнях и дачных кооперативах стали попадаться жилые дома.

Завернулись в брезенты наши, стали похожи на двух бичей. Вылезли в поселок какой-то, узнать о ситуации впереди. Оказалось, что дорожка-то, закончилась. Как поведал отловленный аборигенский персонаж, Тверь была пограничным городом и с севера на юг от нее простиралась нынешняя государственная граница Московии. За ней находились Территории Под Мандатом ООН, а если точнее, то земли, которые поделят между собой участницы войны со стороны НАТО, естественно, после победоносного ее завершения. Цена, так сказать, участия западных стран с имперско-московской войне.

Граница эта имела все необходимые атрибуты, как то КСП, автоматические средства охраны, минные поля и пограничную службу, которая зорко охраняла отхваченный куш от разных унтерменьшей из охваченной войной Московии. Единственным легальным документом для ее пересечения служила марка, выдаваемая военными комендатурами Войск ООН. Нам такая халява не светила.

- Вот я дурында, Немец, ей Богу, - сокрушался я, - надо было хоть что-нибудь из рыжья в том мешке, что ты Розе отдал себе взять. Х**во теперь без денег, сейчас заложили бы.

- Точно, ты, Николаич, как выражался покойный питерец, феерический долбо*б. А я вот, нет, - и продемонстрировал на грязной ладони, вынутой из кармана пару здоровых печаток, грамм по двадцать и здоровую обручалку, тяжелую, толстую, сразу видно, цельную, не дутую.

- Вот ты жучара, Немец, п***ец какой-то. Тебя в правительство надо было, п***еца бы не было, вон какой ты стабфонд занычил.

- Многолетняя привычка, полезная, кстати. Знаешь какая? Люби себя, не обделяй.

- Святая правда.

- И, вот еще, - немец выложил на ладонь ПМ-а, - его тоже можно продать, стопудово. Это с него гундос Адиля продырявил. А я забрал.

Я напрягся и запыхтел, потому как с Немцем уже был разговор на тему всякого оружия. Если вкратце его суть передать, то мы не носим оружия. Вот и весь разговор и точка.

- *ля, ну я ведь так и знал, что ты бычить начнешь, вот и молчал. Если бы ты спросил про ПМ, то я бы сказал, а ты и не спрашивал. Короче, давай его продадим.

Попытка продать ПМ и золото какому-то х**, который терся на улице, закончилась стрельбой из того самого ПМ-а, по причине того, что нас решили просто ебнуть и забрать все. Нападавшие были без огнестрелов, так что одного, после меткого выстрела Немца, с воем поволокли, остальные разбежались в разные стороны. Мы в том числе.

На нужного человека нас вывела проститутка. Самый надежный источник информации, х*ли, соврет, ты вернешься и прикрутишь, а правду скажет, то шанс есть. Дедок с лупой долго ковырялся, разглядывая наши сокровища:

- С трупов, да?

- Угу, - хмуро прогудели мы.

- Мне похую, впрочем. За все - про все, дам вам сто тонн московскими. Могу в эквиваленте - 500 евро. Баксов и злотых сейчас нет.

- Ты ох**л, старый, - взвился Немец, - да тут каждое по 500!

- Гавно вопрос, - дед ловко навел на нас обрез двухстволки, которую, как оказалось, держал на коленях, - забирайте свою х**ню и валите.

- Мы врубаем обратку, уберите оружие! Немец, угомонись! - Встрял в конфликт я.

- Согласны мы на такое предложение, возьмем евриками, если нам еще информацию сольете.

- Какого характера информацию? - Вновь невозмутимый дедок убрал обрез на колени.

- Нам надо на ту сторону границы.

- Это вам к Умерлю надо. - Сказал дед, протягивая разномастные еврики, - Только он со своим Речным Патрулем может перекинуть на ту сторону.

- Спасибо. А где искать этого Умерля и его Речной Патруль?

- Где-где, на реке, епта, дурень, патруль-то - речной. Хе-хе-хе, - дед-ювелир затрясся от стариковского смеха.

- А еще, дед, тебе ПМ не нужен случайно?

- В жопу его себе засунь, только мушку спили, хе-хе-хе, - продолжал глумиться старик.

- Х** с тобой, будь здоров, - вышли мы из полумрака его халупы, чтобы идти к реке в поисках неведомого Умерля.

- И вам, бл**ь, не хворать, - догнало нас дедово кряхтенье.

- А хватит нам пятьсот евро, чтоб вдвоем перебраться через границу? - поинтересовался Немец.

- Я тебе что, бюро путешествий? Расценки туманны пока, разыщем Умерля, будет пища для размышлений.


15 серия

  Показать содержимое

Со всеми этими перипетиями, связанными с поисками барыги, купле-продаже и препирательствами со стариком, на дворе уже был белый день. Местности не знаем, стоим посреди пустынной улицы, как два дурака. Я говорю:

- Пойдем опять в лес, той дорогой, что и пришли. Там включим карту на планшетнике и узнаем, где тут река.

Немец кивнул и мы углубились во дворы, но только лишь затем, чтобы столкнутся нос к носу с военным патрулем комендатуры. Голубые каски с буквами "MP" и московитские что-ли, национальные флажки.

- Стоять! - По-русски произнес один из солдат, остальные молчаливо держали нас на мушке, - Кто такие? Документы?

Я медленно, не раздражая солдат, достал свое удостоверение санитара турецкой зоны, которое уже не раз выручало в трудных ситуациях. Немец передал мне свое не двигаясь благоразумно с места и я вручил их подошедшему ближе бойцу.

- Что тут делаете? Из какого вы подразделения?

Решил врать и выкручиваться.

- Мы с поезда. Санитарного. Нам сказали, что где-то в этом районе есть аптечный склад, субай-доктор послал нас узнать насчет бинтов и марли.

Солдаты опустили стволы, а тот, который держал наши документы, шлепал ими одной рукой по ладони другой. Мы стоим, глаза потупили. Ждем.

- Рюкзаки откройте. Вы, двое - посмотрите что у нах там.

Нас снова взяли на прицел, а я похолодел и приготовился умирать. Пистолет Ганса и наш пакет с травой забились у меня в голове пульсирующей красной надписью "Алярм!", но что-либо предпринимать было уже поздно. Два бойца взяли наши рюкзаки за нижние крепления лямок и вытряхнули на асфальт.

Образовалось пару кучек небогатого шмотья и солдатской снаряги. Котелки, смена белья, фляжка, харчи в виде распотрошенных и целых сухпаев, носки, стельки, мыльно-рыльные и прочее, что бывает у служивых людей за плечами. И тут я чуть не обделался вторично - среди всего вытряхнутого из рюкзака Немца я не увидел ни травы, ни пистолета.

Немец стоял напрягшись, молча. Старший патруля подошел к нашему барахлу, пару раз пнул вещи ногой. И тут внимание его привлек высунувшийся из-под прочего моего имущества адилев планшет. Дальше уже пугаться было некуда, я понял, что судьба навроде кошки играла со мной, не меняя планов по моей ликвидации.

Нагнулся, поднял его и показав своим товарищам сказал:

- Смотрите, парни, какое говно сливают союзникам, целиком из чугуна литое, га-га-га - и заржал месте с ними, - сдайте его в музей, денег много дадут. Собирайте манатки свои.

И бросил планшет, даже не включив, обратно.

- Как соберете, следуйте за нами. В комендатуре разберемся, кто вас без увольнительной с эшелона отпустил, офицера вашего вызовем, вот он обрадуется.

- Товарищ начальник патруля..., - жалобным голосом завел я старинную солдатскую песенку, - отпустите нас, мы правда на склад шли...

- В этом районе вот уже год нет ни одной аптеки, зато в каждом доме по полсотни проституток и наркопритонов, так что не надо мне свистеть, куда и зачем вы ходили, самоходы.

- Ну това-а-арищ начальник патруля..., - продолжал я канючить и он, как и все микро-тираны, смилостивился и нагнувшись к моему уху:

- Фифтин, - тихонько. Бойцы патруля отвернулись в другую сторону, очень, якобы, заинтересованные в изломанном пулевыми попаданиями заборе.

- Чего?

- Ойро.

Я кивнул, сделал несколько шагов назад, потом достал специально отложенную сотку мелочью, стараясь в кармане отщипнуть от нее поменьше, хорошо бы сразу ровно полтинник. Пришлось десятку убирать обратно, солдат не помешал. Вложив еврики в удостоверение, я снова передал ему документ.

Ксива вернулась пустой, а патруль ушел дальше по маршруту, удовлетворившись взяткой и оставив нас в покое. Надо было прятаться и выходить из города уже в ночи, как и входили, иначе таких встречь было не миновать. Но вопрос меня заботил сейчас другой:

- Немец, а трава-то где?

Тот осклабился и говорит:

- Этот пакет меня зае**л, мешался все время и я его из рюкзака достал и в спальник закатал, а они только нутрянку рюкзака вытряхнули, а притороченный спальник и не раскатали. Я сам чуть не обосрался.

- А шпалер?

- Да вот как от деда этого скаредного вышли, я его все в руке вертел, да он мне мешался тоже, кобуры нет, патронов к нему, кроме тех что в обойме, тоже нет. Да и сунул его деду под стреху сарая. И вовремя как, надо сказать.

- Слава Тебе, Господи, - искренне перекрестился я, - вот уж пронесло, так пронесло. А планшетник,а? Я думал, что все, вот тут будет полный, а нет, все равно пронесло.

Мы забились в ожидании темного времени суток в брошенный и разграбленный частный дом, удобно расположившись на втором этаже. Дом стоял на склоне оврага и подходы к нему просматривались чудесно. Плюс было видно объездную дорогу, ориентируясь на которую мы собирались двигаться к нашей цели.

Планшетник заряжался, а мы устроили перекур себе. На этот раз везение нам по мелочи изменило и среди всего мусора на первом и втором этажах я смог найти только одну пластиковую бутылку и ту - с дыркой. Кто-то жарил тут плюшки на сигаретке. Обрезал, приделал подобранный пакет с ручками из "пятерочки", обмотав по периметру скотчем, запас которого имелся. К концу пакета привязал шнурок, вытянутый ради такого случая из ботинка. Получился заебатый "парашют", горелку сделали как на водный, из фольги.

Долбить через парашют, это даже, на мой взгляд, некое сексуальное действие, особенно, когда медленно вытягиваешь пакет, наполняющийся жирным дымом, за веревочку. Вот хоть режьте меня, у меня все время какие-то пошлые ассоциации.

Пакет втянулся в бутылку полностью и запечатал горлышко. Через отсчитанные тридцать секунд я выпустил дым и передал аппарат Немцу, который исполнил ровно те же манипуляции.

На адреналиновый пожар, вызванный последними событиями как будто вылили озеро прозрачной воды со вкусом мяты и чудесный, свежий пар пропитал каждую клеточку моего тела. Я вновь понял, что жив. А это уже не мало.

Удалось даже по очереди подремать, а в сумерках уже, перекусив, включили планшет. До реки было километров десять на запад, если идти вдоль объездной. Сколько еще там по реке, хер его знает, где искать этого Умерля.

Со всеми предосторожностями выдвинулись, как достаточно стемнело. До леса дошли без приключений, видели только патрульный джип, ехавший далеко впереди нас. Видимо пешеходных патрулей ночью здесь не было.

Лес, а если честно, то просто лесополоса вдоль дороги, оказался непроходимым в темноте, слишком уж был замусорен упавшими деревьями и прочим говном, а фонарик включать мы не отважились. Выручила проселочная дорога, которая вилась по кромке поля за лесополосой. Часа через полтора по ней добрались до речки. Вода текла черная, холодная.

Часов около пяти, по ощущениям, жизнь на реке стала оживать. Река это жизнь, это еда, это способ передвижения, особенно в условиях, когда все наебнулось и не работает. Без особых проблем взяли языка из местных, который пришел за лодкой. Мужик отряхиваясь от мелкого мусора с земли и матюкаясь от пережитого страха, сообщил нам, что стоянка Умерля в километре и даже показал направление. Мы извинились за доставленные неудобства и оставили его в покое.

Умерль был, со слов этого мужика, как бы это сказать, в авторитете что-ли. Короче, он держал под собой всю рыбную ловлю на реке в рамках своей территории. Все как обычно, защищал своих, давил чужих, собирал общак и им же и распоряжался. Я после таких раскладов приготовился увидеть еще одного сидевшего-пересидевшего дедка-подлячка, однако все оказалось совсем по другому.

Жилищем Умерлю служил кирпичный особняк на краю деревни, обнесенный по периметру высоченным забором, увитым поверху "егозой". Окна имели металлические ставни и были забиты мелкой металлической сеткой, по всей видимости от летающих гранат и прочих подарков доброжелателей. Возле дома, далеко выдаваясь в реку, стоял обитый железом ангар с длинным пирсом. Все вместе напоминало плавучий город из "Водного мира", ну, где Костнер играл.

Охранник выслушал наше желание видеть хозяина и открыл калитку, пропуская нас на территорию. Нас обшмонали и провели во внутренний двор. Стоим ждем.

Выходит мужик молодой, лет 35-ти, спортивный, в добротной, фирменной спортивной одежде. Испытующе смотрит на нас:

- Чего надо?

- На ту сторону границы, в новгородскую область.

- Пятьдесят.

- Пятьдесят, что?

- Штук евро.

Тут я понял, что нам даже на один билет в жизни не накопить, а уж наши несчастные четыре сотни евро это вообще на смех курам.

- Понятно, а подешевле никак?

- Даром - за амбаром, - загадочно прокомментировал мужик и рассмеялся своей простецкой шутке. И этот смех его осветил что-ли, что-то тронуло мою интуицию, но я выжидал. И не ошибся.

Умерль, продолжая улыбаться, спросил:

- И чего, мужики?

После чего добыл из-за уха туго набитую папиросу, лизнул кончик и щелкнув зажигалкой, прикурил, выпустив облако сизого дыма.

Ботва, свежая зеленуха, сразу оценил я. Не удались в этом году у Умерля аута, стопудово. Или вообще барыжная шала у него в "пионерке".

- Ну, чего, есть еще вопросы?

- Не, вопросов больше нет. Есть предложение. У нас тоже есть кое-ЧО и мы предлагаем угостить радушного хозяина, чтобы он не давился своим самосадом.

Тот уставился на нас, застыв с "пионеркой", а потом, видимо что-то обдумав и приняв решение, сказал:

- Пошли за мной. Степан, иди на периметр, эти пока со мной побудут.

Пока мы шли, Немец делал мне страшные глаза и вертел пальцем у виска, а морду держал кирпичем. Прошли по двору, бетонными дорожками сначала, а потом по деревянным лагам, настеленным по грязи до железного ангара с причалом и вошли в него.

Посредине ангара, в широком канале с залитыми бетоном берегами стоял мини-эсминец. Это был катер, как пояснил потом Умерль, из серии "Бавария Спорт" с 600-сильным вольвовским мотором, общей длиной 13 с половиной метров. Все это великолепие было обшито десяти миллиметровой сталью "рефленкой" по бортам, а рубка имела стальные жалюзи солидного вида. Этакий плавающий танк. О том, что это боевая машина, говорило и огромное количество следов от пуль, вмятин и оплавленных участков. Так что рыбалка, как я догадался, лишь только официальное занятие нашего доброго хозяина, а основной доход он, скорее всего, имеет с контрабанды. После реконструкции веса определенно прибавилось, так что катер сидел в воде ниже положенного.

Умерль подошел к верстаку, который стоял у стены ангара, открыл шкафчик над ним и достал настоящий, старорежимный бонго, с длинной, красной трубой и черным шлифом.

Боже, как же мы давно не курили с бонга, как в прошлой жизни, прямо.

Немец запустил руку в спальник и сыпанул Умерлю на протянутую ладонь. Светло-зеленые крупинки раздавленных при транспортировке бошек он собрал шлифом до последней и протянул заряженный мне. Я показал рукой, что нет, мол, подрыв - хозяину. Немец тоже кивнул и Умерль молча чиркнул зажигалкой и забулькал водой, которую черпнул прямо с речки у своего плавучего бронетранспортера. Палец открыл дырочку-клапан и содержимое колбы полетело в Умерля.

Каждую секунду, что он держал дым, лицо его светлело, а я сглотнул слюну, знакомы мне ощущения, когда после вонючей ботвы затянешься добрыми бошками. Ох**нные, надо признаться, ощущения. Наконец он выдохнул:

- Мужики, вы в натуре, как Рождество, просто праздник какой-то.

- Ох-хо-хо-хо, - довольно похоже спародировал смех Санты Немец и Умерлю только того и не хватало, отдавал мне бонго он уже корчась от смеха. Трава такая, падаванов рвет на ржач в тряпки.

Через четверть часа мы уже балакали как старые знакомые:

- ...А там, бл**ь, в самом узком месте, они поставили две пулеметные точки, чтоб наши лодки ловить. И многие там легли. А потом мы вместе с мужиками подняли со дна этот катер и поставили листы стали, как броня. Теперь только я могу с разгона этот кусок пройти. Когда выходим в затоку, пассажиры прыгают за борт и до берега самостоятельно, я даю разворот и ухожу старицей на водохранилище.

- А почему тебя на базе не прищучат?

- Много будешь знать, плохо будешь спать. Мои услуги требуются разным людям, раз меня не трогают на базе, значит я кому-то тут нужен, верно?

- Все верно, ничего не скажешь.

- А вам, я помогу за так. За мое хорошее настроение. Я уже год как не видел доброй ганджи. Сначала было завались разного гашиша, который шел вместе с вояками, потом тут можно было вырубить украинские бошки у железнодорожников. А теперь только цыгане свою дикуху, зае**ла она уже.

- Мы тебе отсыпем, Умерль, ясное дело, не огорчишься ни разу.

- Тогда, раз такое дело, располагайтесь здесь прям, в ангаре. Все необходимое у вас есть для сна, я смотрю. Как появится клиент на ту сторону, поедете с ним паровозом, а пока несколько дней погостите у меня. Сейчас Степана пришлю, чтоб пожрать вам что-нибудь принес.

И собрался уходить такой, куда-то по своим делам хозяйским.

- Умерль, а может давай еще на посошок, да на ход ноги? Мы тоже год с бонго не садили.

- Хе-хе, уболтали, черти языкастые, не откажусь, конечно.

Так и продолбили целый день до вечера, ловили рыбу, смотрели Умерлево хозяйство, собранное с практичностью и тщанием доброго хозяина, потому как нет таких дел, которые не смог бы отложить на потом добрый растаман, если к нему заглянула на огонек парочка друзей с хорошим дубасом. Нет таких дел просто на свете.


16 серия

  Показать содержимое

Двигатель мирно бурчал, а мы сидели под прикрытием стальных жалюзи в боевой рубке умерлева эсминца. Капитан не отрываясь от самодельных рычагов, с пятнами сварки, заменяющих штатное управление, выкладывал нам план дальнейших действий:

- Короче, как только я остановлюсь, сигаете за борт, ловите пакет и идете....

- Стоп, стоп, стоп, - притормозил я его, - с какого х** мы теперь связаны с этим сраным пакетом? Насколько я помню, Умерль, мы в "ноги" не записывались.

В "ноги" мы действительно не записывались. Уговор был такой, что как придет оказия контрабанду везти на ту сторону, то мы пойдем паровозом, за что отсыпем Умерлю по-христиански из нашего запаса. Почти неделю мы пользовались его гостеприимством, жрали, пили за его счет.

Однако, в свою очередь, щедро набивали бесчисленные бонги нашими бошками, да и во исполнение договоренности сыпанули так, что не обиделся бы никто. Что в результате нанесло серьезный ущерб черному пакету, он уменьшился без малого в половину и обещал теперь не более месяца веселого существования. И это, опять таки, при условии жесткой экономии.

А за груз, что едет с нами, Умерль тер поначалу, что бросит его в условленном месте с радиобуем и его подберут кому надо. И тут вот, когда впереди "бутылочное горлышко" при выходе на простор водохранилища, отлично пристрелянное пулеметными расчетами по обоим берегам, возникает такая вот новая подробность нашего путешествия.

- Не, воля ваша, никто вас насильно в "ноги" не рисует. Но, сами прикиньте, ходу вам на том берегу, это если пулеметы пройдем благополучно, до первого местного. Вглубь на 30 км, а кое-где и на 50 км. пограничная зона. Все местные дрессированы и не хотят быть высланы в веселую Московию. Так что не успеете вы глазом моргнуть, как будете в ооновском цугундере доказывать, что вы не верблюды. А с пакетом вас человек встретит, тоже местный, но заинтересованный. Потолкуете, глядишь за вашу услугу, он тоже не обломается, ведь пакет под присмотром-то тоже сохранней.

- А раньше-то, х*ли, нельзя было сказать? Что мы, бл**ь, не люди тебе? Что за подстава, Умерль!? - взъе**ло Немца такое поведение нашего капитана и он привстал, чтобы схватить его за куртку и предъявить.

Умерль двинул самопальный рычаг резко вперед, сзади у эминца вырос пенный горб, мотор взревел, я сел на жопу и поехал к задней стенке рубки, по дороге меня догнал катящийся кубарем и матерящийся Немец.

- Вы зае**ли, бокорезы, - прокомментировал наше падение Умерль, удерживаемый на месте ременной сбруей, - х*ли бычить-то сразу. После чего рычаг вернулся в прежнее положение, катер зарылся носом в воду, я, хоть и старался держаться за какую-то хромированную хрень, приложился плечом, а Немец расквасил нос о рубочный пол до крови. Пока мы поднимались в нормальное положение, Умерль уже стоял перед нами с винтовкой в руках.

- Я до войны в пейнтбол играл хорошо. С настоящей винтовкой почти тоже самое. Я проверял. И у меня в связи с последними событиями на моем судне, встают два вопроса: что вас так сильно взъе**ло в моем предложении и стоит ли отшибить вам забывшимся быкам, особенно вот этому, с рожей гестаповца, - ткнул он стволом в сторону Немца, - рога и выкинуть нах** за борт?

- Людей подписывать втихую, это тоже быковство, - буркнул Немец, утирая юшку с под носа.

- И об железо ебашить без предупреждения, кстати, тоже, - добавил я.

- Ну так х*ли? Вам не нравится? Скатертью дорога, вот Бог, а вот и порог, сигайте за борт, берег недалеко. Или берите пакет и поехали, нам надо попасть в смену караула на пулеметах, ферштейн? Я говорю вам, без подставы. Ну, может я и затупил, не принял во внимание, что споткнемся на этом вопросе.

- Ладно, х** с ним, мы возьмем пакет, - подписался за нас Немец и передав наш пакет перемотанный скотчем на случай промокания рюкзака мне, сунул умерлевский в свой рюкзак.

На подлете к "бутылочному горлышку" нас согнал на пол одиночный выстрел снайпера, пуля которого срикошетив по жалюзи, ушла куда-то вправо.

- Не ссыте, чуваки, это цветочки, - ощерился белыми зубами Умерль, свернул в какую-то протоку и остановил катер под прикрытием ветвей огромной и старой как мир ивы и заглушил мотор.

После чего потянул вверх, как оказалось, металлический щит, ведущий в носовое отделение катера. Там было оборудовано лежачее место для одного и тросами продублированы от обычных, органы управления катером. Перед лицом лежащего была узенькая смотровая щель.

- Настоящий танковый триплекс, - щелкнул с гордостью по этому маленькому окошку пальцем Умерль, - х** возьмешь любым стрелковым оружием. А вы отодвигайте вот эти щиты, за ними будут ниши, они защищены боковыми листами стали. Потом задвинете их за собой. Пулеметчики будут в основном бить по рубке, так что бортам мало достается. Ну, и молитесь, если умеете.

Тут он заржал и выудил из кармана сигарный футляр из которого вытряхнул приколоченную папиросу. Смочил, взорвал, несколько раз затянулся, разжигая косой, а потом резко сдув пепел сунул ее горящим концом в рот и жестом пригласил нас на дружеский паровоз, как бы намекая этим, что непонятки сглажены и мы снова на дружеском ровняке.

Не девочки на дискотеке, все верно. Один поступок лучше тысячи слов и я первый приблизил губы к торцу гильзы. Ровная колбаска дыма, преодолев, волнуясь, несколько миллиметров между гильзой и моими губами стала заливаться с мои легкие, расплескиваясь волнами по альвиолам. Когда сосуд мой был полон, я защелкал пальцами, показывая, что уже хорош, но еще сумел втянуть носом тот маленький кусочек дымной струйки, который хотел удрать, воспользовавшись тем, что я закрыл рот.

Спящую мою лягушку как окатили ушатом холодной воды паровоза, а потом еще швырнули на раскаленную сковородку адреналинового выброса, вызванного ожиданием новой, очередной смертельной опасности. Он завертелся и завизжал как резаный, не зная, то ли впасть в полную измену под воздействием грозящих п***ецов, то ли яростно наслаждаться минутами настоящей жизни.

Последняя искорка пятки и изорванная на тысячу мелких клочков, как в старые, добрые времена, папиросная гильза летит за борт. Все расползаются по своим отсекам.

- Там телаги старые и еще мешки с сеном. Их под борта положите, а то может при попадании и сломать что-нибудь, - напутствует нас Умерль, когда мы задвигаем щитки, закрывающие наши ячейки от рубки.

Двигатель ревет и вибрирует так, что катер ходит ходуном. В рубке слышен грохот ударов пуль по жалюзи и вой рикошетов, достается так же и бортам. С моей стороны я нащупал свежую выпуклость, больно отдавшуюся в моем бедре, даже через подстеленый ватник. Хорошо выдержал метал.

Однако, другая беда пришла откуда не ждал. Выхлопные газы видимо на предельных оборотах нашли лазейку мимо системы выпуска, а может быть в ней проделала дырку какая-нибудь шальная пуля, но мой отсек стал потихоньку задымляться и хотя интенсивность пулеметного огня не уменьшалась, мне пришлось отодвигать рубочный щит, чтобы банально не кончиться от угарного газа.

По полу рубки катались деформированные пули, рикошеты выбивали искры, сливавшиеся в всполохи. Однако, чувствовалось уже, что мы проходим. Основная масса всполохов концентрировалась на задней полусфере, что означало, что мы выходим из сектора обстрела пулеметов и нам уже садят в спину.

Тут меня прижало от борта к центру, потому что катер выполнил резкий разворот, чуть не первернувшись и закружил юлой. Я тут подумал, что Умерль таки получил свое и эсминец его лишился капитана, однако почти сразу увидел болтающийся, перебитый тросик, который вел от рулевого в рубке к дублирующему в носовом отсеке.

Обрадовавшиеся пулеметчики, видя, что подстрелили нас, стали поливать катер свинцом с удвоенной энергией, так что создавалось впечатление, что сильный град долбит по его металлическим бортам. Я так и представил, как задыхаясь от быстрого бега в нашу сторону по берегу бежит боец с РПГ, чтобы добить наверняка.

Очень мне не хотелось становиться героем. Но лежащий в своей норе Умерль пока вылезет, да залезет, да пока, ссука, раскумекает, почему его корабль не слушается.... Э-эх, где наша не пропадала, и я по-пластунски стал выползать из своей воняющей выхлопами норы. Перекатившись по полу рубки и взвыв, обжегшись об раскаленные сплющенные пули катающиеся по полу, я схватился одной рукой за конец тросика уходящий к Умерлю и дернул за него. Тросик натянулся в ответ и я двинул рычаг руля немного вперед. Тросик натянулся еще и я еще добавил рычага. Болтанка и верчение на месте прекратились, катер по широкой дуге уходил из сектора обстрела пулеметов на "бутылочном горлышке", Умерль прорубил новую систему управления, так что когда тросик чуть провис у меня в руке, я дал рычага назад. Все это время я находился втиснувшись в узкую щелку между панелью с рычагами и полом рубки. От страха я почти лишился разума и чисто инстинктивно тянул за заветные тросики.

- Все, все, все, Николаич, спокойно. Отпусти уже их, у меня тут бандажик есть в ремкомплекте, - словно издалека донесся до меня голос Умерля и я открыл, наконец, глаза.

- Немца достань из норы, - первое что потребовал от него.

- Я тут, Николаич, - тут я услышал хруст разрезаемой ткани и увидел, что Немец режет ножиком рукав на моей правой руке, весь пропитанный кровью, - тебя тут зацепило малясь, сейчас перекроем.

Них** себе, малясь! Разорванной, медной рубашкой от пули располосовало мне все предплечье от локтя до плеча, местами довольно глубоко, до малинового мяса мышц. Немец, присыпав рану каким-то военным антисептиком и проложив свернутый из бинта тампон, сноровисто бинтовал мне предплечье. Боли я не чувствовал пока, но рука уже начала саднить, по мере снижения уровня адреналина в крови.

Уже через полчаса я достаточно оклемался от пережитого, чтобы встать на ноги, благо мы давно миновали опасный участок.

- И чего? - Баюкая раненную, саднящую тупой болью руку, поинтересовался я, скривившись, - назад ты тем самым путем пойдешь?

- Ну, нет, ясное дело. Назад я пойду водохранилищем, через шлюз, как все нормальные люди. Я ж пустой буду, чего мне под пули лезть зазря.

- Так ведь примут тебя на шлюзе, как пить дать!

- Не, не примут. Что они мне предъявят? Пулевые отметины на рубке и корпусе? Так тут каждый ими похвастает, браконьеры меня обстреляли. Документы у меня в порядке, кто-нибудь из своих перед шлюзом скинет мне рыбки на борт, что взял выше нормы, а я по лицензии как с рыбалки, - распрягся после напряжения боя и стал словоохотливым Умерль.

- Сейчас не ссыте, будет маленький фокус, - как обычно в последний момент предупредил Умерль и резко повернул катер к берегу, добавив газу. Мы неслись прямо на заросли ивняка, покрывавшие пологий берег. Хотя и доверяя нашему капитану, я закрыл глаза и инстинктивно убрал раненую руку под себя, ожидая удара об берег.

Но его не последовало. Катер, чирканув по песчаному дну, проскочил узкую полоску мелководья, заросшую мелкой порослью, которая распрямилась сразу за нами, скрывая вход в глубокую, спокойную и слегка заболоченную по берегам старицу. Рыкнув еще разок на холостых мотором, капитан заглушил его и наступила звенящая тишина.

- Прибыли, господа пассажиры! - бросил рычаги Умерль, расчистил себе ногой на полу рубки место от катающихся пуль и уселся по турецки перед мной и Немцем. Он снова залез в какой-то потайной карман и вытащил еще один футляр от сигары и вытряхнул из него еще одну приколоченную беломорину.

- Николаич, ты - героический мужик. Взрывай! - И протянул мне папиросу. Я вроде бы потянул правую руку, но она стрельнула болью так, что я сразу от этой идеи отказался. Да и еще в пасти пересохло все, еле отлепил язык от неба, лечить нечем, если только приклеить что.

- Благодарствую, конечно, - шепчу пересохшим ртом, - но давайте самостоятельно, что-то я сейчас не в форме. А руку дергает все интенсивнее.

- Ну, раз так.... - Умерль ловко провернул операцию "паровоз" вторично за этот день. И чувствовалось, что в "наградной" папиросе табаку совсем нету. Даже рука замигунилась от такого угощения, хотя и не прощала резких движений.

За борт сначала прыгнул Немец и принял наши рюкзаки, а потом уже спрыгнул и я, задрав больную руку как можно выше, чтобы не намочить. Все равно брызгами зацепило, как я ни старался. Стискивая от боли зубы и давя слезы я выкарабкался на берег, с которого мы кинули Умерлю респекты, тот махнул нам и рыкнув мотором ушел сквозь ивняк на большую воду.

Жара у меня не было, что говорило о том, что рана была чистая, ну, или о том, что антисептик сработал. Вечером, матерясь и подвывая, я дал Немцу сменить повязку, хотя по большому счету тут ловчее бы обошлось с ниткой и иголкой. Но и тут свезло, так свезло. В аптечке турецкого аскера, дай Бог здоровья Адилю, с которой уже пошел в дело бинт и антисептик, нашелся клей для ран. Ох**тельная хрень, сдвигаешь края раны, мажешь клеем этим и ждешь минуты полторы. Потом они уже не расходятся, пока не заживет. Чешется только натянутая кожа, но это все мелочи.

За всей этой возней стало темнеть, огонь не разводили, чтобы не демаскировать себя, помня о рассказах Умерля про местных. Утром ждали гонца, который должен был придти за пакетом.

Матрасы, спальники, брезентовые наши балахоны сверху и хотя уже поздняя осень, спать можно вполне бы комфортно, если бы не рука. Вертелся, вертелся, потом говорю:

- Немец, ты спишь?

- Нет.

- Давай-ка, покурим-ка?

- Давай-ка, покурим-ка, - согласился Немец, - но дубас у тебя в мешке. Сейчас, я только из своего фонарик достану.

Ногой я подвинул в его сторону рюкзак, он достал пакет и ножем, чтобы не снимать бесчисленные слои скотча, проколупал в нем дырку.

Минут через пять мы курили ароматную беломорину, початую пачку которого презентовал нам на прощание Умерль.

- Я очень извиняюсь, но что это такое вкусное вы курите? - Внезапно раздался голос из темноты леса за нашими спинами. Немец вскочил как ужаленный и направил луч фонарика в сторону раздавшегося голоса, сжимая в другой руке ножик:

- Кто, бл**ь, здесь, выходи!

Я судорожно затушил об землю косой и сунул его за ухо, а сам, стараясь не потревожить руку, начал выбираться из спальника, чтобы если что, то хоть не беспомощно лежать, может съебаться получится, если что.

- Не дергайтесь, люди, без паники. Я тот, кого вы ждете., - на свет фонарика из тени вышел.... Негр. Настоящий, черный негр, с белыми зубами и белками глаз и розовыми ладошками. Оружия он не имел, стоял в расслабленной позе и вообще не проявлял агрессии.

- Ну, это.... Тогда проходи, присаживайся, как там тебя?

- Азер.

- Азер? Почему азер? Ты же негр.

- Потому что черный, чудак ты человек. Разве не понятно? Может все-таки угостите паровозиком, за знакомство? - И негр указал пальцем на мое ухо, где лежал притушенный косой.

- Это да, конечно, - я протянул ему "бычковского" и, спохватившись, представился, - а я Николаевич, а это вот мой друг Немец.

Ночной гость во время этой тирады успел усесться на мой матрас, чиркнуть колесиком зажигалки по кремешку и поднести огонек к обугленному кончику косяка.

- Очень приятно, - проговорил он, выпуская клубы дыма секунд через двадцать из носа и рта, расплывшись в довольной улыбке.


17 серия

  Показать содержимое

Сидели в тех же кустах почти до обеда, долбили и слушали словоохотливого негра, про жизнь под мандатом ООН:

- Ну, получилось такое Косово, масштабом без малого с Европу, если понимаете о чем это я. Рай для бизнесмена, который не боится рисковать. Ну, вот хоть вроде меня. Это я временно всяких из реки таскаю, да "ногами" тружусь, а так я вполне себе даже процветал. Ну, до определенных пор, риск, знаете-ли - благородное дело. Я опять буду на гребне волны, вот увидите!

Далее шел пространный рассказ о особенностях местного бизнеса и нравах бизнесменов, сводившийся, вкратце, к тому, что если не попадаться военным властям, то можно было очень даже неплохо подняться, если не брезгливый и не ссыкливый.

Мандатная территория ООН или просто Территория, как ее называют местные, простиралась от прежних западных границ России, включая тут же потерявшую независимость Беларусь, по причинам "тоталитарного управления" и необходимости "внешней помощи", до Архангельска на севере, Твери и Орла в центре, Волгограда и всего Кавказа на юге.

Понятное дело, весь этот неслабый пирог был поделен на едоков, давным-давно наточивших зубы, но окончательно приступить к его поеданию мешало сопротивление имперцев на востоке и союзнические обязательства с буферной Московией.

Но самым кайфом для жителей Территории было то, что обладая ее аусвайсом, ты был избавлен от воинской службы, потому как создание на территориях под управлением ООН туземных армий строжайше запрещалось.

Будущие новые хозяева даже рисковали вкладывать бабло в поддержание инфраструктуры и промышленности на Территории, так что в городах работала канализация и водопровод и, хотя улицы в целях светомаскировки были не освещены, а стекла в окнах домов заклеены светозащитной пленкой, но в домах по вечерам бывало электричество.

Для нас, после года странствий по разрушенной и скатившейся в завшивленную разруху стране, это звучало как что-то нереальное.

- Ох**нно, Николаич, представляешь, лежишь ты такой в ванне, вода горячая, бл**ь, течет и вапор твой тебе пакет дует, красота! Прям как и не было ничего.

- Не трави, бл**ь, душу..., - настроения у меня на шутки не было никакого, несмотря на то, что я был обдолбан в мясо, руку дергало и она зверски чесалась. Немец понял и шутить перестал.

- Я страшно извиняюсь, - отвлекся тут от бытописания нравов Территории Азер, - но нам всем, похоже уже надо собираться и двигать помаленьку. Понятное дело - в разные стороны.

- Умерль говорил, что ты можешь нам помочь. Нам надо на Бологое выйти надо.

- Нихерас-се!

- 300 ойро.

- Это смешно. Знаешь что мне грозит в случае чего? Интернирование и лагерь, но не пионерский. Так что 700 и по рукам.

- Ну, бл**ь, 350, это уже край. Тут расстояние-то, полсотни километров не будет, нам ведь только из пограничной зоны выйти, а там уж мы сами двинем.

- Не, ну, бл**ь, 600 это уже просто даром! Эти полсотни километров можно равнять с парой тысячь обычных, не на пикник прогулочка.

- У вас там в Африке все такие евреи, а? 360 ойро и это справедливая цена, Господь свидетель!

- Сам ты еврейская морда! Я-то почище тебя русский буду, у меня папа сибиряк, кулаком быка убивал. У меня мама - негр. Так что не п**ди тут, коли не в курсе, 550 и конец разговорам!

Сошлись на 400, было видно, что процесс торговли доставил нашему темнокожему знакомцу удовольствие. Зато я был выжатый как лимон, у меня оставалось после этой сделки полсотни евриков, а путь еще был не близкий.

Добазарились на то, что Азер подгонит к реке свою тачку и под видом работяг, которых транспортирует на объект, отвезет нас в Вышний Волочек, куда у него так кстати есть пропуск. А там уже до цели нашего путешествия, жилища Отшельника оставались считанные километры.

О том, что транспортное средство может находится в личном владении мы тоже уже успели забыть. В Московии эта роскошь доступна была, как правило, только военным. Так что поедем с ветерком, заключительный отрезок пути представлялся легкой прогулкой, от сердца отлегло и даже рука перестала меня терроризировать, продолжая только уныло тянуть болевую ноту.

Шурша кустами негр ушел, а мы остались ждать его возращения. В сумерках заморосил дождь и мы сочли за лучшее упаковаться в наши брезенты, чтобы не отсыреть и не свалиться от какой-нибудь заразы уже в конце пути.

Слушая, как барабанят капли по капюшону, я задремал. Проснулся от сосредоточенного пыхтения, которое издавал Немец, перемежая его матерками. Между ног тот зажал противогазную банку и сосредоточенно ножом ковырял ей клапан.

- Нах** ты испортил хорошую вещь, а?

- Я нычку делаю, для ганжубаса. Не нравится мне этот черножопый бизнесмен. Сейчас вот выковырну еще бумагу и уголь высыплю чуток, а дубас туда спрячу. Потом резиновую пробку на место и х** кто догадается. Николаич, может ну его нах**, этого Азера, а? Пошли сами по себе, не впервой нам по лесам шастать. Планшетник рабочий, я проверил. Пошли, а?

- Ну-да, ну-да, "тиха украинская ночь, но сало надо перепрятать", Немец, вот память у тебя - девичья, хоть на девицу ты совсем не похож. Помнишь, Умерль рассказывал про пограничную зону и дрессированных на отлов похожих на нас типов местное население? А слово интернирование, которого Азер боится, тоже помнишь? Так вот первый, кто нас увидит, сдаст нас полиции или жандармерии или кто тут у них. А тут есть хоть какой-то шанс. Хотя мне Азер тоже не по душе, какой-то он Мальчиш-плохиш, как мне кажется.

Потом я занялся разматыванием бинта и осмотром раны. Местами клей скрепляющий концы раны треснул и из тершин сочилась сукровица, однако в целом все выглядело прилично, даже припухлость краев раны стала спадать. Немец помог мне сварганить повязку обратно, после того как закончил перепрятывать "сало".

Плохиш приехал на раздолбанной праворульной "тойоте" с одними габаритами. Задние пассажирские места были отделены от передних приваренной к кузову прочной металлической сеткой, все окна, кроме лобового и передних были заменены кусками плексигласа. Кузов украшали многочисленные отметины от зарядов дроби и пуль.

- Рюкзаки сюда давайте, - вылез Азер из-за руля и открыл багажник. Снял обшивку со стороны правого заднего крыла и открыл потайную нишу, куда и запихал наши мешки.

- Все, поехали, нам еще полсотни верст пилить, садитесь.

Очень не хотелось в клетку эту, но что делать. Морщась от боли в потревоженной руке я полез в салон, на продавленный диван. Немец плюхнулся рядом. Азер хлопнул дверью и уселся за руль. Ручек изнутри на наших дверях не было.

- Держитесь крепче! - нигер швырнул сцепление и "тойота" рванула с места как пришпоренная. Я пытался изо-всех сил беречь руку, пока мы скакали минут десять по разбитому проселку. Потом, взревев мотором, мы выкатились на асфальтовую дорогу. Из открытого переднего окна был слышен шелест шин по асфальту и я явственно вспомнил, как под точно такой-же шелест я катался с женой к морю....

- Стой, бл**ь, нигретосина х**ва! - вывел меня из радужных мечтаний полный злобы крик Немца, - Смотри, Николаич, куда эта ссука нас привезла!

И тут я полностью только врубился в ситуацию. В сгустившейся темноте мы приближались к ярко освещенному объекту, причем этот объект обладал хорошо различимым забором из "колючки" в несколько рядов, сторожевыми вышками, с которых все и освещалось прожекторами, в свете которых виднелись длинные шеренги бараков.

Немец вцепился в решетку побелевшими от напряжения пальцами, пытаясь ее отодрать и добраться до черного мудака и цедил сквозь стиснутые зубы, брызгая слюной в шею оглохшему Азеру: "Не жить тебе, ссука, не жить тебе..."

Не обращая внимания на руку, я откинулся на Немца и попробовал дать хорошенечко ногой по плексигласу, что заменял оконное стекло. Куда там. Молотком его и то проблематично проломить.

Оторвавшись от бесплотных попыток выломать решетку, Немец вылупил на меня безумные глаза с расширенными зрачками и заорал: "Ебаный ты в рот, Николаич, ну из-за тебя же все, ссука! Я же говорил тебе!"

Я изобразил на е**льнике нечеловеческую скуку и откинулся на диване. Ясен х**, это я нас приволок в эту дыру и подставился этому сраному африкосу. Гораздо проще было сдохнуть с самого начала и не е**ть никому мозги.

Азер навалился на руль и топил гашетку, все больше сутулясь от проклятий, угроз и леденящих кровь обещаний, к изрыганию которых вернулся Немец, видя мою полную безучастность к нашей судьбе.

- И шкурку с него, я одену тебе на башку, как купальную шапочку! - в воображении своем Немец препарировал ниггера, когда мы вкатились на бетонную площадку возле освещенного КПП и наш автозак заскрипел тормозами.

- It's not personal, Sonny. It's strictly business, - буркнул нам напоследок ебаный, чернокожий любитель старых кинофильмов и хлопнул дверцей.

- Немец, нас будут допрашивать, возможно с мордобоем, короче, расклад такой, чтоб нам не расходится показаниях, времени нет на придумки особые, так что п**дим что-то в таком духе, что с начала п***еца так пересрали, что загребут в армию и отправят на войну, что спрятались в охотничьем домике, где-нибудь на Селигере. Там этого добра дох** понастроено. Адреса конечно нет, если спросят, сможешь-ли показать, то отвечай, что сможешь, но не уверен. Харчей и медикаментов хватило на год, вот и вышли к людям, сначала боялись, жили в лесу и у реки, кормились рыбой и всем что найдем, меняли что было ценного. Форму, что на нас, тоже сменяли, потому что поизносились. В Бологое нам нужно было, так как там живет родня моей жены, по фамилии Мойшевы. Там этих Мойшевых, половина городка, я как-то по телику слыхал, не ошибемся. Адреса не знаем, хотели поискать на месте, поспрашивать. Лады?

- Да лады, Николаич, х*ле. Эх, шли бы сейчас себе лесочком, нет, бл**ь, повелся ты на негритоса этого, - забурчал Немец.

Пока мы уславливались, снаружи разговаривали на русском, но них** было не разобрать, а видно было только то, что перед лобовым и передними боковыми, а наш плексиглас был непрозрачный. А эти как назло стояли за пределами обзора нам доступного. Потом кто-то рассмеялся, моя дверь открылась, в проем хлынул слепящий поток света, заставив зажмурится.

- Ну, что, хохлы, прищурились? - в сиянии появилась голова и корпус вооруженного автоматом мужика в кевларовом шлеме с откинутым забралом, - Вылезайте, приехали и без шуточек. С этими словами мужик протянул руку к моей больной руке, схватил и грубо выволок меня из этого ебаного японского автозака. От боли я попытался вывернуться, но прогнозируемо схлопотал ногой обутой в берцы по ребрам и больной и здоровой руками пришлось уже прикрывать морду, чтобы не дай Боже не прилетело в зубы. Стоматолог в наше время не позволительная, бл**ь, роскошь.

Мужик увидел, что мой рукав набухает от крови и притормозил в моем окучивании, вздернул меня за здоровое плечо на ноги и хлопнув по спине приказал не дергаться, а сам принял из машины Немца.

От боли я аж вспотел, хотя на улице было не жарко. Глаза привыкли к резкому свету и стало видно, что мужик не один, а их целая толпа, в окружении которой в свете прожекторов мы стоим. Все с калашами, в шинелях советского образца, с нашитыми на них черными воротниками и церными обшлагами на рукавах. Шумовцев, вспомогательную полицию вермахта времен Отечественной Войны, копирут, с-суки. Только у тех наоборот было. Морды, как и положено коллаборационистам, тоже нажратые. Пидораса Азера нигде не видать, наверное получает серебренники, иудушка-бизнесмен, а мы его еще и накурили, гандона. И Умерль тоже хорош: "Если понравитесь ему, он поможет", помог, бл**ь, дальше некуда. Хорошо хоть турецкие ксивы скинули в машине, опомнились, а то всей нашей придумкой с селигерским домиком настанет п***ец. Сунули наши удостоверения между подушками азеровского рыдвана, сзади, где сидели. Судя по тому как у этого козла тачка обустроена, мы не первые лошары, кто попался на его удочку.

Ввели внутрь длинного барака, приказали вывернуть все из карманов, а потом раздется догола. Я замешкался с рукой, начали рвать куртку, но Немец помог стянуть и ее и брюки с бельем. Шмотки наши швырнули в какую-то машину, наподобие стиралки, только размером побольше, насколько я понял, на обработку от насекомых, хотя мы в чистоте себя блюли по мере сил и насекомых не имели. А нас отправили в душ с холодной водой и каким-то жидким, вонючим мылом. Обросшие волосы состриг мужик в гражданке, которого привели шумовцы.

Мужик в белом халате осмотрел нас, заглянул в глаза, приказал озалупить х**, а потом раздвинуть булки, после чего нам выдали наше шмотье, омерзительно воняющее хлоркой или чем-то похожим, что живо мне напомнило мои приключения в первые дни п***еца. Пока Немец одевался, чувак в белом халате вылил мне на рану, прямо поверх клея что-то зашипевшее из большого пузырька и забинтовал.

- До свадьбы заживет. Есть у вас жалобы на какие нибудь заболевания? Не страдаете-ли вы какими нибудь заразными заболеваниями?

- Нет, доктор...

- Масяня.

- Что, простите?

- Масяня. Фамилия у меня такая. Смешная, правда? Была, пока я не стал доктором в концентрационном лагере. А всего лишь за то, что этим с-сучкам не было 13 лет! И я теперь должен гнить тут, понимаете?

Я, кивнув головой, отшатнулся от скрючившего пальцы доктора с веселой фамилией, благо он уже закончил с перевязкой. Да и он, похоже, ушел в свои мысли и перестал на нас реагировать. Немец помог мне одется и шумовцы повели нас на допрос.

На удивление, дознаватели схавали наши враки про годовую отсидку в лесу и поход к жониной родне в Бологое, хоть и не обошлось, ясное дело, без п**дюлей. У Немца в активе числился вторично расквашенный нос и красное, опухшее ухо, за которое его, видимо, таскали, а у меня, похоже, треснуло ребро после добавки на старые дрожжи и заплыл от рассеченной брови глаз, что в сумме было не так уж и страшно.

Симулируя полное безволие и покорность, я как молитву тверил сказочку про белого бычка, про домик на Селигере и желание выйти к людям, бо закончились уже средства к существованию. При этом я горько стенал, рыдал и пускал сопли, чтобы уж совсем иметь жалкий вид. Жалких не бьют, кайфа нет.

Минут сорок нас допрашивали, потом дознаватели захлопнули свеженькие папочки с нашими именами, и уже знакомые нам конвойные препроводили нас в зону.

Какое-то время шли молча по длинному проспекту между бараков, подошли к одному, с большой цифрой 18 на стене, шваркнули по створке двойных ворот барака прикладом.

Открылась дверь и освещенный со спины фонарем-керосинкой на порог вышел мужик в гражданке, но с белой повязкой на руке. Мужик увидев шумовцев вытянулся и выпалил, сначала в полный голос, а потом, сообразив, что ночь на дворе, перешел на свистящий шепот: "Господин старший охранник! За время моего дежурства происшествий не случилось, все заключенные в наличии согласно списка, больных и отсутствующих нет. Дневальный по бараку номер 18 - заключенный Прах!"

- Не тянись, вольно - ответил один из шумовцев, - принимай пополнение в барак. Карточки на жратву и прочее завтра староста барака с ними получит. А ну, пошли!

И втолкнул нас взашей внутрь барака.

- Нары выбирайте любые свободные. Вот эти хоть, - указал нам на дощатый настил дневальный, - и ложитесь сразу. За ночное хождение по бараку - карцер с хлоркой. Завтра все.

Спорить не стали, порядков не знаем. Залезли на указанные нары. В животе бурчало от голода, последний раз мы перекусывали консервой утром у реки. Несмотря на это, довольно быстро уснули.

Правда и проснулись очень быстро. Обитатели нар в виде клопов и вшей накинулись на свежачек и мы завертелись словно грешники в аду. Чуть позже стало ясно, что термобелье, которое шумовцы не отобрали у нас только в виду собственной безграмотности, паразиты прокусить не смогли, больно ткань плотная, и мы натянули его на участки, оставшиеся открытыми, но едва засыпая, теряли бдительность и снова кровопийцы шли в атаку.

Немец ворочаясь, повернулся ко мне и жалостно так:

- Эх, Николаич-Николаич, курнуть бы щас, да?

- Да, бл**ь, Немец, еще бы Анджелину Джоли натянуть после этого.

- Зае**ли вы мудаки п***еть, - раздалось откуда-то с соседних нар, - завалите е**льники, не мешайте спать людям.

Еще некоторое время мы лежали молча, давя агрессоров, но в конце-концов усталость взяла свое и мы уснули окончательно, предоставив местным, лагерным вампирам полную свободу действий.


18 серия

  Показать содержимое

Неделя, что-ли, прошла, ну или около того. В лагере невозможно вести счет дням, потому что они одинаковые до отвращения.

Утро начинается воплями дневального и барак наполняется проклятиями, кряхтением и пердежом, интернированные покидают нары и серой, плотной массой бредут на плац под присмотром шумовца. Потом долгая поверка, порой до четырех часов, под осенним, холодным дождем.

Баланда после поверки, следующая хавка не раньше вечера. Если работ нет, то шумовцы начинают шлепать картами у себя в кандейке, а заключенные предоставлены сами себе, точнее заботам дежурного по бараку и дневального.

Мы сидим с Немцем в общей части лагеря, то есть это прямо свидетельствует о том, что нашу нехитрую ложь про годовую отсидку в лесу, тюремщики наши приняли за чистую монету. После того как узнали какое реальное количество настоящих "выживальщиков" делят с нами нары, мы перестали удивляться этому факту.

Действительно, довольно большое количество наших бывших сограждан успело во времена "золотой трубы" нарастить жиров и на момент наступления глобальных п***ецов приняло решение никакую сторону не принимать, а просто-напросто, оседлав свой верный "круизер со шнорхелем" покинуть презренный социум, затаившись на собственной деляне, где-нибудь в Тверской губернии. Ну, или накрайняк, превратить свою хату в склад провианта и амуниции и пересиживать неприятности в городе.

Жизни такой и первым и вторым хватало примерно на год. Множество этих беглецов от реальности погибло в схватках с себе подобными, сошло с ума от одиночества или безвестно сгинуло в бесчисленных топях и прочих природных явлениях.

Мне удалось познакомиться с одним из таких, который реально протусовался в лесах целый год и как раз в том районе, о котором мы и пели на допросах, как о месте своей дислокации.

От чувака этого, мы понабрались жутких историй про банду бывших мусоров, которые резали на ремни "хомячков", так они называли одиночек-выживальщиков, выпытывая о местонахождении "защечных мешков". Про сталкеров-людоедов, с кладовыми полными копченой человечиной. Про работорговцев и нечисть, которая теперь непуганная вылезала из своих плесневелых углов.

Про то, как он сам год прятался и маскировался, дрожал от каждого шороха и голодал днями, пережидая визит очередных незваных гостей. Про то, как однажды не уберегся и был пойман очередной гоп-стоп компанией, которая развлеклась тем, что привязала ему к спине старую, автомобильную покрышку, подпалила и отпустила его пробежаться по лесу.

Речка его спасла. Потом еще несколько дней скитаний и он, обожженный, полубезумный вышел на блокпост ооновцев и был препровожден в лагерь, где стараниями чокнутого доктора Масяни, который и мою руку привел в порядок, пришел в норму и не мог утолить никак жажду общения. Он был готов говорить днями и ночами и так же бесконечно и внимательно слушать.

Что было нам очень на руку. На допросах, которые случались все реже, мы разыгрывали карту успокоившихся и пришедших в себя уже от шока людей, которые пережили такое! - Тут мы делали ужасные, круглые глаза и потчевали слушателей леденящей историей из репертуара нашего друга, со всеми стилистическими и географическими подробностями.

Все люди, заключенные общей зоны, были уверенны, что заключение их временное, вот-вот разберутся и выпустят их на свободу. Я же имел мнение относительно нашей судьбы такое, что как только нас накопится достаточное количество, мы будем выдворены за территорию Территории, а именно в Московию, где нас будет ждать кого принудительная пахота, кого представители московитской армии, а кого и прокурор с заплечных дел мастерами.

Первую пару дней Немец смотрел на меня волком и скрежетал зубами, лишившись иньекций добродушия из нашего черного пакетоса. Надо признаться, что и мне постоянно зудело на тему: "Вот бы сейчас дунуть", но я крепился и лыбился в ответ на его оскалы, что в итоге привело к тому, что жизнерадостный от природы Немец перестал злится. Еще больше обрадует его событие, думал я себе, которое вот-вот должно было случиться.

Я вымачивал корку в остатках баланды на дне миски, когда дневальный громко, перекрикивая гул барака, прокукарекал мой номер и я, накинув свой неизменный брезентовый комбез, вышел из барака под дождь.

- Посетитель к тебе, - буркнул шумовец из-под натянутой по самые глаза балаклавы, - шагай, давай.

К заключенным общей зоны пускали и посетителей, родственников чаще всего и даже можно было получить передачу. Однако я знал, кто пришел меня навестить.

Азер был бледный. И похудевший. Руки сбиты и местами виден пластырь. Бедняжка, натер руки лопатой, да заступом. Я живо представил себе, во что превратилось место нашей недавней встречи с моим гостеприимным посетителем. Кроты, небось, все сдохли от зависти.

- Вам п***ец! - вместо "здрасте" прошипел сквозь зубы, брызгая маленькими капельками слюны, Азер, - где пакет, гнида! Отвечай, или тебе п***ец! Тебя просто згноят тут, мразоту, тебе....

Тут он решил набрать в легкие воздуха, чтобы продолжить, но я ловко воспользовался моментом:

- И тебе тоже п***ец. Точнее, тебе уже п***ец. Ставлю свою никчемную жизнь против того, что ты уже труп и продолжаешь коптить небо только по преступной нерасторопности чуваков, которых послали тебя исполнить. Так что если ты сейчас выйдешь отсюда не узнав где пакет, то еще неизвестно, кто из нас кого переживет. А если ты попытаешься скормить меня шумовцам, то пакет достанется им и кто знает, что они запросят с тебя за него и захотят-ли отдавать его вообще.

- Где пакет, ссу-у-ука! - вцепился, подвывая, в мой мокрый брезент сведенными судорогой ужаса пальцами негритосина.

- Пакши прочь! - Легко отщелкнул я руками снизу его клешни, - слушай внимательно. Мы выходим за ворота и ты везешь нас до Вышнего Волочка, как и договаривались. Возвращаешь нам все наше шмотье, вещи и ценности. Особенно те, которые в хрустящем черном, полиэтиленовом пакете. Ты понимаешь о чем я. Потом мы выходим и если нам все нравится, то говорим тебе, где твой пакет. Если - нет, то разговор окончен и мне в барак пора, скоро вечерняя поверка начнется.

Чувствовалось, что я здорово изменил сценарий, по которому, согласно представлений Азера, должна была строиться наша встреча. "Ноги" Азер был зажат в угол и, как разумный бизнесмен, признался в проигрыше. Надо думать, что он был-бы согласен и на большее, так что был вполне доволен моими условиями.

Нигер заметно успокоился и закивал, даже пытался давить из себя какие-то извинения, на тему: "не мы такие, а жизнь такая" и что он полностью пакет возместить уже не может, но компенсирует это дело местным гашишом, который везут ооновцы откуда-то из южных краев своей дислокации.

Почуяв надежду на спасение от неминуемой, надвигающейся п**ды, Азер заверил меня в том, что завтра мы уже будем катить к точке нашего расставания на всех парах, с документами принятых на работу под ответственность местного жителя. И что он заявится сегодня вечером, после вечерней поверки, добазарившись с шумовцами и притащит пожрать. Под ложечкой засосало: "И покурить!" - Но я прервал этот не к месту засос, внутренним-категорическим: "Не время!"

- Николаич, а когда ты успел этому хмырю черножопому куклу сунуть? - состроил троллфейс Немец, после моего рассказа о произошедшей встрече.

- После Умерля на берегу дохера всяких железок валялось, я и взял подходящую по размеру. А настоящий пакет сунул в старое, воронье гнездо, здоровой рукой дотянулся. Этот небось все там перекопал, аж руки все ссадил, а башку задрать не догадался. Прям как заправская свинья.

- Это ты, Николаич, заправская свинья, х*ли мне-то не сказал. А я уж про тебя подумал.... Не скажу даже, что я подумал.

- Ну, как-то не пришлось, все как-то быстро так стало происходить. А уж мысли твои, Немец, это уже точно только твои проблемы.

Плац для поверок был возле лагерного, главного КПП и служил как общей зоне, в которой мы и тусовались, так и зоне специальной, где условия содержания разительно отличались от наших. В худшую сторону.

На части плаца специальной лагерной зоны стояла перекладина, на которой, растянув в стороны за руки и за ноги, наказывали очередного бедолагу.

Как правило, в особую часть лагеря попадали либо за прямое противодействие властям, за бандитизм, дезертирство из армий союзников и Московии, плохое поведение в общей части лагеря.

Мужик на перекладине выхватывал удары бича по спине молча, стиснув зубы, только извивались от страшного напряжения и боли клубки мышц на привязанных руках. Зрелище привычное, перекладина особой зоны редко пустовала, разве что мужик - кремень, редкость. Обычно из назначенных жертва выхватывала пяток ударов, после чего обессилев от визгов и боли висла на веревках в обмороке. Несчастного отливали водой и тащили в барак. Лечил их там кто, я не в курсе, наш бешеный доктор точно на ту сторону лагеря носа не совал.

Мужик явно раззадорил ката, дюжего детину-шумовца, тот упрел в шинели, скинул ее и обойдя растянутого мужика спереди, схватил его своей лапищей за подбородок и, нагнувшись, что-то там ему сказал.

Тот, аж нам было слышно как он зарычал, собирая по всем своим носовым пазухам сопли, харкнул прямо шумовцу в харю, бескрайнюю, как океан, зеленую медузу. Шумовец, опешив, отскочил, хаотично размазывая руками по харе склизкие сопли, подскользнулся, попытался поймать руками равновесие, но размашисто шлепнулся в грязь, подняв воздух целую тучу брызг.

Мужик на перекладине обвис на руках и начал дергаться, как будто икает.

- *ля, Николаич, смотри-ка, вот отчаянная, бл**ь, башка. Он же ржет над этим, что в грязи валяется.

- Щас ему не до смеху будет, - и точно, поднявшийся на ноги шумовец отбросил в сторону кнут и провел прямой в голову шутнику, после которого тот безжизненно повис на руках.

Шумовец отряхнулся как мог и ушел, злобно зыркнув на шеренги зека, стоящие а поверке в общей зоне. А за потерявшим сознание борзым зеком, пришли еще два и отвязав, поволокли его за ноги по грязи вдоль строя, по направлении к отдельно стоящему карцерному бараку, который славился тем, что мебели не имел, а пол его был посыпат толстым слоем хлорки.

Когда его протащили мимо нас, то мне лично, хватило одного взгляда на него. Я повернул голову к Немцу и вопросительно задрал брови.

- Без сомнений, это он, Николаич, - Константэн. Живучий-же, падла.

Уже в ночи за мной пришел шумовец и отвел меня на свиданку к Азеру. Тот стелился скатертью. Конвоир, звякнув стеклом в пакете полученным от негра, ушел, прикрыв дверь, а я придвинув к себе причитавшиеся нам харчи и говорю такой:

- Расклад меняется.

- Ты ох**л?! Какой меняется?! - опять взбеленился Азер, чувствуя как отступившие п***ецы снова берут его в оборот.

- Вот так вот, меняется, - спокойно продолжаю я, сам ох**вая от своего идиотизма. Слышал-бы меня сейчас Немец, вцепился-бы мне в глотку.

- Короче, - говорю, - ты достаешь еще одного отсюда, он на особом режиме, сейчас в карцере, после наказания....

Меня прервал визг оппонента, перемешанный заверениями в том, что я ох**л, что я ох**л окончательно и ни о каких зеках с особой зоны и речи быть не может, по причине азеровской полной несостоятельности.

- Жить захочешь, не так еще раскорячишься, - припомнил я шутку из одного дурацкого кино, - не позднее завтрашней ночи мы втроем на свободе, а ты - со своим пакетом. Ну, или как пожелаешь.

Азер пожелал мне мучительно сдохнуть и свалил. А я отправился в барак, размышляя на ходу, как я буду это свое решение Немцу объяснять.

На удивление, он отреагировал вполне спокойно, даже не стал меня укорять, что я немилосердно дергаю судьбу за усы и рискую нашей собственной свободой из-за, по сути если, конкретного врага.

Но стойкость врага тоже достойна уважения, надо признать, иначе как еще объяснить этот непонятный приступ благородства, так внезапно меня посетивший.

На следующий день, определенно не без вмешательства нашего приятеля, нас определили в наряд по котельной, которая обслуживала бараки охраны и городок ооновцев, прилепившийся с южного конца лагеря. Работа тяжелая, но зато, по-лагерным меркам почти вольная, кочегары спали сменами прямо в котельной, не ходили на поверки и не возвращались в бараки.

Ближе к вечеру прибыл угольщик, здоровый самосвал с антрацитом. Задрав кузов, вывалил кучу сверкающего в свете прожекторов угля на площадку перед бункером, а мы стали лопатами запихивать его внутрь. Черный от угольной пыли угольщик выпрыгнул из кабины и начал помогать нам своей лопатой.

- Тише ты лопатой-то шеруди, - оскалил зубы угольщик и сразу опознался как наш приятель Азер, - сейчас будет мешок под углем, его аккуратно в бункер и прикопать. Лопата звякнула по стеклу, мы вцепились в показавшийся мешок и стянули его по осыпающейся куче угля в бункер.

- Тут бутылки, поллитровки - десять штук. Завернуты в тряпки, это на фитили, пятилитровая баклага с бензином там же. К десяти вечера сидите с готовыми бутылками с теневой стены котельной. Есть у меня один выстрел "Шмеля", хранил на крайний случай, а сейчас крайний, дальше некуда. Короче, я бахну по генераторной, там танки с соляркой. А вы бутылками закидывайте караульную, крайний барак и стенку карцерного. Вытаскивайте свой балласт сами. В куче угля найдете еще складные носилки и фуражку шумовца. Зека своего на носилки, сверху брезентом, сверху фуражку, я вас буду ждать у ворот, там к тому времени уже должно творится черти-что.

Азер весело оскалился и с криком: "А ну, пошевеливайтесь, мертвые!" - Выпрыгнул из бункера и забрался в угольщик. Грузовик опустил кузов и рыкнув мотором ушел в сторону КПП.

Мы подчистили остатки угля, нашли и поныкали за котлами носилки и фуражку, а потом через самодельную воронку разлили по бутылкам бензин и воткнули фитили, напитываться.

Часов у нас не было, так что десять вечера мы ждали интуитивно. Пытались о чем-то разговаривать, да не клеился разговор. Плюс еще не было никакой уверенности в успехе нигерского плана по нашему избавлению, хотя в этом я должен был винить только себя и свою дурацкую сентиментальность.

Подрыв термобаррической гранаты "Шмеля" в генераторной въе**л так, что широкие двери котельной похилились на петлях от взрывной волны. Следом прогремели еще два взрыва - это рванула, вскипевшая в подземных емкостях от жуткой температуры эпицентра, солярка.

- Давай-давай, Немец, вперед, хватай бутылки! - заревел я, тряся головой, чтобы вытрясти звенящие в ней колокольчики.

Немец заорал уже с улицы, где судя по звукам и так стоял ад кромешный:

- Николаич, зажигать нечем! Зажигалки нету!

- *ля, вот мы идиоты, мы просто дегенераты, - корил я нас мысленно за такой досадный и тупой промах, - хотя, подождите-ка, секундочку!

Я схватил лопату и сунул ее прямо в алую топку, зачерпнув пылающих углей. Черенок сразу занялся от нестерпимого жара, но я все равно вытащил лопату с углями и как каменный цветок понес ее к выходу, где в ужасе и от нетерпения пританцовывал Немец с бутылками в руках.

- Тыкай фитилями в угли! - заорал я Немцу, перекрывая вой заголосившей сирены и крики мечущихся в ужасе, в потемках, людей.

Фитили мгновенно загорались и наши снаряды, разбрасывая огненные капли полетели в цель. Облитые горящим топливом караулка, крайний барак и карцерный, как и договаривались, весело занялись.

- Теперь ходу к карцерному!

Двери карцерного уже ломали изнутри, так что мы только немного помогли. Поднявшийся ветер, хоть и принес моросящий дождь, но только раздувал пожар, все больше и больше погружая лагерь в отчаянную панику.

Из сломанной двери карцерного ломанулись, кашляя зека, но нашего не было. Пришлось лезть внутрь, что было уже делом рисковым до безобразия, однако нам повезло. Константэн наглотался дыма уже перед выходом, хватило ему сил очухаться вовремя, так что выволокли мы его уже обессилевшего, блюющего, но все-таки живого. Швырнули на носилки и громко заорали на оба уха, чтобы он не дергался. Да тот и не особо-то и пытался.

Брезент, фуражку шумовскую сверху:

- Пропустите, пропустите! - ору я, надрывая глотку из последних сил, - конвоир обожжен! Доктора срочно!

Немец молча пихается корпусом и раздает пинки ногами в темноте. Наша цель - площадка перед КПП, там уже слышны сирены и видны отблески мигалок. Не иначе скорая с пожарными из ооновского городка пожаловали.

И тут нас тормозит шумовец.

- Вы кто такие? Куда? - наставляет на нас свой карабин.

- Наш конвоир ранен, господин охранник, - хрипя, докладываю, - старший охраны приказал на КПП отнести, к скорой.

Тот приподнял замурзанную фуражку с лица Константена и увидев его заплывшее кровоподтеками е**ло, сразу вернул фуражку на место, автоматически перекрестившись.

- Эка его..., - но не договорил, в дело вступил дополнительный, устроенный мной лично сюрприз.

В этот самый момент, заполнив ресивер, холодная вода хлынула в раскаленный пароперегреватель котла, подпиточный кран которого я перекрыл перед тем как окончательно покинуть котельную. Эта вода мгновенно превратилась в раскаленный пар, давление взлетело к небесам, заставив завизжать от ужаса предохранительные клапаны, и прогремел страшный взрыв, который разметал котельную словно карточный домик.

Всех кто стоял на ногах завалило в грязь, что еще более усилило кошмарную неразбериху, а нам позволило преодолеть те несколько десятков метров, которые разделяли нас и площадку.

Внезапно кто-то стал рвать носилки у меня из рук. Я хотел было затеять драку, но услышал успокоительное:

- Все-все, уже. Теперь в машину давайте.

Полубессознательного Константэна впихнули на заднее сиденье вместе с Немцем, а я сел спереди, хватит с нас уже одной поездки в этом тарантасе. У негра ходили ходуном руки, но он все-таки смог собраться и мы, воя насилуемым мотором, никем не остановленные, в виду общей паники и сумятицы, выкатились за ворота проклятого лагеря и понеслись прочь, в мелькании придорожных кустов.

Минут через сорок бешеной гонки в полном молчании по ночным, ухабистым дорогам, Азер свернул куда-то в сторону и врезав по тормозам начал лупить исступленно по рулю, повторяя как заведенный: "Бл**ь-бл**ь-бл**ь!!!"

Пришлось ему слегка смазать по морде, чтобы отлип.

- Далеко еще до Волочка?

Негр успокоился и даже улыбнулся:

- Километров еще сорок будет. Но мне надо охолонуть, а то я ох**л в атаке за сегодня.

- Где наши шмотки?

- В багажнике. Все в целости и сохранности. Только дубас я маленько подъел ваш, виноват.

Я вышел и открыл дверь Немцу. Тот забрался в багажник и провел ревизию.

- Не п**дит, черножопый, все на месте. А вот про "маленько", это он заливает как Троцкий, треть нашего пакета сшабил, гандонище.

Ниггеру было определнно не по себе от интонаций Немца, теперь его жизнь только от нашей честности зависела.

На улице стало светать и вместе с этим, к жизни вернулся Константэн. Он водил по нам осоловелым взглядом из щелочек заплывших глаз и в какой-то момент его настигло понимание, что....

- Да я же вас, гандонов, знаю! Это же вы...!

- Да, ссука, это мы, те самые гандоны, которые сегодня рискуя своими жопами, выдернули из-под молотков твою! И поэтому, сидете и не п**дите! - моментально прикрутил его Немец.

- Я вас, с-сук, не просил меня выдергивать, бл**ь, - буркнул Константэн, но осекся, понимая, что даже такое бычье как он не может переть на такие аргументы, какие привел Немец.

- Гавно неблагодарное, - сунул Немец кулачину под е**ло Константэну, - сейчас мы вмиг поправим нашу ошибку.

Константен засопел, но нравоучение сожрал и не подавился.

Негр обмяк на водительском в упадке сил от расслабления после таких аттракционов и в порыве благодушия изрек:

- Хватит уже сраться. Может дунем, а? А то у меня все ходуном ходит от этих напрягов.

Курили молча, передавая самокрутку по кругу, больше не из чего было садануть. Травы не пожалели, напасы выходили жирными. Словно шарики мороженного, глотали мы горькие клубы плотного, седого дыма, заточая их в плену, удерживая их изо всех сил и выпуская - полностью обескровленными и слабыми, как дыхание в мороз.

Потом еще некоторое время стояли и смотрели друг на друга, перживая еще раз события минувшей ночи, потом Немец ушел к багажнику, что-то там возился. Вернулся с пакетом "с ручками".

- Держи, Константэн. Здесь хавки чуток. Не поминай лихом и проваливай, нам еще путь долгий, а уже день скоро.

Константен угрюмо посмотрел на нас, потом улыбнулся жутковато, но задиристо развороченным е**лом, взял пакет и сказал:

- Ну, спасибо вам за спасение и накурку, с-сученыши. Бывайте, если еще встретимся когда, зах**рю вас на глушняк, будте уверены.

- И тебе, ни дна, ни покрышки и х** с тобой, - пожелал я ему, захлопывая двери машины, - трогай, что-ли, Азер.

Остаток дороги прошел без приключений. На вьезде в Волочек и выезде мы прошли контроль документов без всяких проблем и через пяток километров Азер остановил машину в подлеске.

- Ну, где мой пакет, а? Я все честно исполнил..., - начал было ныть ниггер, но прервался от лихого напаса по щщам от Немца. Закружившись волчком и разбрызгивая юшку, Азер приложился еще и об крыло. Я попытался оттащить озверевшего ганса, но тот еще и на меня попер, размахивая кулаками:

- Я ему ливер сейчас размелю, говноеду! Он горлом срать у меня будет, п**орасина! - Выл осатаневший Немец, пытаясь достать ногами корчащегося на земле Азера.

- Все, Немец, все, оставь его, в натуре, - уперся я в него руками, тяжело дыша от сбившегося дыхания, - я бы его сам, курву, запорол, но уговор-то - дороже денег. Если ты щас его ухайдокаешь, то будешь ничем не лучше него самого, такая-же х**та из-под ногтей.

Ганс плюнул, подхватил рюкзаки и пошел в лес. А я присел рядом с негром, размазывающем юшку со слезами кулаками по морде.

- Воронье гнездо, - говорю ему.

- Что?

- Не что, а воронье гнездо. На дереве, под которым я сидел. Знаешь, Азер, свинья анатомически не может задрать голову вверх, слышал об этом? Вот и ты так же, как та свинья, перекопал все вокруг, под каждый корень заглянул, а голову вверх задрать, не догадался.

Господи, как же он обрадовался. Рассыпаясь в благодарностях и забыв про свои тумаки, он прыгнул в свой шарабан и умчался в облаке пыли.

А я двинулся Немца догонять. Он быстро ходит, упаришься за ним гоняться. До заветного города Бологое нам оставалось километров двадцать неспешного хода.


19 серия

  Показать содержимое

 

- Я, бл**ь, не умею доить, - сразу открещиваюсь я.

- Не ссы, я умею, - лыбится рукастый Немец, - я в детстве у бабки в деревне выучился.

Мы стоим возле большой рыже-белой коровы с разбухшим от молока выменем. Корова обрывком веревки была привязана к дереву и периодически страдальчески мычала. Этот звук и гарь от сгоревшего хутора выманили нас с Немцем, с соблюдением всех предосторожностей из леса. Корова оказалась единственным живым существом. Мертвых тоже было не видно.

Пришлось немного порыскать по пожарищу, в поисках какой-нибудь емкости, которая обнаружилась в уцелевшей землянке-леднике в виде ведра. Движение причиняло корове боль и она мычала жалобнее, но Немец все равно тащил ее от пепелища ближе к лесу. Я шел сзади, помахивая ведром. Мышцы у нее на ногах и боках дергались при дойке и она воротила башку, кося фиолетовым глазом на своего спасителя.

В итоге мы получили, без учета безмерно выпитого, ведро парного молока. Я пиво с таким наслаждением в жару не пил, как то молоко в лесу рядом с сгоревшим хутором. Вот, думаю, в обычной жизни так уже небось от такого количества молока сидел бы на толчке читая про скидки в "Реале", а тут - в лесу, хоть бы хрен, ползаю, натягивая между двух деревьев брезент по касательной к земле напротив разведенного костра, готовлюсь к ночевке в условиях минусовой температуры. Не май, бл**ь, месяц. Настроение у меня просто збс, надо отметить, бо моя лень и благоволение к нам Джа, дали непредсказуемый результат.

На моей совести был костер приготовить пожрать и ночью обогреться, а когда я рыскал по хутору, то заметил и уцелевшую от огня поленницу, хотя вот парадокс, наколотые полешки как раз и были предназначены для сожжения. Я сотворил из брезента волокушу, на которую нагрузил нормально дровишек и поволок, с перекурами, к месту нашей дислокации на опушке леса. Мы там решили тусоваться до утра. По грязи груженый брезент идет легко и решил еще разок сходить и неловко обрушил штабель назад. Х** его знает, - думаю себе, - а вдруг вернутся люди, да новый хутор будут строить, а сейчас, может поехали в город за подмогой, да за крышей над головой для детей и женщин, а я тут у них дрова комунизжу. И пошел, короче, с другой стороны, упавшие поленья собрать.

И тут вот, я клянусь, не пизжу ни словом, такое дело. День к закату, но облачность такая, низкая, морось обычно с такой сыпется, но тут сухо. И весь день так, короче, было. А тут как Господь прям руками облака раздвинул и яркое такое солнце из прорехи, полосой метров в пятьсот всего. Такая херня, как в фотошопе, когда черно белая картинка плавно в цветную переходит. И на этом переходе, на фоне желтой, скошенной луговины, на фоне соломенного стожка с полиэтиленом, чуть правее, с моей точки зрения, от угольно-черной в солнечном свете компостной кучи двумя благородными аметистами сияли они. Как только я убедился, что мне не мерещится, прореха в небе захлопнулась, как будто кто-то нетерпеливый тупостью наблюдателя убирает наконец указующий перст, убедившись, что его поняли.

Я бежал к ним со всех ног, не веря своим глазам. Но чем ближе я подбегал, оскальзываясь на на мокрой траве, тем крепла моя уверенность. Точно и совершенно явственно мои органы чувств, к которым подключились в момент моего контакта с ними осязание и обоняние, подтвердили мою первоначальную версию. Передо мной стояли два куста ядовитого Дюрбана, во всей своей фиолетовой красоте. В этот военный год осень выдалась необычно теплой и они чудесно вызрели. Что говорить, тяжелые бошки как мурашками были покрыты бугорками созревших семечек.

Я пошел и привел Немца, который к тому времени спас корову и валялся упившить молоком, периодически отбегая стравить давление и заливая в себя следующую порцию питательной жидкости. Облегченная корова ухромала куда-то по своим делам, ее благодетель, предположил, что теперь она не прочь пожрать и отправилась на выпас. Немец смотрел на кусты и лыбился. Я начал двигать телегу про то, что мы конечно возьмем, но вот в принципе, надо бы и хозяину оставить, так что давай, говорю, друг мой, мы один куст срубим, а один, короче оставим. Немец кивнул и ушел. Вернулся с ножом и срезал оба. Я не возражал, поскольку тоже так думал.

Но лишь только мы разломили первую, пахучую, липкую, толщиной в запястье бошенцию, то поняли, что это был не подгон, а жестокий стеб и троллинг со стороны Всевышнего, хотя и не совсем. На разломе была серо-зеленая масса с пористой структурой, которая заполняла все пространство разлома от ствола к периферии. Последняя неделя-полторы выдались особенно мокрыми, в лесу мы постоянно были сырыми, запомнилось. И вот на эти-то полторы недели опоздал к своим кустам и хозяин и мы. Почти все было загублено и сожрано плесенью. Этот пепел без огня мазал руки, словно речной ил. Красота, как это часто бывает, оказалась прикрытием полного и беспросветного говна. Нам удалось все-таки наковырять пару десятков мелких бошенций, которые умудрились устоять под напором влаги и идущей с ней заразы, но вид и у них был уже больной. Подтянув углы брезента, немец собрал результаты нашего полевого маникюринга. С двух прекрасных, фиолетовых в самом-самом смысле этого слова накатался шарик гашиша с рук и размером в два хороших кулака шар бошек, понятное дело с фрагментами околобошечной листвы и плесневых участков. Про полевые условия я уже говорил.

- Да, бл**ь, попадос, - пробурчал Немец, - я таких кустов в ауте х** когда видал. Кто-то тут пряморукий гровил. Это случайно не твоего Отшельника изба, а, Николаич?

- Да нет, не ссы, короче, - говорю, - Отшельник в деревне живет, хоть он один в ней и живет. Деревня Бухлово, я х** забуду когда такое название.

- Да, заебок названьице, бухарями небось славилась.

- Добухались все, один Отшельник остался. Он кстати не сильно-то и загрустил, насколько я врубаюсь. Никто его слушать не стал, когда он односельчанам начал втирать, что почтой ему чудесные семена с Голландии приедут, с которых вырастет такая посконь, что один куст можно будет к цистерне бухла приравнять. Незнайкой его дразнили, тогда даже в деревнях книжки народ читал, типа ему как и тебе семена гигантских растений присылали. Тот, короче, крепился и думал, вот вырастут кусты, высушу, пролечу и как угощу всех. Все короче прочухают, что можно и бухим лазить не трезвея и печенью с мозгами не расплачиваться и ка-а-ак все за ум возьмутся, задымит деревня кальянами, что какой-нибудь кишлак в Афгане.

Пока я все это излагал, Немец наш хабар с гнилых кустов в руках катал и о чем-то думал, потом буркнул:

- Ты это, излагай, давай, - а сам отправился к мешку с припасами с задумчивым видом и чем-то там стал звякать, - я слушаю.

- Ну и вот, короче, - излагаю я, - высохло у него все что выросло, да такое, что он всю жизнь куривший барыжную х**ту, утром всаживал водный, а только к вечеру его переставало метать по хате в поисках чего-то пидецово-утраченного, но такого-же важного, но именно чего вспомнить не представляется никак. Водка по сравнению с этим термоядом была детским питанием. Ну и он с деревни еще живого тогда кореша позвал и угостил его беломоринкой. Человек выкурил до конца и потрясенный ушел. Отшельник ждал, что тот еще придет, а тот взял и пришел. Денег попросил на бутылку "чернил", для поправки здоровья после его "табаку", а то у него в башке кружилось все до вечера и он полдвора, якобы, заблевал. И что, пришлось, дать. С тех пор Отшельник, короче в судьбах местных участия не принимал и они все передохли. Так что там деревня должна быть, как я помню. А тут только хутор, ну, с постройками еще.

В конце моего монолога Немец предстал передо мной с ведром, в котором плескались остатки молока:

- Будешь?

- Не, я уже... Слу-у-у-ушай....

- Ага! Я тоже подумал, тут как раз литра три, плюс мы еще у Азера отжали банку сгухи, я проверил, мы ее не спороли. Так что у нас полный джентльменский набор и сталось только ведро на костер.

Немец пристроил ведро на угли, ломало городить подвес, разломал и бросил в него добытый нами конопляный колобок. Скатанный с рук гашик завернул на манер черняшки в сорванный с какой-то упаковки полиэтилен. Варили сорок минут, сгуху бухнули сразу, чтобы не париться, мешали постоянно, не прекращая. Кипело весело, углей под ведром нагорело уже нормально. Через тряпицы отбросили и отжали нифиля. На выходе вышло что-то в районе полторашки, разлили по флягам.

Припить решили грамм по 50, а потом еще по 50. Вторых 50 нам выпить было не судьба. Хлопнув первые, я забрался под натянутый брезент, на нарезанный лапник, в спальник, разворачиваясь ногами к огню. Немец навалил еще дров, благо я натаскал их и распределил нагоревшие угли линией, чтобы отраженное лучистое тепло попадало под брезент и отражаясь второй раз от него, на нас. Когда он забирался в свой мешок, мне уже казалось, что я не в мешке спальном, а в летящем бобе бобслея, который на высоких скоростях входит в повороты. Встречный ветер невольно растягивал мои губы в улыбке, по сторонам мелькали деревья и лица болельщиков, слившиеся в одну линию. Я летел к концу трассы и уже видел, что там начинается белоснежный песчаный пляж и белая пена трепещет на полосе прибоя.... И я отрубился, так спокойно, мгновенно и непринужденно, как еще никогда мне не удавалось до этого.

Костер погас, угли остыли, не стало больше лучистого тепла которое нас грело. Я заворочался и понял, что придется вылезать из спальника и разжигать костер. Мне даже дунуть не хотелось, меня еще тащило заекурвабатое молочище, которое устроил нам неизвестный хозяин хутора и умелый кулинар Немец. Последний дрых как убитый, не ощущая холода. Окончательно выгнало меня из спальника желание отлить. Приплясывая от сдерживаемого желания я все-таки накидал дровишек, разгреб только пепел с блеснувших рубинами еще живых углей. Сразу пошел едкий такой дымок, а я облегченно начал стравливать в кусты. За моей спиной уже начал потрескивать огонь.

Присев на полешко, я достал планшетник, надеясь, что хватит батареек для определения нашего положения. Экран засветился, в углу замигал прицелом значок GPS. Через десять минут, согревшись у костра и прогнав озноб, я снова забирался в спальник, чтобы присоединится к похрапывающему Немцу. До Бухлово по карте оставалось пять километров, плюс еще там вился ниткой проселок от пепелища, с которого можно было свернуть на просеку и выйти сразу к нашей цели. Длинное путешествие подходило к концу, рассвет еще и не думал начинаться, торопиться было тоже некуда. С этими мыслями я снова и уснул.

 

 


20 серия

  Показать содержимое

Чтобы добрые растаманы вдруг поднялись во сколько задумали, собрались и двинулись в путь? Да никогда. Утром я разлепил глаза увидел, что наступает прекрасное утро. Небо очистилось от царившей в нем на протяжении многих дней мороси и оранжевое, как деревенский желток, солнце уже вылезало из-за горизонта.

Выпростал руку, скрутил крышку фляжке, пристроенной заблаговременно на животе, чтоб содержимое было пригодно к употреблению. Отпил добрейший глоток теплой, вязкой жидкости с букетом летнего луга во вкусе и уже, когда закручивал пробку, утренний холод пробрался в прореху спальника и заставил мое тело сжаться спазмом. Как можно проворнее, чувствуя болезненное напряжение мышц и от этого неловко пакуюсь в спальник, скорчившись в зародыша, пытаюсь надышать в свой маленький тесный мирок тепла своим дыханием. Еще несколько неприятных минут и цель достигнута, холодные оковы отпускают тело, мышцы расслабляются, по телу разливается нега и благодать. Еще несколько минут я сосредоточенно дышу в свой кокон тепло, а потом резко, но плавно переворачиваюсь на на другой бок и, давя лыбу, смотрю на спящего спиной ко мне Немца.

Тот тоже мерзнет и молочище, знамо дело, давно его отпустило. А тут еще я завозился, повозился, повозился и замолк. Я то стравил когда ночью костер подкладывал, а его сейчас подпирает давление. Придется вылезать, друг мой ситный, думаю я себе посмеиваясь про себя над ним. Твоя очередь костер разводить и греть нас. Немец крепился еще минут пять, но с мочевым пузырем, как известно, не поспоришь. Резко расстегнул спальник и выпрыгнул в трусах, прямо босыми ногами зашагал по мокрой траве от навеса и зажурчал там. Потом с воплями вернулся назад, начал орать и прыгать, размахивая руками на манер танцующего папуаса, согревая тем самым себя и разгоняя кровь, попутно влезая в свою давно не стиранную одежду и матерясь. Всем этим шумом он разбудил и меня окончательно, но уже разогнанный молочищем я вылезаю и одеваюсь почти спокойно, нервная система не так остро реагирует на окружающую среду сквозь призму ядовитого Дюрбана омытую молоком бездомной коровы.

Выдвинулись только часов в двенадцать, потому как нализались молочища из фляжек хуже чем вчера, лишь только развели костер, перекусили и начали собираться. Я, помню, стоял между двух деревьев, выбранных путем очень сложного "ритуала", расставив ноги на ширину плеч, руки выставил вперед и ритмически напрягал и расслаблял все свое тело и через сведенные напряжением зубы рычал и выкрикивал на пике напряжения разные бессмысленные слова, приходящие мне в голову. И был я исполнен значимости своих действий тогда, хотя сейчас не описал бы их другим словом как "странные". Да и Немец, судя по его виду, печально бредущий вместе со мной по просеке, был не лучше, чувствуется.

А вот и проселок, метров пятьсот прямо, а вот поворот. Следов машин на проселке нет. Многочисленные дожди успели сравнять следы протекторов даже на глине. Да и человеческих следов на дороге не видно, только две цепочки наших позади. Под горочку, *ля, помню я тут зимой застрял на своей красавице. Отшельник меня толкал тогда, думали, что п***ец, сели насмерть. И вышел только сдав назад и с максимального разгону. Теперь в горку. Памятник деревенским в Войну погибшим и....

Вони горелой не было, точнее ее не почувствовали, потому что мы проторчали сутки на свежем пепелище. Перед нами была сгоревшая деревня на пригорке, на берегу большого, стального цвета озера.

- Все, бл**ь, приехали..., - Не преминул съязвить Немец.

- Здравствуйте, девочки..., - Разочарованно подхватил я.

Дом Отшельника сгорел давно. Никто его явно не тушил и пепелище было почти ровным. Я помнил, что у Отшельника хата была упакована что надо, плазма там, спутниковое, интернет, комп из последних конфигураций с последними игрульками, короче должно многое на пепелище от всех этих свистоперделок остаться, а тут них**, угли только от дерева. Видать выставили Отшельника лихие люди, да и красного петуха потом и концы в воду. Пустой флагшток торчал посреди вытоптанной площадки, полоща на свежем ветерке чудом уцелевшей веревкой, между пепелищем дома и черным пятном углей на земле, где стояла когда-то баня. Сгорел даже деревянный сортир, что был за баней. Только тропинка, ведущая от дома к озеру хорошо сохранилась и выглядела памятником ушедшим отсюда людям. И еще сохранилась лавочка для медитаций, она потому что от дома далеко, прямо на самом горбе холма и лицом на запад, чтоб смотреть, значит, как светило опускается за горизонт.

- Будешь? - Немец, встряхнув, протягивает флягу с молоком.

- Не, че-то жесткое оно, сколько можно, притомился с него аж. Давай лучше нашей курнем, а?

- Давай, в натуре, курнем, - не спорит Немец и начинает распаковывать свой мешок, но не заканчивает:

- *ля, у нас не с чего. Трубки нет, нихера, короче нет.

- Я видел возле дивана напер в пробку вставленный и бочка там железная возле епелища с водой дождевой стоит. Пить ее нам не надо, а вот дернуть вполне пойдет. Бутылку надо только найти, пластиковую.

- Уже, - Немец потряс подхваченной с обочины полторашкой, - чистая, вроде.

Молока в натуре не хотелось, да и спать мы решили в этот раз не под открытым небом. Возле соседнего с отшельниковским пепелища мы приметили армейский кунг с печной трубой, припертый когда-то рачительным хозяином и от пожара не пострадавший, по крайней мере внешне. Так что после того как курнем, определились выставить там дверь и заночевать под крышей и с печкой, если это будет возможно.

Тоска, конечно, зае**ла. Мы дали полтыщи километров по лесам, рекам и полям охваченной гражданской войной страны, столько, бл**ь, пережили и все ради чего... А с другой стороны, что мы ожидали здесь увидеть? Имевшийся пейзаж был сейчас более привычен, чем вид гостеприимного человеческого жилья.

Подобрав колпак, соломкой начал его чистить.

- Это точно отшельниковский, у него несколько таких было, в пластиковые пробки вплавленых, - гоню в процессе этого дела, а Немец режет бутылке ножиком донышко. Курнули, а тоска все равно. Немец посидел что-то, повтыкал, потом сказал, что пойдет ломать дверь в кунге, а я что-то подкис. Такая меня, бл**ь, тоска по жене охватила, что я прямо чуть не разревелся. Родная, моя, а?! Где ты есть теперь? Жива-ли? Вот я, говна кусок, теперь из-за своих мудацких планов на пятьсот км дальше от тебя, хотя должен бы наоборот, на пятьсот км ближе быть, спасать и выручать, как и обещал. Да, дела... Завтра, короче, двинусь в твоем направлении.

Поток раскаяния и посыпания пеплом главы был прерван возвращением Немца, который рассказал, что замок на кунге фикция, внутри сыро и холодно, но он бумажку в печке на пробу спалил, сгорела хорошо и дым в кунг не дала. Форточка открывается, так что надо поискать дровишек и мы в шоколаде. К сожалению отшельниковская поленница сгорела вместе с баней. Дрова нашлись довольно далеко, несколько сотен метров пришлось таскать их с пепелища какого-то современного коттеджа, носившего следы штурма с применением, похоже, взрывчатки. Гильзами, по крайней мере, было все усыпано а стены были разворочены или взрывом или техникой какой.

Спали по королевски, в одних трусах. Днем покуривали с водного, а к вечеру унялось неприятие молока и мы еще по-хорошему припили. На самом растарасе, я, преодолевая лень, упаковался в, просохщие в первый раз до конца за много-много дней, шмотки, выбрался на улицу из чудесного, жаркого кунга и отправился к скамейке над озером. Было уже темно и озера, ясный-красный, было не видно, но я шел туда не за озером. Я сел на скамейку и задрал голову, так я делал всегда, когда гостил у Отшельника. Нигде я так не был близок к звездам и всегда происходила такая хрень, что какая бы погода не была днем, пусть даже неделю шел дождь или снег, но в ночь, когда я гостил у Отшельника, всегда бывало ясно. Как будто кто специально так устраивает.

Я сидел на лавке задрав голову вверх. Звездный калейдоскоп кружился передо мной, самое бесплатное из фантастических спецэффектов, радуйся, ничтожнейший землянин, галактика, величайшее творение Господне, танцует перед тобой, словно порочная соседка и известная давалка Светка, разведенка, увлекающаяся танцами живота. Все быстрее и быстрее в своем танце кружат звезды и я в радости рукоплещу им и тут это пиршество духа прерывает мой приземленный организм, который констатирует, что я замерз и отсидел жопу, а храп Немца в натопленном кунге слышен в ночной тишине даже здесь и что самым благоразумным будет составить ему компанию.

- Куда мы теперь? - Мы все утро, просыпаясь, завтракая, раскумариваясь, молоко уже не лезло с утра, избегали этого разговора.

Мне перед Немцем нужды юлить и что-то фантазировать нефиг было и я выдал, что придумал сидя под звездами и лежа без сна в жарко натопленном кунге прошлой ночью:

- Я, короче, Немец, в сторону жены пойду и чего я придумал, тебе не понравится ни разу.

- Ты расскажи сначала, - он присел на порог кунга спиной к все еще не прогоревшей печке.

- Что там рассказывать. Выйду на Бологое, благо дорогу отсюда знаю. Явлюсь к местному старосте или в комендатуру военную, если есть. Скажу, что сам я выживальщик, с начала войны в лесу в схроне сидел, известная нам с тобой песня, пели уже. Скажу что крыша протекать стала и я решил в мир вернуться.

- Тут они тебя и шлепнут, за дезертирство.

- Не шлепнут, помнишь каких сосунков дерьмократы призывают в войска, видать мобрезервы выскребают же подчистую, так что я поеду прямиком туда, куда мне и надо, на самую передовую в виде стриженного налысо новобранца-долбо*ба, а там мне бы ночьку потемнее, да тряпку побелее....

- Не факт, что доедешь, помнишь, как бомбами нас утюжило?

- Ну, старик, тут без солдатского счастья не обойтись. Бывает человек и на фронте то не был, а подскользнулся и виском об угол стола и привет родителям.

- Ну, в натуре, Николаич, выдумал ты х**ню полную, на мой взгляд, но в одном ты прав, мне в твоих делах интереса нету. Дойдем до Бологое, а там я подамся на запад дальше тогда, может смогу до Германии дошкандыбать, там родня все-таки какая-никакая.

И все, вот так и закончился этот тяжелый, но нужный обоим, после провала так долго и трудно выполняемой миссии, разговор. Вот тысячу раз убеждаюсь, не п**ди друзьям ни в большом, ни в малом и тогда они всегда, в любой ситуации будут с тобой. Даже если ты конченный мудак и кругом не прав, то они все равно вытащут твою жопу из-под молотков, чтобы дать тебе, гандону такому, еще один шанс.

Мы удалялись из Бухлово по просохшему на ветру проселку, на котором больше не оставались наши оскальзывающиеся следы. Сначала под горку, потом на горку, потом опять под горку и с новой горки я повернулся и прищурив глаза от окрепшего ветра вгляделся на прощание в деревню. То, что я увидел заставило меня протереть глаза и присмотреться к увиденному внимательно. Потом я догнал бегом уже ушкандыбавшего метров сто по дороге Немца и вернул его на ответвление дороги, на горушку. Немец тоже протер глаза, но совершенно уверенно выдал мне:

- Нет, Николаич, ты не ебнулся и ты действительно это видишь. На флагштоке кто-то поднял флаг Конфедеративных Штатов Америки. Старый-добрый Навал Джек. - Немец не мог в этом вопросе ошибиться, потому как и я, всю свою веселую юность провел в седле мотоцикла.

Назад мы бежали бегом, несмотря на то, что еще недавно еле волочили пакши, обдолбавшись хорошенько "на посошок". Вот-вот, за этим бугром....

"Дух-дух-дух-дух! Вы все дураки и не лечитесь! Один я тут стою в белом пальто красивый!"

По ушам ударила очередь из чего-то явно огнестрельного и пролетевшие над головой пули обдали нас горячим воздухом и животным страхом, от которого мы мгновенно рухнули на землю. Подождав немного, я задрал голову и увидел зрелище, достойное кинофильма с Чаком Норрисом:

В лучах завершающего свой путь солнца к нам приближался здоровый мужик с окладистой бородой, в сером махровом халате, валенках, дымящимся РПК-74 в одной руке и дымящейся папиросой в другой. Мужик навис над нами и хрипло спросил:

- Кто тут, *ля?

- Отшельник, братуха, не губи - хрипло выдавилось из меня, - это-ж я, Николаич, с Подмосковья, кочегар я, помнишь? А это мой закадыка, Немец, я тебе про него рассказывал много, да и по ОЛК ты нас знаешь....

Умственный процесс отразился на его лице морщинами, словно кто-то нарисовал глаза , нос и все прочее на печеном яблоке, но тут яблоко разгладилось и прояснилось и я услышал долгожданное звяканье аккуратно поставленного на землю пулемета, а потом сильные и теплые после рукавиц руки Отшельника помогли нам встать.

- Щас, вернемся, короче, к флагштоку, мне надо закончить Церемонию Поднятия Флага, а потом покурим и решим чего делать, - сказал нам Отшельник и зашагал в направлении пепелища собственного дома, прихватив с земли пулемет. Мы стояли и смотрели, как звезды взлетают вверх, кружатся и переливаются, прямо как те, вчера ночью. Отшельник некоторое время тоже стоял молча, задрав голову и глядя на знамя, а потом повернулся к нам и сказал:

- Самый кайф был-бы, если бы кто-то в процессе поднятия флага играл-бы что-нибудь торжественное на волынке... Скажите, а?

- С волынкой было-бы вообще ох**тельно, - подтвердил я, а Немец просто кивнул головой.


21 серия

  Показать содержимое

Из кармана махрового халата была извлечена жестяная коробочка из-под "Монпансье".

- Гавайский Снег, - оскалился Отшельник, - прямо подсел я на него, братцы.

- Мы тоже не с пустыми руками в гости.

- Знаю, знаю, у вас небось опять эта травища, у которой в ауте стволы как у баобаба? Как ее там? Ну, как вы ее зовете?

- Православная.

- Ха, *ля, точно! Слушай, а все время хотел спросить, а почему "православная"

- Потому что курнул и благодать.

- Ясно. Тогда курнем вашей благодати. Ну а так, я все потом буду.

- Немец, братуха, достань, пожалуйста, из торбы нашей маришки, а я пока схожу за колпаком, что мы нашли. Я его тут припрятал. А зарядить можно с бочки, в ней вода чистая, осень уже глубокая.

И только я собрался двинуть за колпаком, как Отшельник заставил нас с Немцем припухнуть с удивления. Он спокойно передвинул со спины торбу, на манер противогазной сумки, после чего выставил из нее на лавочку все комплектующие вапорайзера марки "Охренительный", который он сам когда-то собрал по моему рецепту. Все чин по чину, станция с проводом, на конце которого болталась, как нечто чужеродное и прочно забытое, штепсельная вилка. Я, помню, даже фотографию этого вапора на форуме видал.

Естественно, тормознул, из любопытства узнать, не вознамерился-ли наш добрый хозяин угостить нас с вапора и куда, больше всего интересно, он намеревается его включить. Ближайший электрический столб был шагах в десяти, но никаких признаков проводов на нем не наблюдалось.

Между тем, ничуть не волнуясь нашим застывшим в ожидании чуда состоянием, бородач отсоединил от вапора наперсток и передал Немцу, чтоб тот наполнил. Что тот послушно и исполнил. Приподнял фальшивый камушек и достал из-под него розетку во влагозащищенном корпусе, здоровую такую, на проводе, куда и вонзил вилку от вапора.

Я, бл**ь, до последнего не верил, что когда он щелкнет выключателем, загорятся красные циферки. Однако они загорелись, сложились в цифру 220, после чего к наперстку был присобачен пакет с краном и привет, на моих глазах, без всякого там колдовства, человек вытаскивает из земли розетку и.... Немец опередил меня:

- Слушай, камерад, если я все правильно понимаю и не имею, на данный момент, галлюцинаций, то значит или под землей что-то есть, или "жопа" через два "п" пишется.

- Догада, - хмыкнул в усы Отшельник, - щас вот курнем по-человечески, по-православному, хе-хе, и пойдем под Землю Матушку, и-и-и-и.... Чик!

Он ловко прикрыл кран, снял наперсток с фена:

- Давай, - протянул надутый пакет Немцу.

Того приглашать не надо было. На нем все читалось как в открытой книге или в телевизоре. Вот он приготовился вдохнуть кусачий дым, сморщил нос и уголки глаз. Потихоньку открывает кран и вспоминает, что в пакете не дым. Вдыхает много, послушно держит до двадцатого счета. Выдыхает легкую дымку, почти ничто.

Вапор у Отшельника чистый, не то что мой. Был. Пакет дует быстро. Немцу досталось аж шесть напасов. Ну и что там сказать, даже не смотря на то, что мы уже несколько дней пробавлялись термоядерным молочищем, он решил присесть и молчал, не в силах разлепить высушенную как Сахара пасть.

- И мне так тоже! - восторженно воскликнул я, не веря от счастья в то, что в момент когда все надежды, казалось, были утрачены, все изменилось настолько, что добрый Гендальф творит нам чудеса, розетки растут из земли, а я только что, словно Буратино, проткнул своим длинным носом нарисованный очаг.

Знаете какая ваша трава на вкус? Ну, я, понятное дело, гроверов спрашиваю. Максимум, что вы можете почувствовать при обычном способе употребления, это первая секунда, после того, как вы поджигаете свеженакрошенную, чистую бошечку в чистой трубочке или пипетке. Помните этот цветочный аромат? Вот и тут то же самое, только постоянно, плюс еще ничего не горит в огне, ни беспонтовые елки-палки, ни целебный ТГК.

А вот и мой пакет. Приоткрываю кран и ароматная струйка испаренных масел обволакивает мой рот, как будто я наелся шелковицы, горячий хасмин гонит по барханам моего языка перекати поле, а колодец моего пищевода медленно пересыхает под конопляным солнцем сверху-вниз, к сжимающемуся от щекотки желудку. Веселый Лягушонок словно въе**л добрый пузырь гамми-сока, вскочил мне на спину, заставив пригнутся, потом откинулся назад, заставив распрямиться, а потом начинает тормошить меня, раздавая оплеухи и подзатыльники, щипки и щекотку, пока с глаз моих не спала пелена и я остановился потрясенный, с выкрученной на максимум резкостью и контрастом, с грохочущей в ушах самым невьебенным ДолбиСурраундом тишиной мертвой деревни.

- Я тоже, пожалуй, присяду, - прошелестел я египетским пергаментом губ и языка, - а может быть, даже и прилягу...

Отшельник смотрел на нас, ожидая когда надуется пакет для него, словно Ленин на бревна.

- Вы ходить-то сможете, болезные? Эк вас расп**орасило-то....

- Не, ссыте, дедушка, хи-хи-хи, - развеселился погасший было Ганс, - сейчас мы посмотрим, какой из тебя Сухов, ха-ха-ха!

Ржал он уже в полный голос и хотя я вообще них** не понимал, лыба моя без моего участия разъезжалась по лицу. Через некоторое время тоже истерически повизгивая на поворотах, катался от смеху возле лавочки , бл**ь, для медитаций.

Хозяин хлопанул свой пакет, как раз к тому моменту как мы оторжались и теперь сидел сложив руки на коленях, улыбаясь чему-то своему, полностью отлетевший от тела, от нас, от пустого пакета, что развевался как черное, пиратское знамя на ветру.

- Старик, ты как? - тронул я его за плечо, потому как он минут пять уже в зависоне.

- збс, - не переставая улыбаться, произнес Отшельник, - збс, мужики у вас гибрид. В натуре ведь благодать. Я ж рассказывал, что я его тоже растил? Стволы у него были, что твой п***ец, как у баобаба. И крыло вот точно так, чик и ты уже на небесах. Благодать, в натуре. А семок нету?

- Это не сенси, как я думал, попадаются иногда семяхи, так что натрясем с пакета сколько захочешь.

- Добро. А время сколько, а? Не знаете? Короче, утро закончено, снимаем флаг и домой. Остерегайтесь выходить на болото ночью, когда силы зла властвуют безраздельно.

- Хуя-се у тебя утро, щас небось уж третий час дня....

- При наличии вапорайзера и пролеченного урожая, я не быстр. Да и неизвестно, когда теперь день соизволит закончится.

Отшельник спустил флаг, отцепил его от веревки и, аккуратно сложив, отправил в карман халата.

- Николаич, ты мужик здоровый, возьми у меня пулемет, пожалуйста, а то он мне уже всю руку оттянул.

- Не вопрос даже, - согласился я и цапнул холодную железяку.

Сначала шли тропинкой на клон, к озеру.

- Помнишь, Николаич, у меня тут плот был привязан?

- Помню, конечно, плотву с него ловили.

Прошли еще по кущерям возле кромки, потом по камням пробрались через какой-то поток, в общем метров так триста от деревни отошли. Наверху я заметил руины и спросил, что это.

- Раньше, при коммунистах, школа была. Потом людей не стало, от бомжей сгорела.

Под бывшей школой, частично даже в озере, виднелось бетонное сооружение, которое я бы отнес к классу заброшенных очистных сооружений, так как состояло оно из двух отсеков и имело на крыше стандартные люки, крышки от которых были украдены невесть когда чуркестанскими охотниками за металлом.

Отшельник в несколько прыжков подбежал к очистным, поправил сумку на живот и отточенным движением сиганул в одно из отверстий, сомкнув руки над головой. Мы столпились у дыры, внутри было темно.

- Чего стоим, кого ждем? - явно веселился наш провожатый. Спускайтесь, давайте, тут невысоко.

Я спрыгнул, принял наши мешки, пулемет, а потом и Немца. Говном не воняло, только тиной и было слышно как плещется озеро в соседней камере, которая была подтоплена.

Глаза постепенно привыкали к полумраку и стало видно проход в другую камеру, квадратный люк без крышки в полу, затопленный водой и, что самое поразительное, Отшельника, который скинув халат и валенки, предстал перед нами в костюме Адама, то есть без них**.

- Придется, друзья мои, лезть голой жопой в мокрую воду. Другого входа в мой сим-сим нету и тот кто не захочет купаться, может отправляться на все четыре стороны. Одежду, аппарат и ваше прочее барахло пропихнем в эту вот трубу палкой, там корзина стоит, а сами должны поднырнуть быстренько под стенку и выйти с другой стороны, купаться всего-то секунд десять, хотя вода в озере не теплая.

Мешки пришлось распатронить, в собранном виде они не пролезали в узкую трубу, но вот я стою на краю люка, босые ноги обжигает холодный и неровный бетон, под которым еще более холодная и черная вода и мне надо в нее войти, бр-р-р-р....

- Ох, *ля, - ледяная вода обжигает мне тело и я погружаюсь с головой, пытаясь нащупать срез стены снизу, под который мне надо поднынуть, ловлю его, и тут же касаюсь ногами бетонного пола, отталкиваюсь от него и выныриваю в широком бетонном бассейне, на краю которого уже стоит, в свете керосиновой лампы, натираясь махровым полотенцем, Отшельник. Рядом на стуле видно еще два таких же. Я в два гребка на краю, подтягиваюсь и уже стуча зубами от холода принимаю подарок и начинаю лихорадочно вытираться.

Тут и Немец выныривает, отплевываясь.

- Вроде все вынырнули, кто нырял. Теперь секундочку..., - хозяин повязал полотенце вокруг чресел и отошел в сторону с фонарем, где что-то звякнуло, брякнуло, поныло и ровно загудело.

- Глаза закрыли все! Да будет свет, - изрек он тоном пророка. И стал свет.

Под потолком нашего грота загорелась яркая лампочка, Отшельник открыл ржавую дверь с закрутками из-за которой потянуло самыми прекрасными вещами на свете, теплом и жратвой, благодаря чему души наши снова затрепетали в надежде на чудо.

- А вы, мужики, я так посмотрю, не робкого десятка! Так что, друзья мои, добро пожаловать в Противовавилоновый Схрон, мое скромное жилище. Располагайтесь и будьте как дома.


22 серия

  Показать содержимое

Отшельник до войны не очень-то отшельничал, работа, а точнее собственный бизнес, у него был превосходный, человек он был неконфликтный, а некоторыми признавался и почитался даже как человек гениальный, без лишнего пафоса. Не, ну это и я с охотой подтвердить могу, что руки у него не просто золотые, а платиновые или даже бриллиантовые. Что бы он не брался делать, у него все выходило с первого раза и часто на зависть мастерам. Неважно, что он делал, колол дрова или резал из кости нецке. В первом случае у него выходила образцово-показательная поленница, а во втором фигурка, предмет охоты коллекционеров. Начитан, художник, скульптор, п**добол-задушевник. Понятное дело, люди к нему тянулись. Ехали, чтобы, значится, рядом с ним слегка душой отдохнуть. Не человек, короче, а санаторий. А тот был не просто не прост, а вообще пехлеван из пехлеванов и в заброшенную эту деревню отправился не просто так, от нех** делать. Эта же гениальность беспокоила его и давала ему возможность видеть и складывать кусочки головоломки гораздо раньше, чем это пришло в голову нам с Немцем, к примеру. Про остальных и не говорю вообще. На годы раньше. И он принялся искать свой призрачный замок, за высокими стенами которого и он и его близкие и друзья смогли бы почувствовать себя хотя бы в некоторой безопасности, а о том, что его гениально чувствительная жопа била в набат за несколько лет до описываемых событий, то что тут говорить, фора у него была по отношению к остальным просто колоссальная. Многое из советских секретов осталось секретами российскими, но если что-то очень хочется, то в России того времени можно было почти все. А Отшельник знал, что хотел.

Жена его была бабой недалекой и, хоть и подарила ему красавицу дочку, масштаба мужниной мысли оценить не смогла. Выслушав его речи, она твердо утвердилась в том, что супруг ебнулся и после того как Отшельник махнул скрывающимся высоткам большого города рукой, с ним развелась и стала ебаться дальше по собственному усмотрению. Хорошо хоть с дочкой видеться не препятствовала и она частенько гостила у папы в деревне. Долгонько лазил по северным лесам Отшельник, отыскивая то, что ему было нужно. Сравнивая местность с рассказами людей, за которые когда-то щедро платил. Что-то оказалось ложью, в чем-то подвела источники информации память, а что-то оказалось в самую точечку. И он нашел.

Это был один из автоматических бункеров системы "Периметр", известной на западе как "Мертвая рука", советского еще производства. Врезанный в невероятного размера гранитный пласт объект, предназначался для того, чтобы если грянет ядерная война и наше государство проебёт момент и будет стерто с лица земли, через некоторый, произвольный отрезок времени, агрессор получит ядерную обратку от мертвецов. То есть, прикиньте, радостный Давид такой пляшет рядом с телом поверженного Голиафа, размахивая пращей, а тут у издыхающего здоровяка случается судорога ноги и победителю становится под ней не до смеха.

Во времена России ракету достали, ядерную голову ей открутили, шахту взорвали, а бункер с системой жизнеобеспечения частично разукомплектовали, частично законсервировали, а частично расп**дили. Единственное что, оставили на входе пулемет со спуском нажимного действия, так что Отшельнику по первому разу перепало "горячих" не насмерть, но ему хватило смекалки вычислить плиту и накатить на нее, словно в кёрлинге тяжеленный булыжник. Через несколько минут грохота, бункер с патронами опустел и проход в сим-сим был свободен. Отшельник окуклился временно в деревенском доме, в нескольких сотнях метров от Схрона, как он стал называть свой билет в новый мир и начал обживаться.

Строилось сооружение когда-то на совесть и Отшельник принялся его модернизировать. Гранит - горячий камень, радиоактивный, а если под тобой его километры? Он проворачивал какие-то махинации и деньги шли на алмазные буры, силовые установки и мощные насосы. Километры пвх-труб укладывались в скважины, стартовали теплообменники, выверялось и блокировалось ненужное излучение, чистилась и дорабатывалась система вентиляции. На подземной речке, что омывала глыбу на глубине метров десяти от поверхности и стекала в расположенное рядом озеро, от защитников Родины осталась только потерна с металлической платформой, на которую Отшельник, не пожалев бабла, смонтировал генератор "Комминс", тем самым обеспечив себе полную и безоговорочную электрификацию. Подземный поток на одном генераторе, а еще один стоял под резервом, выдавал 60 кВт, что было просто за глаза на все нужды бункера. К тому же времени окончательно раскочегарился теплоноситель в скважинах и из теплообменников полилось живительное и бесплатное тепло, обогревая и высушивая внутренности Схрона. Надо-ли говорить, что используя расп**дяйство контролирующих органов, Отшельник в полный рост пользовался государственными источниками электричества, о тех пор, пока они, естественно, были. Кладовые наполнялись ровными рядами корзин с разным фуражем, неструганными бортами ящиков с консервами. Венцом творения стала восьмидесятиметровая артезианская скважина, вонзившаяся в слой водоносного песчаника, вода из которой так и шибала в нос озоновой свежестью.

Как уе**ла война, Отшельник стал жать, когда придут те, которые должны придти к бункеру. Жена с дочкой были на отдыхе, на островах в Испании. Насколько ему было известно, он слушал иностранные радиостанции, в том числе и мадридское радио, их поместили в лагерь для интернированных, что уже было само по себе неплохо, хоть конкретных фамилий, понятное дело, никто не называл. Просто сказали, все отдыхавшие граждане бывшей России интернированы и все. Так что их он ждать временно перестал, хотя так нельзя говорить, конечно, ждал и надеялся, но не сильно.

Бункер в лесу довольно долго никого не интересовал, путинских имперцев по причине отсутствия на нем оружия, они же сами и скрутили голову ракете и разломав, увезли ее, московитам было просто не до него, они и так не успевали латать дыры на фронте и раздавать земли и обещания за все новые и новые контингенты союзников.

Однако, он заинтересовал группу военнослужащих из гарнизона Бологое, которые по предварительному сговору, доп***елись грохнуть начкара и уйти с оружием в лес, чтобы, значит, взять, понимаешь, от жизни все. Женщин и вино. Как-то так расставлены были приоритеты. Толчком к осуществлению плана, стало то, что один из группы мятежных раскопал от скуки при дежурстве в штабе отчет о консервации объекта и, как и Отшельник, решил, что нет ничего лучше, чем устроить там "малину" будущего бандформирования.

Ждать-то Отшельник ждал, вот только не вооруженный до зубов караул, двенадцать рыл по двадцать лет. Сказано-сделано, начкара прикололи штыками, вызвав на пост, дескать остановлен чужой. Отшельник только и сумел и успел, что сделать - прикрутил гермодверь изнутри. Ворота надземного входа тоже закрыл и заклинил, но систему регенерации воздуха в бункере не включал, все было неплохо замаскировано и воздухозаборники пришлось бы поискать желающим.

Этот со штаба видел планы бункера и Отшельник, хоть и не видел их, но зато хорошо слышал, так что мог себе представить в деталях, что происходит. Боец вещал:

- Там дверь эта - толстенная, она на ядерный удар рассчитана. Странно, я вроде и код правильно набираю...

- Ты зае**л, *ля, - перебил его сиплый голос.

- *ля буду, - подумал про себя Отшельник, - если это не сержант-старослужащий

- Ты, *ля, нах**, все гранаты потратил, сапер х**в, пока ворота эти ебаные открыл!

- Да они открыты должны быть! Их как кто-то изнутри закрыл и расклинил, пришлось вон какие толстенные петли вырывать!

- Завали е**ло, крючкотвор ебаный, крысяк штабной, х*ли ты нам вола заворачиваешь? Закрыта твоя кубышка, видал? Тут, ёпта, как видишь, еще одна дверь образовалась. Может за этой железякой уже давно земля или, *ля, вода. День тебе, гнида, на вход найти или вешайся тогда, за капитана с нас и так ремней нарежут, а ты ремням еще рад будешь.

- *ля, а хуля я...

На "хуля я" ожидаемо для Отшельника, дрожавшего от страха за бронедверью, автору высказывания прилетело по харе, а потом остальные еще попыхтев размялись. Дружный, *ля, армейский коллектив. Воспитуемого приподняли, ебнули об дверь с той стороны, что та загудела и спросили, усвоен-ли урок. Ответ был утвердительный, вожак отправил своих волков на поиски добычи и разведку окрестностей. Вечер был скрашен закуской и выпивкой из запасов какого-то выживальщика, а также истошными и оттого смешными воплями самого выживальщика, которому один затейник из дезертиров, прикрутил на спину колючкой покрышку, подпалил ее и отправил прогуляться по лесу.

Ха! Мир тесен, рассказали и мы с Немцем, что несчастный выжил и мы видели и общались с ним в лагере.

Короче, иллюзий Отшельник не испытывал ни разу. Он сидел за дверью и размышлял. Поссыкивал еще, ясное дело. Над ним горела деревня, которую запалили "чтоб свет был бухать" бывшие защитники Родины и в воздухозаборники травило слегка горелым. Это наводило на печальные мысли.

Утром возле гермодвери, за которой уже был готов слушать наш герой, состоялось похмельное совещание, на котором отбуцканый вчера штабной вызвался добыть с артиллерийского полигона, где у него служит зёма, снаряд тяжелый или мину, а может и самого зёму переквалифицировать в джентльмены удачи. После того, как мощное взрывное устройство будет в руках, застрельщик подорвет его над куполом одного из помещений, где бетон всего тоньше, не больше двух метров. И тогда у них будет отличный вход и дверь взрывать не надо будет.

- Ебаный гундос, образованное интеллигентное дерьмо с хорошей памятью, - зло скрипел про себя зубами Отшельник. План командованию понравился и ботаника отпустили решать вопрос с зёмой. Потом начальство как всега начало лечить здоровье остатками вчерашнего, а волков выпустили на выпас, чтоб добычу искали лучше. Ботан, как и обещал, явился с зёмой и с четырьмя противотанковыми минами на двоих, которыми можно было проломить двухметровый купол как "здрасте".

На сей раз и патрулям рыщущим в поисках добычи удалось опять кого-то тряхнуть, Отшельник посчитал, что это была семья, бегущая или переезжавшая с пожитками, мужик которой огрызнулся на беспредел и одного своего солдатики приволокли в лагерь заполошно матерясь и явно пересрав с непривычки. Судя по воплям, отважный разбойник получил свое в кишки, дерьмище растеклось и из раны стремно садило тухлятиной, перитонит цвел, небось, как цветок лотоса. Товарищ и так бы доехал к утру, но сержанту обязательно захотелось отправить его в вальгаллу самолично и стонущего раненого пристрелил. Хотели отомстить за все бабе "того мудака, что Луню в кишки дроби набил", да при попытке вы**ать пристрелили тоже, в запаре. Да и судя по звукам баба сопротивлялась. х*ли ждать от детей с х**ми и автоматами. А тут еще въе**л дождина, да такой, что размыло все вокруг и не переставал. Набились все в тамбур, ворота покореженные перевернули навроде козырька, матерясь и огрызаясь, словно молодые псы в стае, закупорили прямоугольный проем соединенными с помощью веревочки полотнами плащпалаток. Еще некоторое время Отшельнику слышались негромкие разговоры, бухали самые крепкие, а потом они надышали тепла и пообрубались. Отшельник тяжело и тихо вздохнул и мягко отправился по коридору в кладовую. Там он достал трубочку, неторопливо ее набил и выкурил, руки у него при этом потряхивало. Гофрированный шланг он напялил на выхлопную трубу переносного бензинового генератора, который завел дальше по коридору, чтобы не разбудить ненароком никого. Легкая регулировка вентиляции направила воздушный поток, через аккуратно и бесшумно приотворенную дверь в предбанник, а вместе с ним туда медленно пошли газы с генератора, синими тонкими нитями окутывая слюнявых от алкоголя спящих.

Утром Отшельник просто покидал их нах** в озеро и то, что они оставили от пленной бабы тоже.

- Жрали они ее что-ли, уебки? - думал Отшельник, перебрасывая еще одного голого и синего на склон, по которому он навроде полена катился к воде, чтобы набрав скорость, поднять тучу брызг. В этот вечер, после всех санитарных трудов, он впервые почувствовал себя хозяином положения и впервые поднял на площадке у сгоревшего дома флаг.


23 серия

  Показать содержимое

Остаток осени миновал в хлопотах. Чего мы только не переделали. Я, например, привел в порядок доставшийся нам арсенал, несколько «калашниковых», уже знакомый нам пулемет и, что характерно, парочку вечных винтовок Мосина образца тридцать-какого-то лохматого года, все это, за исключением дежурного оружия, бережно хранилось в «оружейке» – специально отведенном помещении в бункере, в смазанном и готовом к бою виде. Раз пришли один раз кандидаты в романтики с большой дороги, могут заявиться и еще разок. В наше время по дорогам добрые люди не ходят. У запасливого отшельника, странно, если бы оказалось по-другому, нашлась пара добрых охотничьих ружей и, хотя с охотой наше знакомство с Немцем было на уровне опрокидывания стаканевичей в веселой компании, мы небезуспешно охотились. Били утку и глухаря, которых потом, по местному чудесному рецепту приготовления гусей солил в бочках на зиму Отшельник. Рецепт он бережно охранял от любых поползновений и обещал раскрыть секрет в случае непосредственной угрозы жизни, то есть, на смертном одре. Доводы о том, что в момент передачи рецепта, слушающему тоже может угрожать опасность, на него не действовали. Солились гуси, а в нашем случае – глухари, ровно пять дней, а потом, можно было их есть. Что это за мясо, нет слов описать. Самый вкусный бекон – слабое подобие, вот что я только могу сказать.

Не сказать, чтоб у нас прямо было безлюдье, нет. Из оборудованного наблюдательного пункта, в котором было установлено посменное дежурство, мы несколько раз замечали движения на периметре нашей супер-тайной базы, но всякий раз движения либо сами собой прекращались и мы забивали на них х**, либо дежурный, оповестив базу по средствам связи, делал вылазку на посмотреть. В основном по лесу шатались одиночки, замечали даже вооруженных. Несколько раз вокруг пепелища деревни кружились неясные группы, но в такие моменты мы закупоривались по полной и, что называется, погружались. Не зная, что под землей что-то есть, ловить наверху было нех**, и незнакомцы ретировались восвояси. Часовой, как и положено, был вооружен автоматом, а на случай какого-то сурового п***еца, на наблюдательном пункте стоял снаряженный пулемет. Курение на посту часовому, как во всяком приличном войске, было запрещено, поэтому вапорайзер и все принадлежности к нему переехали в его распоряжение. Вроде бы, что ты там накараулишь, обдолбанный, но, практика показала, что обдолбанный часовой ничуть не хуже классического, если не бьет на службу х** и доволен жизнью и занимаемым постом. Находящиеся в бункере были вынуждены довольствоваться мокрым, который выполнялся прямо в «комнате с бассейном», как мы стали ее называть после нашего с Немцем приветственного купания, что требовало определенных навыков эквилибристики, так что желающих нести вахту в качестве наблюдателя было хоть отбавляй.

Как-то раз, я завел разговор с Отшельником, когда Немец был в карауле:

- Старый, а на хрена ты нас тогда с Немцем купаться в мокрой воде заставил, ну, когда первый раз нас в бункер вел?

Старый что-то мялся, пытался в прямом и переносном смысле уйти от ответа, но в итоге, когда я хорошенечко на него насел, осознав, что куда он денется с подводной лодки, то есть с подземного бункера, раскололся:

- Ну, я, типа, не все, в общем, до конца рассказал про ту историю с солдатами этими. Ну, которых я это, того в общем… Поскидывал я их, значит, в озеро и недели на три в такой лихой марафон ударился, законопатился, полностью в погружение ушел, в комп рубился, в старые хиты и долбил. Ну и так прозависал, короче, нормально так… *ля, что-то на сухую не идет как-то, пошли в «комнату с бассейном».

Пришли. У меня кисет с бошками… О, *ля, не, я короче, потом дорасскажу, что я из него выжал, не забыть главное, но вот гровил Отшельник масштабно…

Помню, первый раз я вошел в оранжерею и не мог потом еще некоторое время придти в себя. Тут были собраны все последние технологии гровинга. Мало того, что они были собраны в одном месте, они еще были собраны в идеальную систему, которая функционировала как часы. Даже потом, неоднократно ее обслуживая, да и просто, проводя время в наблюдении за покачивающимися на свежем вентиляторном бризе кустами, я не уставал удивляться гениальности рук сотворивших ее. Жизнь в оранжерее бурлила. Весело неслись наверх из воздушного камня пузырьки воздуха в ваннах клонариума, проносясь сквозь белые ниточки корней, расправляли свои нежные листочки клоны под неземным светом светодиодных светильников. Генерал-контроллер принимал ежесекундно донесения своих ординарцев-датчиков и рассылал подчиненным вентиляторам, обогревателям, дозаторам в бункерах с порошками простых удобрений, электромоторам, перемешивающим раствор, накачивающим для него воду, фильтрам и прочим участникам этого захватывающего действия приказы, которые превращали это, с первого взгляда, хаотичное движение в слаженную и четкую работу. Шумел в форсунках под давлением готовый раствор, распыляясь с мельчайшую пыль, которую жадно впитывали мощные клубки корней в пластиковых трубах аэропонической системы. А над всем этим, над зеленым ковром со свечками бошек, парили, подражая в своем неспешном движении вечному Солнцу, в недосягаемой высоте бункерного потолка шестисотватные двухгорелочные GIB-ы. Они были закрепленны на муверах с шаговыми электромоторами и заливали оранжерею горячим, яростным светом бешеной плазмы запертой в горелках ламп, стегаемой электрическими разрядами погонщиков – электронных балластов «Люматек диммабле». Вентиляционный выхлоп из оранжереи, обогащенный кислородом и эфирными маслами, испарившимися под жаром ламп, шел непосредственно в жилые модули бункера и, когда дело уже близилось к харвесту, при отходе ко сну, было стойкое ощущение, что ты засыпаешь на сеновале.

Да еще и сдутое с ламп тепло тоже было весьма кстати в нашей подземной крепости, оно сушило неизбежный конденсат и обогревало наши нежные тушки. Так как Отшельник был человеком, который привык и полюбил одиночество, я частенько, если не был, конечно, в карауле на наблюдательном пункте, оставив его наедине с его любимым компом, коротал время, бездумно сидя в оранжерее, иногда совершая моцион «к бассейну». Не грустил я, в общем, и не тосковал, не, вспоминал, конечно, и жизнь прежнюю и всякое, но как-то так, как старое кино. Слишком нереальным казалось все, а живой зелено-желтый ковер, колышущийся передо мной, дарил забытье и ленивое течение легких мыслей.

Ну и дальше, про разговор с Отшельником на тему нашего купания. Приколотил он, значит, так молчаливо колпак, медленно, на бутылку обрезанную его навернул, встал на коленки и начал наполнять водный:

- Ну, и, понимаешь, - продолжил он, откручивая колпак, - когда я очнулся, так сказать, то начало меня свербить внутрях где-то, не хуже твоих клопов, что вот мол, как-то я с убиенными мной поступил нехорошо, просто так их в озеро покидав.

Напаснулся он, значит, отсчитал что-то там свое в голове, выдохнул, продохнул и продолжил:

- Да и с санитарией, сам понимаешь, тоже полный п***ец случится, если х** забить. Короче, это я на адреналине, на эмоциях накосорезил, потом еще вот подзалип, а косяк за мной. И, *ля, я еще пару дней, короче, помучался, смастерил волокуши такие, брезентовые, взял полиэтиленовой пленки, мешков этих черных больших для мусора, веревки такой упаковочной пластиковой и отправился я как-то с утреца наводить порядок. Обрядился в резиновый комплект химзащиты еще, противогаз прихватил и еще респиратор, если его достаточно вдруг окажется, не улыбается в резине тяжести ворочать. А уж они от водички-то потяжелели – иду и думаю. Я ж прикинул, что недели три, короче, прошло, а вода, это сам понимаешь… Не, дай-ка я еще ебану.

Отшельник еще разок поклонился «бассейну» и по его речи почувствовалось сразу, вот чего человеку не хватало – второго колпака на водном!

- Ну и вот, *ля… О, погоди… - Отшельник полез в карман, выудил пачку сигарет и зажигалку и принялся закуривать, явно поплавнев в движениях.

- Нах** ты это говно садишь пачками? И запасся ведь, главное, беспонтом, аж до второго пришествия или полного засирания легких, что вероятнее, - не удержался я, хотя и сам был не святой, при том, что считалось, что я бросил курить, бывало, я стрелял у Отшельника «на пару тяг», просто, чтобы ощутить вкус табака. Ностальгия, ага.

- Не гони, короче. Хочу себе и курю. Хочешь? – протянул мне пачку.

- Не, я лучше тоже дуну парочку мокреньких, люблю, знаешь, всякие интересные истории слушать в надутом виде, - и немедленно, расшиперив опять кисет с бошками, в этот раз в свой адрес, принялся повторять за Отшельником все проделанные им нехитрые манипуляции. А он продолжал свой рассказ:

- И, короче, иду я такой, иду. И, короче, прихожу. А там, понимаешь, как бы тебе это сказать, нету, короче, ничего. Вообще, чистый берег. Там откос такой, знаешь, сто раз там был, под ним плот стоит у нас для рыбалки и там, короче, как вот сейчас, трава, вода плещется о глинистый бережок. Как будто волшебные феи прилетели и все за мной и за меня прибрали или озеро взяло и всосало их всех в свои глубины. И я такой, ох**вший, сел на берегу и сижу. Надулся еще перед работой до соплей, еле ноги волочил, так было неохота и одновременно надо. Сижу, *ля, сижу. Высидел идею, неугомонный, пошел, взял три электрода, согнул и скрутил проволокой в «кошку», веревку привязал. Снял с себя костюм гандона, дунул еще, для верности и обратно на берег. Начал тралить. Дно я там знаю, глинистое и ила слой небольшой, а местами и песочек, чистое, короче, дно. И гавно всякое, водоросли, цепь велосипедную выудил и кидал далеко, метров на десять и хуюшки, прет себе «кошка» по дну как по проспекту и никаких тебе, понимаешь, ну, ты понимаешь я о чем. А вода в озере упала, осень все-таки, и порожек этот, перед берегом, где мы всегда с плота спрыгиваем, стал вообще едва водой прикрыт. И вот я кошку вытаскиваю в очередной раз, да что-то тянул х**во и она у меня за край бережка и зацепиласть, там корни подмытые, вот она в них и запуталась.

На этом этапе повествования мне в голову прилетел при помощи кровотока ТГК из второго колпака. Отшельник выглядел в своем стеганом халате, при бороде и свисающих космах волос, как колдун и я, завороженный, присел на лавочку, заботливо нами для таких моментов туда и доставленную. Старый, видя мои перемещения, прикурил еще одну сигарету, растеряв при этом все свое колдовское очарование и продолжил:

- И я, короче, полез за ней. Вот нах** бы она мне сдалась, три электрода ебаных, обрезал бы веревку, да ебись она конем. Нет, надо было мне встать на карачки, вот так же, примерно, как мы сейчас перед бассейном и полезть ее выковыривать из этих ебаных корней. Вожусь я там, вожусь и внезапно так взгляд фокусирую на это вот ебаном глиняном порожке! – Взвинтился Отшельник, нервно затянулся, выдохнул, - фу, *ля, вот рассказываю а у самого не то что мурашки, а слоны бл**ь ледяные по снине ебашат.

- Ты меня вообще п***ец как заинтриговал, - еле ворочаю я жареной украинской колбасой, которая заменяет мне язык. Серые, бетонные стены бункера, провал «бассейна» с черной от люминесцентной лампы водой, которая повинуясь огромному, дышащему организму большого озера, тихо плещется в зеленые от водорослей стены своей тюрьмы, дервиш Отшельник, разгоняющий так, что только держись, все это закружилось и взорвалось у меня в башке, обдав стенки черепа изнутри густым и горячим малиновым сиропом, который, стекая, щекотал где-то за ушами…

- Николаич, ты здесь вообще? Ну, бл**ь, вот, обломал весь накал страстей, х*ле ты залипаешь, слушай, давай! - Отшельник подруливает ко мне и, подвинув мою, пристраивает свою жопу на скамейку.

- *ля, Старый, я весь внимание, ты же знаешь. Вот только меня от этих водных и от наших порций что-то голова немного кружится. Продолжай, пожалуйста, я горю от нетерпения.

- Да х*ли тут уже продолжать. Стою я, короче, раком на берегу речки и лупырюсь в этот порожек, сто лет его не видеть, а водичка прозрачная в озере и слой там малюсенький, все видно на дне. И, *ля, вижу я, что весь этот ебаный порожек, - Отшельник опять вошел в раж, матюки начали глушить цивильные слова, словно коммуняки «Би-Би-Си», - истоптан человеческими следами босых ног, вкуриваешь?! Отчетливые такие отпечатки, знаешь ли, реальные, что называется, видно было, что оскальзывался кто-то, когда шел, на глине оно осталось прям как в гипсе. И даже руки был отпечаток и голени, вставал один, с колена. Я, *ля, все это в ах** рассматриваю и понимаю, что все вышли на берег, а там дальше трава и п***ец. А выше – старая дорога, что к дому старика, е**ть, не помню даже как звали его, идет. Железо он все собирал у себя всякое старое, вот помню это, а как звали его… Да и х** с ним. Та дорога, тоже заросшая травой, но все равно в колеях глина. Я прикинул направление и наверх, а там, в натуре, хоть и размытые уже дождем, а следы. И видно, что не один и не два, а целая ватага прошла и дальше в поле, а потом там знаешь, «стоунхендж» наш, ну, то есть развалины коровника колхозного, а дальше лес и п***ец. Как я пересрал, не передать. Я хоть и не сильно, но верующий, а местами так и суеверный. И я тебе кричу, что парни были – мертвее не бывает. Я когда их на берег таскал, они как бревна уже были, трупное окоченение или жопа через два «п» пишется! Я зае**лся их раздевать, помню, а один так автомат прихватил, что без гвоздодера не отдавал, думал, отломятся нахер пальцы. Короче, дунул я в бункер, заперся и, *ля, чтобы не думать, что они сейчас перед люком стоят и меня вынюхивают, голые и синие, - тут он отклячил челюсть, сделал безумные глаза и затрясшись, каким-то булькающим голосом завыл: «Верни нам, с-с-сука, форму и автоматы-ы-ы…»

Предупреждать надо о таких приколах вообще-то. Эмоционально восприимчивый после пары бронебойных колпаков в голову, я могу и в штаны так подпустить невзначай. Сижу, ни жив, ни мертв, вот вам, проше пана, новости ох**нные. Мало того, что мы, со стопроцентной вероятностью, в розыске за серьезные косяки перед властями на территории которых мы тусуемся, это еще х**ня, а вот то, что взвод живых мертвецов надысь вышел из озера аки тридцать три, е**ть их в жопу, богатыря и скрылся в близлежащем лесе, это высадило меня на лютую измену, что, видимо, незамедлительно отразилось на моем лице.

- Вот и я так, бл**ь, от собственного пердежа окукливался со страху первое время. Погрузился и начал, *ля, на компе зомбаков гасить и дуть, значит. Сублимировать свой страх, ага, запомни, пригодится. У меня как раз в то время Эйфория поспела, самая геймерская тема. А у меня зомбаков на компе, на любой вкус и размер, хочешь на земле их гаси, хочешь в космосе. Игрух до войны выпустили дох**, х*ле. И так что-то меня и отпустило. Я в те края нос не совал, даже на берег не ходил, озеро большое, берегов, что ли, мало. А потом и вообще отпустило, да так, что я и думать перестал об этой шайке голых и синих. Ушли, бл**ь, и ушли, скатертью дорога, - он макнул бычок в воду и бросил в консервную банку, заменяющую пепельницу и замолчал.

- А купаться ты нас заставил нах**?, - Прервал я затянувшееся молчание, означающее то, что мы залипли.

- Да, бл**ь, бабка в детстве, когда мы в деревню с родоками ездили, зажжет, бывало, свечку и давай на ночь глядя сказки страшные рассказывать. А мы ездили тогда большой семьей, я, двоюродные брат с сестрой, да еще с отцовской стороны двух спиногрызов подкидывала сестра его, короче толпа была ребятишек. И бабка, короче, травила про домовых, леших, упырей и прочую нечисть. И запомнилось мне, что если за тобой гонится оживший мертвяк или упырь какой, то верное дело через воду перескочить. Ни одна нежить воду бегущую преодолеть не может, так она твердила. Прыгнул, дескать, через ручей и гуляй Вася. Вот я и придумал этот тест на воду, тут у берега как раз течение имеется, хоть и не сильное, перелив недалеко, на случай, если вдруг гости нагрянут. Ну, вы с Немцем и нагрянули вскорости.

- Слушай, а если бы мы не полезли бы в воду, забузили бы?

- Вальнул бы вас нах**, всего делов, - совершенно серьезно произнес Отшельник, да так, что я сразу, почему-то поверил в его россказни.

- Х** бы ты нас вальнул, - постарался я не менее серьезно, чтобы дошло, - в пулемете твоем подающая пружина лопнула, так что уткнулся бы патрон и п***ец стрельбе.

- Ну не вальнул бы, х** с ним, но внутрь не пустил бы, погрузился бы и сосали бы вы х**.

- Тоже верно.

- А еще бабка терла за то, что у беспокойных мертвецов своя иерархия есть, что вот мол как встанет он, так глуп как пробка и только горазд, что мертвечину жрать, роет когтями землю, выкапывает нормальных жмуров и жрет. Мясо тухлое сил дает ему и даже какая-никакая соображалка появляется. И добычу свою обгрызает добела, так что если на кладбище вдруг начнут кости находить обглоданные до бела, то дело табак, надо звать экзорсиста.

- Кого?

- Экзорсиста, деревня. Специально обученного попа, в нашей местности, к примеру. Их один штук на сто, но это, *ля, типа церковного спецназа. Бабка про одержимых, такое рассказывала, вот, короче, в деревне…

- И ты чего, во всю эту белиберду веришь?, - Тормознул я его, - что это за гребаная херня, бабкины сказки, в натуре. Не, я тоже не в курсе, куда свалили покойники, ну или беспокойники, что вернее, но все эти терки про иерархию зомби уже слегка подзае**ли.

- *ля, ну вот не нравится, не слушай, а если слушаешь, не перебивай, дай выгнаться человеку. Я так и знал, начни я вам это все рассказывать, будете меня за дурака держать и клоуна с меня лепить. Зае**л, вот ты, в натуре. Короче, будешь дальше слушать, что бабка говорила?

- Да х** с ним, давай. Все равно Немца в карауле менять только через час.

- Ну, и, короче, такой, что отожрался и не заметили его и не угомонили, тот становится упырем. Этот пока слабый нападает на коров или на другой скот безответный, а как подрастет, то охотится на бродяг, на пьяниц, на детей, оставленных без присмотра. И самый уж зенит его карьеры, если попадется ему некрещеное дитятко, вот тогда п***ец, бессмертие и вампир, лютый.

- Бр-р-р, аж мороз по коже от твоих россказней, вот, реально. Старый. Бабака твоя мрачный человек была, судя по всему…

- Бабака моя, наоборот, светлый человек была, потому, как ответ на любой вопрос знала – мудрая, то есть, была, розумеешь своей кочерыжкой? А ты вот, например, полжизни прожил, считай, а что умеешь?

- Да дохера всего умею.

- А вот сказать, что умеешь и знаешь все, этого не можешь, а вот у бабки моей на все был готовый ответ, она бы враз разгадала, куда мертвяки свалили.

- Это точно. Я перекушу и пойду Немца менять. Кстати, ему тоже надо рассказать эту твою мистику, он, кстати, в прошлом - гробокопатель, - сообщил я, распрямляясь и готовясь валить, - долбил дохлых солдат вермахта с миноискателем.

- Ну, ты же знаешь, я с ним без году неделя знаком, ты уж сам ему все расскажи, а я пока жмуров на космической станции погоняю.

На том и разошлись. Немец на НП встретил меня улыбкой до ушей и радостной скороговоркой, что он видал, как лиса мышкует и что сокол-пустельга ни много, ни мало, а завел себе гнездо в перекрытии, прямо над нами, и там теперь целый день с бабой своей цапается, слышь, как верещат! Глядя на веселого Немца мне расхотелось пересказывать ему сказки Отшельника про покойников, да и самому, по прошествии времени, да и отпускала уже, родимая, все это казалось выбрыком фантазии, клише мировой игровой индустрии, которое в совокупности наложилось на систематическое употребление высококачественных бошек и хоть с ганжубаса глюков не бывает, а тут вот, проше пана, случились.

Немец торчал со мной часа два еще, после своей смены. Садил бесконечные пакеты с вапора, суетился, оглядывая окрестности и высказывал свои соображения по всяким разным поводам. Я находился в задумчивости, отвечал невпопад, что ему в итоге наскучило. До заката оставалось еще часа четыре, а то и все пять и Немец, объявив, что отправляется добыть еще глухарей для соления, взял ружье, напялил боты от ОЗК поверх обуви и отправился восвояси.

Однако, через непродолжительное время в смотровой щели НП появилась его встревоженная рожа:

- Николаич, тут такое дело… Короче, вызывай этого геймера на НП, а сам давай, лезь наружу, я тут кое-что нашел, ну очень неприятное.

- А что там? – спросил я, честно говоря, не сомневаясь, что вылезать придется. Если уж Немец запросил о помощи, значит что-то серьезное.

- Я покойника нашел, вот только он странный, до невозможности. Вылезай, короче, нех** п***еть.

Покойник обнаружился на том самом «стоунхендже», развалинах коровника или свинарника, хер теперь разберешь. Сваи такие, бетонные, разной длины, с сохранившимися кое-где перемычками. Если не критично смотреть – вылитый «стоунхендж». Кости были частично вымазаны в грязи, но было и ежу понятно, что они свежие. Такими светлыми старые кости не бывают. Такими светлыми, что на них нельзя было отыскать ни волокна мяса, ни хрящика, ни сухожилия. И следов зубов тоже не было, как если бы их глодали оголодавшие звери. Череп был разбит и также аккуратно выбелен. Вокруг валялись лоскуты одежды, цветом и элементами напоминавшей камуфляж, а тут и Немец внес разъяснения:

- Капитаном был, бедолага, вот, смотри, погон с мясом вырванный нашел.

- Валим отсюда, Немец и как можно скорее, а дома мне тебе надо будет кое-что рассказать, сразу говорю, неприятное, - про неприятное я уже заканчивал быстрым шагом направляясь в сторону бункера.

- Говна-пирога, – бурчал сзади Немец, - что за манера такая, как рассказать что-нибудь, так сразу неприятное…

Когда мы ввалились на НП, предупрежденный заранее Отшельник уже медитировал над надувающимся пакетом, радуясь возможности без очереди садануть с вапора и я сделал знак Немцу его не прерывать, кайфоломщик - последний человек. Отшельник, ясный-красный, давно и думать забыл про свой выгон у «бассейна» и сыграл матч-реванш с разгромным счетом, дождавшись его сакраментального:

- А чего случилось-то, чего вы меня, парни вызвали?

- Мне тут случайно удалось скоропостижно помудреть, навроде твоей бабки, про которую ты сегодня так захватывающе чесал и я теперь тоже знаю ответ на вопрос, куда ушли умруны из озера. Они ходили за хавчиком. Вижу, что ты не въезжаешь, так что я сейчас все растолкую. Короче, ты сам говорил, что слышал, что вояки перед тем как податься на вольные хлеба, завалили начкара – капитана. Так вот, поднявшись или восстав, как будет угодно, из мертвых, твои жмуры пошли за ним, принесли и сожрали на «стоунжендже». Вот и весь расклад. Что ты там говорил дальше? Бродяги и дети? *ля, я ох**ваю уже от всего этого, дай мне вапор, Немец, пожалуйста, а этот некромант тебе сейчас в подробностях расскажет, как он докатился до жизни такой.

- Не, я сначала хочу на жмура поглядеть, вдруг вы договорились и подъебываете меня, - залыбился Старый, явно ожидая, что наши накуренные морды тоже поползут в улыбках и покойника никто предъявить не сможет.

- Вот и сходите с Немцем, а я пока тут, у вапора подежурю. Можешь по дороге начать рассказывать ему захватывающую историю, как ты поднял и отправил в свет взвод голых и синих трупов служить упырями.

- Я нихера не делал, вот ты зае**л реально! Они сами… - Договорить я не дал.

- А я от своей бабки слыхал, что бывает достаточно, чтобы беспокойный дух скитался между небом и землей, не похоронить его бренные по-человечески, от так вот.

Отшельник сплюнул, но отбрехиваться не стал и полез в проход первым, буркнув, чтоб я закрыл за ними выход, а вернувшись, они крикнут в амбразуру. Немец сделал круглые глаза, выражая крайнюю степень любопытства, но, имея терпение, без комментариев, стал протискиваться следом за Отшельником.


24 серия

  Показать содержимое

С прогулки мои камрады вернулись спавшими с лица, один от услышанного, другой - от увиденного. Я развлекался на всю катушку, всаженный пакет разгонял что есть мочи и подливал масла в огонь:

- А знаешь, Старый, - это я Отшельнику, - на месте твоей деревни, еще при царе-батюшке, лагерь был для ссыльных поляков-бунтовщиков. Костюшко у них главный был, слышал, может? Вот.

- Хорош уже, звиздеть-то и без этого уже нехорошо. Поляков своих опять приплел ни к селу, ни к городу…

- Кто про что, а вшивый про баню, - прогнусавил мой антагонист в национальном вопросе Немец, - сейчас начнется, Речьпосполита от моржа и до моржа…

- Я тебе отвечаю! Ты вот не в курсе, откуда в Бологое улица Панская? А я - да. На ней дозволено было властями поселиться тем, кто выжил в лагере. А лагерь этот был где-то в окрестных лесах. И это были не военнопленные, а повстанцы, высылали их семьями, с детьми, бабами, стариками. Вот и выжило с десяти тысяч, дай бог тысяча бы набралась. И тысяча эта, оставшаяся в живых, не сильно-то распространялись, как им это удалось. Да и на Родину, уже даже после амнистии никто не вернулся. Все тут и осели, имуществом погибших свое благосостояние заложили. И обрусели потом в конец. А властям только выгода, караул с лесу свернули и бывай не горюй. А кости эти где-то тут, рядышком, может прямо под нами или над нами, комунякам было похеру где бункера рыть. Ходит в Польше легенда про эту проклятую «тысячу», что мучали и убивали больше они, чем холод, голод и болезни, что человечину жрали и что Дьяволу души продали, чтобы зиму пережить, что Мессу Черную служили в этом чертовом лагере и жертвовали Князю живых. Может мы в самом центре какого-нибудь проклятого места или рядом с ним, вот нечисть и поперла, как условия создались.

- Какие условия? – уточнил Отшельник.

- Ну, к примеру, массовая насильственная смерть. Полное запустение и вылюднение земли. Откуда ушли люди, туда обычно приходят нелюди, а может просто перестают прятаться.

- А-а-а…

Что-то я пребрал, - подумал сам себе, - что-то мне уже и самому как-то не по себе стало. Не, надо завязывать.

- А чего они не бежали, раз уж такая жопа им выпала? – Немец подал голос, некоторое время поразмышляв над услышанным, - я бы дал деру куда подальше, все лучше чем помирать.

- А чего зеки с таежных колоний не бегут массово? Вроде бы делов-то, шаг в сторону на лесоповале и вот ты на воле. И даже сильные и отважные, в массе своей, сидят спокойно свои срока. Все это потому, что статистика начавшихся побегов в тайгу, даже в наш 21 век интернета и всякой прочей х**ни, по отношению к статистике удачно окончившихся побегов, будем даже считать поимку беглеца удачным исходом, конкретно охлаждает пыл. Бегут или те, кому очень надо или кому п***ец. Тут тоже места и сейчас глухие, а уж в веке 19-м тут даже тропинки редкостью были и медведя было встретить проще чем человека.

- *ля, Николаич, вот мастер ты надрочить нервы людям, - Немец заворчал и начал гвоздем выковыривать оставленную мной закладку из вапора, темная труха посыпалась на пол, - а нифиля из вапора не выкидываешь. Я короче дежурить останусь, а вы, давайте, шуруйте до дому.

- Пошли, Старый, - говорю Отшельнику, - выкинь из головы все это мракобесие.

Мракобесие медленно растворялось. В течение недели мы жили обычным распорядком и никаких беспокоящих проявлений не наблюдали. Все уже даже успокоились и постоянно подъёбывали друг-друга на тему случившегося. Босые ноги, так испугавшие нас у озера, списали на отпечатки лап Отшельника, который сам натоптал этих следов летом в глине, а потом е**т и себе и нам мозги. Короче, жизнь наладилась.

Сижу как-то на НП, дело к вечеру. Пялюсь по сторонам, а как надоест, то утыкаюсь в планшет Адиля. Даром, что военное изделие, а читалка есть. Все для людей у проклятых буржуинов. У Отшельника книжек в компе, как у дурака махорки, красота. Читал я тогда, если память мне не изменяет, «Тактику партизанской войны» Че Гевары. По сравнению с ним, у нас расклады были много выгоднее.

Вдруг, стрельба! Я планшет в сторону и к пулемету. Что там еще? На бугор, перед развалинами коровника, натужно воя мотором, вылезла «Нива-Шевроле», из которой вели огонь два автоматчика в камуфляже и черных банданах, один высунулся из пассажирского окна, второй стрелял через заднее куда-то вниз, цель мне было не видно. Водила притормозил и под прикрытием стрелков начал швырять гранаты, одну за другой в преследователей. Загремели разрывы и, что-то рвануло серьезней, пустив из-за холма столб черного дыма. Водитель в восторге подпрыгнул на месте отвесив в сторону врагов неприличный жест, пока автоматчики перезаряжали оружие. Только он собрался вернуться в кабину, как тут везение беглецов закончилось. Снизу басовито застучал крупнокалиберный пулемет. Единожды услышав, звук этого оружия не спутаешь ни с чем, я вам говорю. Словно огромной невидимой кувалдой стали окучивать бедную «Ниву», от нее летели куски в разные стороны, смешанные с разлетающимися останками заднего стрелка. Пассажир хотел покинуть обреченный корабль и уже практически распластался на спасительной земле, в мертвой зоне пулемета, но тут кувалда нашла и его. Тело, как бесформенную куклу в облаке выбитой ударом юшки, швырнуло об искореженное крыло машины, где оно получило еще одну пулю и отлетело метра на три от машины. Водителя, стоявшего спиной, просто разорвало пополам несколькими попаданиями в корпус. Вся расправа заняла не больше минуты, но поле боя остались изуродованные тела и дымящиеся металлические обломки, ничем не напоминающие автомобиль.

Матерясь по траншее на НП ломились Немец с Отшельником, всполошенные стрельбой, а еще больше – разрывами гранат.

- Ёба, что тут твориться… - протянул Немец, укладываясь с другой стороны пулемета. Пока я вкратце описывал произошедшее, Отшельник полез еще выше и стал смотреть на поле боя прямо с бруствера НП. Он же первым заметил победителей и шикнул на нас, призывая к тишине.

С виду это были точно такие же мужики, в камуфляже, с калашами, даже банданы у них были черные. Собрали оружие убитых, потом привели какого-то хмыря без оружия в порванном камуфлаже и без банданы, который, после приказа, стал стаскивать, отворачивая рожу, погибших с дороги и пытаться достать стрелка из раскуроченной машины по кускам. Парня определенно тянуло поблевать от этой работы, несколько раз он останавливался и напряженно и прерывисто дышал, отгоняя спазмы. За его работой наблюдали товарищи из подъехавшего следом пикапа «Тойота» с крупнокалиберным виновником провала побега в кузове.

Кое-как собрав погибших в кучу, бедолага получил лопату и стал копать, скинув драную куртку, когда разогрелся. Когда яма была готова, он шустро покидал в нее тела и утомленно облокотился на лопату, переводя дух, прежде чем начать засыпать. В этот момент со стороны «Тойоты» раздалась автоматная очередь и трудяга, завертевшись волчком, упал в отрытую своими руками могилу. Из машины вышли трое, один сделал несколько одиночных выстрелов в яму и вернулся, двое других сноровисто забросали яму землей, попеременно работая лопатой.

- Прям как в 90-е, - со знанием дела прокомментировал Немец, - у нас такая же х**ня была, когда держателя общака и «хозяина дорог» гревшего нашу «пересылку» - Мишу Хрипатого в кафе на базаре авторитетный азер подрезал наглушняк, а отмороженные мишкины солдаты в количестве пять, польстились на миллионы и с общаком в бега ударились. Вот как-то похоже их тогда расписывали, ага.

- Ты прям так п**дишь уверенно, Немец, как будто сам там стоял, блин.

- Стоять, не стоял, но за базар отвечаю.

Пока мы так рядились, мужики попрыгали в «Тойоту» и свалили. Немец тут же предложил сходить и посмотреть, но тут стало смеркаться и, через полчаса, было уже нихрена не видно, а таскаться с фонарями, только искать себе приключений на жопу. И правильно сделали, что не пошли. В ночи за бугром рычала какая-то техника и метались всполохи фар или фонарей. На месте недавнего боя велись какие-то таинственные работы.

С нашим уровнем организации отправились мы на разведку только через три дня, когда все окончательно, на наш взгляд, стихло и ничто не нарушало установившегося покоя. Ничего интересного мы не нашли, за бугром было полно настрела от калашей и пулемета, чернело на земле выгоревшее пятно, залитое маслом или топливом – место где была подбита машина преследователей. Видимо ночной шум был вызван эвакуацией подбитой техники. Остов «Нивы» был на прежнем месте, разве что все что можно и все что уцелело, было с нее снято. Задний диван был черным от запекшейся крови.

От разглядывания обломков меня отвлек внезапный, прямо таки бабий вопль Отшельника:

- Да ну ёбаный же ты в рот, твою душу, в тридцать три п**ды!

Он стоял возле недавней могилы, которая была раскопана и совершенно пуста. Вокруг валялись перепачканные кровью и землей обрывки камуфляжа, остатки разорванной обуви. А среди выброшенной земли белели чистые, словно ошкуренные, несколько костей.

- Смотри-ка, - первым прервал затянувшуюся паузу Немец, - проголодались упыри. Сдохнуть мне на этом месте, если этот раскоп сделан не руками или что у них там вместо, вон, какие следы пальцев с когтями. А ты, - обращаясь ко мне, с укоризной - все говорил: «Сам натоптал, сам натоптал». Эти тоже, похоже, «сами» выкопались , от мяса добела очистились и давай белеть костями по лесам. Один в один как тот вояка, что мы первого нашли, прямо хоть в анатомический кабинет. Это им нормально хавки перепало, ага.

Вечером мы выбрали из трофейных «калашей» каждый себе и под моим руководством провели дополнительно их капитальное обслуживание в виде расборки-чистки-сборки, а потом и отстрел, на другой день. Патронов было больше чем по паре цинков на ствол, так что выстрелить рожок для оценки возможностей выбранного оружия было можно. Автомат Отшельника, пришлось, кстати, заменить. Неожиданно вставал на задержку. Если придется стрелять, то это дело может стоить жизни, а с ремонтом возиться мне не хотелось, да и условий никаких почти. Есть ведь на замену. С пулеметом я тоже повозился, но в итоге наколхозил слабую пружину подавателя и задержки при стрельбе прекратились совсем. Пулемет теперь бодро отстреливал магазин и просил еще. Договорились, что за пределы бункера и на НП теперь только с оружием. Даже если только на пять минут.

Спать я любил в оранжерее. Свет ДНАТов и шум оборудования мне совершенно не мешал, а раскачивающиеся под искусственным ветром зеленые листики уносили меня в мир снов быстрее всякого снотворного. Плюс дело уже шло ближе к харвесту и по всему бункеру вентиляция разносила медовые ароматы, которые щекотали ноздри и провоцировали желание немедленно дунуть. Особенно чудесные ароматы витали над самими полями и я спал как на сеновале.

И вот, сплю я как-то, влетает такой Отшельник и орет, что, мол, Немец звонил с НП, что-то там в нашем лесу за «Стоунженджем» творится неладное. Я подорвался, в боты ноги сунул, куртку накинул, автомат цапнул и мы давай на НП.

- Я, короче, перед тем как стемнело, засек какую-то парочку, мужик с бабой, ну, то, что баба, потом уже понятно стало, голос когда услышал, да и шла она, по-бабьему так, оба ходоки куда-то, - начал возбужденный Немец, - потому что с рюкзаками оба два. Оружие только у мужика, охотничье ружье. Они тут крутились до самой темноты, торчали у флагштока, что-то баба эта ему доказывала. По пепелищу крутились. Одеты по-походному, морды тряпками замотаны. Только я хотел вас позвать, чтоб вы глянули, они раз и двинули к «Стоунхенджу» и там затихарились. Ведут себя спокойно, решил не алярмить. Потом дымком оттуда потянуло, гороховый концентрат варили, зуб даю. Ветер на нас как раз. Короче, встали они на ночь там, зассали дальше идти по лесу. Потом вот Старый приходил, я ему рассказал все, он со мной пакет пока засадил, то да се, стемнело, гостей не слышно.

Отшельник утвердительно закивал головой.

- Только он ушел, короче, на «Стоунхендже» возня началась, потом с паузой в пару минут два выстрела и баба та заорала так, что я чуть не обосрался. Потом там опять возня, рычание какое-то, бл**ь, баба эта орет и мужик тоже уже орет, но мужика, похоже, поймали и он орал что-то вроде «отпустите, суки». А потом, вот минут за пять до вас, мужик так заорал, как будто с него шкуру снимали и так секунд десять, наверное, без перерыва, потом забулькал и замолчал. Как это все началось, я сразу звонить в бункер, до вас, сейчас вот тихо пока.

Немец здорово пересрал, хоть и старается не подавать виду. Пока он все это рассказывал, я, мотком изоленты, всегда в кармане таскаю, как Вассерман, прикручивал к автомату фонарь. Это делать надо годно, а то я видал, как некоторые деятели своим же затвором расхерачивали собственный фонарь при первом выстреле. Щелкнул выключателем, годится.

- Делай как я, - говорю и Немцу изоленту протягиваю. Если что, прожекторы наши, это, конечно, хорошо, но лучше всегда видеть куда стреляешь. Немец послушно начал исполнять и тут опять страшно закричала несчастная женщина. Мы все как-то пригнулись все, как будто это и не крик человеческий, а граната за бруствером разорвалась. И смотрят все друг на друга, бл**ь. И я смотрю. И понимаю, все это за мгновение, что, бл**ь, можно еще спокойно посидеть и подождать. Еще пяток минут и можно будет идти досыпать. Их что, кто-то звал сюда? Они нам что, сват или брат или кум? Нет, посторонние какие-то, может и опасные. И может это как раз сама Судьба убирает грозящую нам от этой парочки опасность. Короче отмаз я себе насочинял за секунду – можно издавать. Но, один х**, мне всегда, похоже, больше всех надо. Баба орет, на нервы давит, но орет с запалом, чувствуется, что от ужаса еще, а не от боли.

Как в замедленном кино, рука тянется к автомату, распрямляюсь, вижу, что Отшельник опять, когда п**довал по траншее, чирканул затвором стенку и тот весь в земле и тут врубается наоборот, полное нитро, когда ты делаешь первый шаг за бруствер. Мне показалось, что я вылетел как пробка из бутылки, крикнув какой-то пулеметной скороговоркой, чтобы если я заору как тот мужик, не совались меня вытаскивать, а отшельник, расп**дяй такой, пусть потом оружие почистит, а пока возьмет пулемет. И я уже п**дошу на всех парах к «Стоунхенджу».

Слава тебе Господи, вот уж воистину – Божье Провидение, поднявшийся ветерок разогнал тучи и вышла почти полная луна, только самый чуток надрезанная с краю. «Стоунхендж» нарисовался как картинка в лунном свете, да и я взъебанный гормональным вбросом долетел до него, как мне показалось, мгновенно.

Врагов было трое. Как и предполагалось они были голые, с темной, гладкой кожей, мужского пола, хоть пиписьками и не удались, в общем-то довольно похожие на людей, разве что в глаза сразу бросалась усаженная мелкими игольчатыми зубами пасть лишенная губ, отсутствие носа, вместо него две дырки и большие глаза без век. Или я не заметил, как они мигают. Уши я что-то не разглядел. Руки длинные, без малого до колен, длинные пальцы с когтями. Двое были здоровые, а один мелкий и щуплый. Туловище как туловище, зато ноги имели слишком большие бедра и маленькие голени. Что там было со стопами, я не рассматривал, некогда было.

Когда-то, возле фермы, развалины которой теперь назывались нами «Стоунхенджем», был сборник для говна, куда оно все из-под скота стекало и там себе прело потихоньку. Стены этого сборника были когда-то сделаны из бетонных плит, чтобы, значит, выгребать это чудесное добро было сподручней. За минувшие 20 лет демократического п***еца, оставшееся бесхозным строение развалилось вслед за фермой, подточенное дождями и сменной сезонов. И вот верхняя плита, так совпало, упала таким образом, что организовалась небольшая бетонная нора, между бывшим полом и стеной, накрытая этой вот плитой. Ну, только-только протиснуться одному. Девка, видать, после того, как упыри их спугнули, первая туда залезла, мужик следом, а упыри - они не тупые совсем оказались, мужика цапнули, вытянули, и часть войска отправилась пировать. А эти остались сладенькое добывать. Вот за эти-то занятием я их и застукал.

Один из двух больших, увидел меня первым. Это ему, похоже, прилетело из дробовикаи он еще не оклемался, потому что сразу, прихрамывая и подвывая, но на приличной скорости, начал ретироваться к лесу. Нашим легче. Такое его поведение вселило в меня надежду, что огнестрельное оружие годится и против уже не живых. Мелкий стоял, держа в руках здоровый кусок бывшей стены – несколько слепленных в монолит цементом кирпичей. С его лап и с этого куска в свете луны капало что-то черное и тягучее. Понятно теперь, чем заткнули наши охотники рот мужику. Второй здоровяк уже вытянул извивающуюся и орущую от ужаса девку из укрытия и тащил за ноги к ожидающему мелкому упырю, чтобы, значит, повторить номер на бис. Куртка-парка, свитер и, что там под свитером, задрались ей наверх, спутав руки и закрыв голову, зато представив мне на обозрение пару великолепнейших сисек, честного третьего номера, а может быть даже и четвертого, без всяких там бюстгальтеров.Немедленно встал х** и я даже рассмеялся комичности ситуации. «Как бы нас самих не вы**али, старичок» - мысленно обломал я его. Рассказать все это – полчаса, а вот прошло-то на самом деле пара-тройка секунд, пока все это развивалось. Пора было стрелять.

Решил бить с колена. Встал, как на стрелковом рубеже, скинул флажок на автоматическую, упер приклад в плечо, щелкнул выключателем фонаря, ладонь под цевье, выбрал свободный ход и дал горячих для начала мелкому, уж больно близко уже подволок к нему жертву здоровяк, может и прибить, ученый уже ведь. Упырь словил пуль пять из очереди в десять, примерно. Выронив камень, он, отчаянно воя, припустил к лесу. Да уж, живого можно было при такой результативности огня уже причащать, а этот вон, скачет словно лось, но и на том спасибо.

Здоровяк выпустил бабу, привлеченный моим выступлением, которая тут же стала пытаться выпутаться из своих одежонок, развернулся моментом в мою сторону и присел, явно изготовившись к прыжку. В момент, когда он бросил свое тело в атаку, мощно оттолкнувшись ногами от земли и выставив вперед когтистые передние лапы, я нажал на спуск. Невероятным усилием воли я подавил страстное желание дернуться в сторону от летящего на меня упыря и стойко держал позицию всаживая в него пулю за пулей. Пуля «калаша», конечно, не имеет такого останавливающего эффекта как винтовочная или тупорылая пистолетная, но автомат берет свое количеством. Приняв в себя оставшиеся в рожке пули, упырь потерял прыжковую энергию и шлепнулся на землю, ну, вот не сп***еть, в шаге от меня.

Я тут же, вскочил и отступил шагов на десять, крича телке, чтобы та валила за мою спину. Той хватило мозгов последовать моему совету, благо она уже справилось со своей одеждой. Одновременно со всем этим я выщелкнул рожок, перевернул и воткнул второй, предусмотрительно примотанный изолентой к первому валетом.

Только я успел дослать патрон, как упырь уже очухался и снова попер в бой. В этот раз он уже не играл в акробата, а просто пер на меня, размахивая своими граблями. Цепанул случайно кирпичную стенку и, к моему ужасу, кирпич брызнул осколками от чудовищной силы удара. Если один раз прилетит, этого хватит. Похоже, что я переоценил возможности огнестрела против нечисти.

Девка, не прекращая вопить, держалась у меня за спиной, а я отступал, постреливая. Боеприпасов у меня было все, что в автомате. Да и адреналиновый трэш и угар стал меня отпускать и я все больше стал поссыкивать этого прущего на меня монстра. Стрелял я сначала в башку, думая ослепить зомбака, но делать это, двигаясь спиной, было не очень-то результативно. Чертов говнюк прорубил, что если он будет подвижней, хер-то я в него попаду и вихлялся как мог, неумолимо сокращая расстояние между нами. Понимает гад, ближний бой для меня конец.

Чувствую, что вот, сейчас, последний выстрел и надо будет делать ноги. Оборачиваюсь и, выпуская во вражину последнюю короткую серию, ору девке, чтобы бежала по прямой, куда глаза глядят и орала погромче. Она подрывается, но оскользнувшись на мокрой земле, падает и в отчаянии, как, бл**ь, е**ть ее в жопу, Миледи перед казнью, закрывает голову руками. Швыряю бесполезный автомат в упыря, тот отбивает его лапой так, что оружие летит куда-то в темноту. Хватаю ее за хибот, пытаюсь поднять и чую, что вот он, уже за моей спиной и никуда мы не уйдем и хорошо бы, если бы сразу он мне приложил лапой, а не таскал еще покалеченного, как того мужика-бедолагу.

И тут из темноты луч света один, второй, и грохот, и пламя выстрелов. Кореша мои драгоценные поливают упыря с двух стволов, один из которых пулеметный. Шалишь, говнюк, от такой мясорубки даже Кощей Бессмертный без хлопотов с яйцом окочурится. Разбирают они его на запчасти, нах**. Вот одна клешня отлетела, вот брызнул какой-то вонючей х**той деформированный череп, разлетаются белыми ошметками толстые кости бедра, выступая острыми осколками через плоть упыря. Через несколько секунд, еще недавно такой грозный противник, оплывает бесформенной тушей, дергаются конвульсивно лапы, задние ноги бьют и выворачивают комья земли. Немец меняет рожок и всаживает его содержимое с пары шагов монстру в голову и в корпус. Все равно, адское создание продолжают сотрясать спазмы, что-то черное и воняющее какой-то химией бьет с напором наружу из остатков шеи в кашу, оставшуюся от головы.

- Николаич, ты не ранен? – интересуется Немец, все еще держа подыхающего упыря на мушке, не забыв сменить магазин.

- Бежим отсюда нах**, скорее, пока еще желающие свежатинки не подтянулись. Хватайте бабу и тащите ее, она сомлела, похоже. Я не ранен, просто обосрался до смерти, сам доковыляю. Автомат с фонарем, сука, жалко, ну, да ладно, по светлому найдем. Ходу-ходу-ходу.

Немец нагнулся над спасенной, посветил фонариком ей в лицо.

- Здрасте-пожалуйста, старые знакомые, - осклабился он, - Николаич, это же наша старая подруга, Донна Роза, которой мы Адиля на попечение оставили в начале похода, помнишь. Это не Адиля, случаем, хавали упыри, перед тем как Чип и Дейл примчались на помощь к Гаечке?

- Не… Ик! Нет… Ик!, - только и смогла вымолвить бедная Донна Роза

- И то хлеб, - резюмировал Немец.

- Хватит п***еть! – Я изо всех сил изобразил рык, - Немец, Старый, валим по рыхлому, дома разберемся. Ну, и респект вам обоим за то, что достали меня из под молотков, век не забуду, чтоб мне сдохнуть.

- Я для милого дружка, хоть сережку из ушка, ты же знаешь, - мрукнул, довольный похвалой Немец и, вместе с Отшельником они подхватили Донну Розу подмышки, на которую напала не к месту жуткая икота на нервной почве и пошли к бункеру, подсвечивая себе фонариком, а я зателепался на ватных ногах следом.

Отшельник передал Розу целиком Немцу, а сам отстал и пошел рядом со мной, неся пулемет на плече. Что-то его беспокоило.

- Слушай, Николаич, - наконец спросил он, - надо будет завтра сходить и сжечь этого упыря, что завалили мы сегодня, как думаешь? Огонь верное дело.

- Я думаю, что нечего завтра будет жечь. Скорее всего, товарищи покойного справят по нему свою дьявольскую тризну, сечешь, о чем я? Так что не парься по этому поводу. Но на разведку обязательно сходим, автомат еще найти надо.

Вот, говорят, обратная дорога всегда короче. Хуя там. К месту боя я долетел за секунды, а до нашего НП зае**лся ползти. В бункер отправились Отшельник с Розой, которой требовалось прийти в себя и помыться, ясное дело. А я отказался куда бы-то ни было двигаться, пока не всажу пакет. Пытаясь самостоятельно зарядить, на адреналиновых отходняках, просыпал закладку. Немец отобрал у меня вапор, сам его зарядил и поставил на станцию. Когда он протянул мне наполненный пакет, то произнес:

- Ну, ты. Николаич, п***ец…

Через тридцать секунд, выдохнув первый, размером во все легкие напас, я ответил:

- Вот уж точно. П-ф-ф-ф, - легкий парок растворялся в воздухе, - и не говори….


25 серия. "Строго 18+&quot

  Показать содержимое

 

 

"Кровь тяжелым напором ударит прямо в сердце мне."

 

Лирика. Сектор Газа.

 

 

- Ну, вы трепались постоянно про эту деревню, про Отшельника. Что вы туда идти намыливаетесь. Я даже как-то видела на вашем навигаторе. – Донна Роза сияла чистотой и умиротворенностью.

Вот ведь баба – кремень, - думал я, слушая ее рассказ, - просто непотопляемый авианосец какой-то.

- Ну и когда рыжье, что вы оставили, кончилось, из деревни нас, стало быть, поперли. В город возвращаться было острый нож, зависли в поселке Коммунистический на голяках почти, салон-то тоже прое**лся. А там татары-торгаши, Адиль к ним на заработки подался, быстро с ними закорешился и вышел на каких-то людей, которые дезертиров на новых турецких землях легализуют. Ну, там, по первости, бардак и обещали ему выправить фальшивое свидетельство из госпиталя и военный билет на чужое имя. Что вот, мол, пораненный и, домой, на лечение. А там, иншалла, взятку или еще как-то отмазаться. И как-то он просто ушел, написал записку, что, мол, семья, жена, дети, тоскует и все такое. И свалил. А мне выписали по первое число местные мадамки, когда я попробовала с беженками на дороге собранными в бизнес сунуться. Слава Богу, хоть не прирезали, там края и до п***ецов были глухие, а теперь уж и подавно.

Надулся пакет, Немец отсоединил его и, закрывая мундштук пальцем, бо масла наросло, и клапан не работал, протянул Розе:

- Это из лучшего, еще довоенная, Отшельник какую-то нычку распотрошил, специально по случаю.

При этом он жмурил в гримасе милости свое, не приспособленное к этому лицо. Жалкое зрелище. Роза перехватила пальчиком отверстие в мундштуке и глубоко вдохнула ароматный пар.

- Можно не держать, а сразу выдыхать, потому что основная часть ништяков всасывается через слизистую ротовой полости, - помог, чем смог, нашей очаровательной Розе Отшельник.

А Роза была очаровательна. После того, как мы мокрые, перепуганные до усрачки и взъебнутые впрыском адреналина в кровь, ввалились в бункер, прошли какие-то сутки. У меня реакция на стресс простая. Я накурился, въе**л стакан вискаря, щедро выставленный Отшельником и проспал шестнадцать часов. Роза успела посетить душ и нарядиться в мужскую рубашку и камуфлированные штаны, причем размер владельца рубахи был определенно меньше Розиного, а размер штанов наоборот. Так что она, с распущенными волосами, цвета глянцевого каштана, чуть ниже плеч, напоминала героиню «Поднять перископ» на построении в камуфлированных шароварах. Чем занималась остальная часть банды эти сутки, мне было фиолетово, большие уже ребята, сами разберутся. Хотя по выражению лица Немца и выхлопу, перебивавшему мой собственный, я точно знал, кому достался остальной вискарь, а по не выспавшейся физиономии Отшельника было понятно, кто нес вахту на НП.

- Штаны-то, небось, со жмура, который нашу Белоснежку чуть не слопал, - усмехнулся я про себя, но вслух я этого произносить, ясное дело, не стал. Да и распирало меня благодушие, потому что буквально перед тем как Розе надули пакет с «довоенной особенной» вапор находился в моем полном распоряжении. Так что я теперь выспавшийся и отдохнувший, сидел, слушал рассказ Розы и наблюдал как сиськи, натянувшие ткань рубашки, правят миром. Бюстгальтер определенно был в стирке.

- И Адилище-крокодилище не просто свалил, а еще и все бабки, что оставались, забрал, лосяра. Извинялся в письме, мол, за бесплатно документы не получить, до Крыма не доехать, но, все равно, козел. Думал, небось, падлюка, что я п**дой проживу, да вот меня через карталыгу кинуть не так-то просто. Он как о жене-детях заныл, я сразу все смекнула и, хоть и обосрамшись со страху, но сгоняла на перекладных до Москвы, за лекарствами, дескать. А сама, короче, к барыге в скупку и взяла настоящую цену за остатки рыжья, жмуриками вам дареного, - Розу распирало на выгнаться, руки летали, грудь то вздымалась, то опадала, все балдели, Немец заряжал очередной пакет, - и приныкала до поры.

- Да, блин, Донна Роза, ну сколько уже раз говорено, не наше это золотишко было, отжали мы его у одного типа в морге когда схлестнулись с властями, - мне пришлись не по душе косвенные намеки на то, что это наша работа, происхождение того мешочка. Хоть мы и сами с него попользовались малость, но все равно, к его появлению мы не причастны. А про себя еще потом подумал: «Да, матрена, тебя штанами с трупа х** смутишь».

- А, по херу,вот веришь, откуда оно, рыжье это. Нормально все вышло. Потом я у родни зависала, дочку повидала, да жиры все вышли. А на селе это в восемь лет жить хорошо, а меня притомило. Вот я решила я вас проведать, потому что вы все время что-то такое нормальное мутите. Как мы збс жили с тем боксом в салоне, а? Прямо под носом у этих черножопых чертей, - Роза засмеялась, рассыпая серебряные колокольчики.

- Еще пактетик? – Немец, заикаясь и коверкая слова, протягивал еще порцию.

- Уф, вы меня так убъете ведь, - сквозь улыбку произнесла она и потянулась мундштуку губами.

- А что это за типа упыри вчера задрали, что с тобой был? – Задал я давно интересующий меня вопрос.

Роза выражено перепугалась, съежившись и обломавшись. На нее накатила паника пережитых мгновений, плечи повисли, а руки их обхватили, как будто Роза что-то сильно прижала к себе. Жест этот закрыл предмет всеобщей медитации и я словил две пары укоряющих взглядов. Извиняться и кого-либо баюкать я не собирался, она, кстати, перла к нам на флет какого-то неясного типа и если бы его не задрал бы упырь, х** его знает, чем его посещение бы нам аукнулось. Все, надеюсь, помнят недавний визит чуваков с крупнокалиберным пулеметом? – Все это я постарался донести до моих молчаливых порицателей в ответном суровом взгляде из-под бровей.

- Это шестерку мне Гнусма приставил, чтобы я его на вас вывела. Даже не знаю, как звали его. Погоняло было Изотопов, он облученный потому что, откуда-то из под Запорожья что-ли... Рассказывал мне все как имперцы десант на АЭС кинули и он ее вместе с собой рванул, и как он там после всего этого х**вертился. Дох**вертился вот. Я от него подальше всегда, вдруг он излучает, нах**-нах**.

- Гнусма? Это еще что за х** с горы? И что это значит: «на вас вывела»?

- Бандит местный, но, с понятиями. Он свою гоп-компанию называет Партизанским отрядом имени Мартина Химейера и грабит караваны. То склад с продуктами вынесет, то вагон на перегоне, то участок полицейский где-нибудь на селе, а то и на военных залупнется. С этого у него у всех стволы и патрон. Форма там, знамя, постоения, типа, дисциплина. Меня он принял, когда я тут по хуторам да деревням крутилась. До Бологое то я нормально доехала, за пару дней, перекладными. Так всем и говорила, что вот, мол, ищу родных в тех краях. А тут жопа. Я у всех про Бухлово ваше спрашиваю, а все либо беженцы и в местности не секут, либо вообще не отвечают. Ну и доспрашивалась. Стукнулась на один хутор, а там мужик меня скрутил и в отряд приволок. Я уж попрощалась с жизнью, при таких раскладах судьба одна – по кругу и в расход, но удалось мне рассказать Гнусме про вас и выбиться. Не знаю уж, поверил он мне или нет, но дал мне того хмыря и отправил искать вас. Вот и все расклады. А когда я этот ваш Стоунхендж узнала, я от радости прям завизжала, забыла напрочь, что этот со мной был, и тут они и выскочили как ниоткуда. А дальше, вы уже и сами в курсе.

- Это, х**во, конечно, что вы – п**дуны два, - Отшельник нам с Немцем явно сурово выговаривал, - п***ели на каждом углу про меня и про мою деревню. С Розы счет не велик, когда погибель корячится, все козыри на стол, но вы должны помнить, что я вас не звал, *ля, сюда, кстати!

- Я вот и не п**ди, меня звал, правда, еще до войны, но звал и Немца звал, хотя он до тебя так и не выбрался никогда. Вспомни-ка? Не с х**вой горы я упал, сто лет в обед знакомы с тобой.

- Да и пох**. Зато теперь, помимо троих, в рот вас е**ть, гостей, хуже татар, упырей когтистых, е**ть их в жопу, в лесу, еще и банда им Мартина В-рот-егоебайтена! Идите-ка вы дружно нах** с такими раскладами и ты, Донна Роза, кстати, тоже. Сидите тут и пасите округу, ждите, бл**ь, когда ваши гнусмы-хуюсмы пожалуют. Упали мне, бл**ь, на голову, короеды!

Отшельник закончил свою отповедь и, развернувшись, двинулся по проходу в бункер.

- И, бл**ь, не будите меня!

Все прочуствовали за собой косяки и молчали, пока наш рассерженный паливом своего противовавилонового схрона хозяин не скрылся из виду. Разговор, что-то не клеился дальше.

- Расскажи, Немец, будь добр, Розе про наши приключения и покарауль пока что, а я двину в душ, если никто не против.

- Споко, не торопись. Мы уже все помылись, пока ты дрыхнул, да и я прокипел часов пять, так что можешь не торопиться, рассказы о наших подвигах долгие.

Горячий душ. Только лишенный этого великолепного события долгое время может его оценить по достоинству. Водяной электрогенератор схрона давал столько энергии, что хватало на работу полноценного бойлера литров на сто, так что можно было нежиться сколько угодно. Душ был в распоряжении меня и Немца. Отшельник имел в своих покоях полноценную ванную. Я как то был у него и просек, но, сколько я его ни просил, тот все время отказывал, сохраняя белоснежную глазированную девственность ванной только для личного использования.

Извиваясь от удовольствия под горячими струями, я все дальше и дальше передвигал рычажок смесителя вправо, делая струи все горячее. Когда кожа начала гореть, а изнутри подниматься радость, я вымыл башку, а потом намылил терпким коричневым мылом большой пук конопляной пакли с нашего гроудворца, что служил мне мочалкой и принялся яростно растирать покрасневшие от тепла руки, корпус и все остальное. Кожу палило все сильней и, закончив, опять влез под обжигающие меня ранее струи воды, которые теперь казались теплыми, как мамины руки. В слив, журча, вместе с грязной пеной стекал пережитый ужас и разные гнетущие меня мысли. Потом я резко перевел рукоятку влево и ледяные струи с напором омыли меня, уже чистого, натянув кожу как на барабане, проветрив ледяным дыханием подземной реки голову, оставляя на теле красные пятна на фоне побледневшей от холода кожи. И так три раза, влево-вправо до отказа. И потом «Отче наш». Не знаю, никогда не читается эта молитва у меня с таким воодушевлением, как тогда, тогда я ступаю босыми ногами после душа на холодный пол.

И немедленно дунуть. Но, не пилить к Немцу, полетать из вапора, а пойти к бассейну и сделать с него водного. Шарахнуть, так сказать, с тяжелой артиллерии. А еще у меня была сигарета, чтобы догнать и добить. Ведь всем известно, что вмазать водного и не курнуть беспонта, это как дрочить и не кончать. Вычитал я это как-то на ОЛК, в свое время, точнее уж и не выразить. Выудив с кармана штанов зажигалку, колпак, помятую пачку сигарет и сверток с ганджа, который и был для таких случаев, я швырнул шмотье в машинку, тут и такое чудо имелось, настругал на терке обмылок, запустил и, завернувшись в полотенце, отправился к бассейну.

Тут было определенно холоднее, чем в других помещениях бункера, темное зеркало воды в проеме было недвижимо, а холодное дыхание озера осело на краях белоснежным инеем. Холода я не чувствовал, но по тому как от меня валил пар, это было понятно. Прикрыл дверь, чтобы не выхолаживать коридор и взял обрезанную бутылку, присел на лавочку и начал настраивать систему. Когда все было готово, я опустился на четыре кости и, склонившись над водой, поджег закладку в пробке, потянул вверх. Опуская бутылку, я чувствовал, как переливаются, наполняя мои легкие масляные, с горчинкой, клубы дыма, как визжит и подпрыгивает от радости неугомонный лягушонок, чувствуя свое скорое освобождение. Заткнутое за пояс полотенце выскочило, когда я нагнулся, и скользнуло с меня в воду, но я все равно доделал свое дело до конца, коснувшись губами восхитительно прохладной воды, а уж потом выловил его, когда оно уже собиралось утонуть с концами. Посмеиваясь, точнее тихонько похихикивая, от разбегающихся по нервам конопляных ежиков, я начал его отжимать, когда позади меня раздался вторящий моим смешок и голос Розы сообщил:

- А ты, Николаич, хорош, хор-рош.

Если у вас после таких слов женским голосом за спиной, когда вы стоите голый не возникает то самое предчувствие, ну, да, то самое, предчувствие соития, первобытный восторг, доставшийся от далеких наших диких пращуров, то, поздравляю, скорее всего, вы - гомик. Первобытное чувство предчувствия ебли моментально наэлектризовало меня, под этими молниями мышцы налились и спина распрямилась и я развернулся к ней, прикрываясь мокрым полотенцем, но, не заворачиваясь в него и даже не прислоняя к телу, холодное, блин. Мой половой признак прочухал уже, что в помещении морозно и спрятался, так что хвастаться было нечем, по большому счету. Я хотел так весело пошутить на тему и вроде как начал даже:

- Роза, ну, блин, я же чуть в прорубь не п**да-а-а-а…

Тут ваш покорный мачо окончательно заблеял, потому как глазные нервы таки смогли убедить мозги, что происходящее реально и происходит с вашим покорным слугой. Роза была в той же самой рубашке, за тем лишь отличием, что застегнуты на ней были только две средние пуговицы и было видно, что держатся они из последних сил под напором великолепия с отвердевшими от прохлады бассейна сосками. А дальше, дальше мне и рассказывать-то сложно, в зобу, что называется, дыхание сперло, и горло предательски выдавало разные «ме-е» и «бе-ее», вместо слов восхищения, которыми мне хотелось осыпать то невероятное чудо, открывшееся мне. Чуть выпуклый животик венчал аккуратный пупочек, бедра чудесных линий создавали две ложбинки, которые стремились к ярко выраженному холмику лобка, пружинящего волосиками ткань атласных трусиков «танго». О, эти трусики «танго», кто не в курсе – с высокой талией, они добили во мне все человеческое, я готов был выть и плясать от счастья. Я уж думал, что никогда их не увижу, после того как мода сменилась на куцепердики, у которых резинка на бедрах, я был слегка разочарован в ебле, вот честное слово. В них есть какая-то особенная порочность, которая осень способствует процессу, в конце концов, это было очень удобно, отодвинул и вперед. Хотя это было актуально, когда не было где.

Ну и отвлекся я что-то, короче, полоска трусиков пересекала чудесные бедра, ноги были стройны и мускулисты. Прохлада помещения подняла на них бархатистый пушок и свет тусклой лампочки золотил их. Роза была босиком. Она, улыбаясь, подошла в несколько шагов ко мне и с театральным любопытством заглянула за мою ширму из полотенца:

- Ты его совсем заморозил, негодяй. А ну-ка, где ты тут уединяешься, а?

- В-в-в, оранжерею, - прозаикался я. Что ни говори, а половой покой у меня еще с довоенных времен, так что как в анекдоте, ебаться хочется, аж зубы сводит.

- Веди, бедолага, - рассмеялась Роза и звонко шлепнула меня по заднице, после чего взяв в одну руку полотенце, а другой приобняв ее за талию, чувствуя под рукой холодную гладкость атласа, я провел ее до двери, вышел сам и закрыл дверь.

Оранжерея пахнула на нас, продрогших, влажностью и теплом тропиков. Стояла ночь, и электрические солнца были погашены. Только дежурное освещение в виде одной тусклой, древней лампы накаливания. Темные джунгли колыхались под искусственным ветром и дышали тяжелым ароматом наливающихся бошек.

Пуговицы проиграли и рубашка полетела на кресло, в котором я отдыхаю. Освобожденная грудь тяжело качнулась, приблизилась и прижалась ко мне, руки взъерошили мне волосы на затылке, а губы почувствовали теплую, ответную мягкость губ Розы. М-м-м-м, когда целуешься с языками, тут надо уметь. Главное заманить ее язык к себе и начать ласкать именно его, тогда будет то, что надо. Тут у нас вышло любо-дорого глядеть и когда рука с тонкими, длинными пальчиками и постриженными, но все равно очень острыми коготочками поехала по моей груди и животу вниз, туда где от этого прикосновения все сковал спазм и стала поглаживать затвердевший кожаный мешочек, мое естество, наконец, вспомнило о своем предназначении. По мере того как х** набирал размеров в длину и ширину, рука переместилась с мошонки и обхватила твердеющий, *ля, нефритовый жезл. Возвратно поступательные ее движения заставили меня застонать и… кончить. Неистово сокращались мышцы, тело содрогалось в оргазме. Было невыносимо стыдно и неловко.

- Да ты как дембель только со службы на подлодке, Николаич, - улыбнулась ободряюще Роза, продолжала ласкать рукой и не думающий падать остервенелый мой х**ще - смотри-ка, делу еще не конец.

- Дай-ка я посмотрю, что там с ним, одним глазком, - руки с коготками легли на мои напряженные ягодицы, я почувствовал теплое и мягкое кольцо губ, бархатно обхвативших мой член. Это было что-то невероятное, кольцо двигалось, лаская напряженную плоть, а головку щекотал кончик язычка, заставляя меня дергаться в бесконечных разрядах наслаждения и стонать сквозь стиснутые зубы.

- Только не дергайся, ладно? Я попробую тебе показать кое что, стой смирно, хорошо?

- Стою.

Все шло так же как раньше, так же прекрасно, только руки с ягодиц пропали, и я стал чувствовать, что кольцо проходит каждый раз немного дальше и что уже почти весь я целиком погружаюсь и вот все замерло, и я почувствовал, что ее нос уперся мне в живот. Она не двигалась, и я не двигался, за эти несколько секунд в районе таза у меня сверкнуло северное сияние и тяжело ударило в голову. Я замычал и замотал головой, разом позабыв человеческую речь, предчувствуя очередное извержение, и Роза выпустила меня из плена, второй раз я конвульсировал еще дольше. Но и тут, ни о каком завершении дело не шло, слетал ненужный балласт, сердце лупило как бешенное, х** стоял как на свадьбе, а Роза развернулась ко мне совей чудесной попой как грушка, разместила моего приятеля между двух полупопий, покрытых гусиной кожей от возбуждения, начала двигать ей вверх и вниз, о-о-о-о, прохладный атлас, что это за ощущения, не передать.

- Теперь я, можно, одним глазком.

Отнеся на пару шагов и усадив ее в кресло, я начал с прекрасной груди, поднявшейся и просящей ласки, сначала рукой, потом языком, особенно теплую и такую интимную нижнюю складочку. Потом вокруг сосков я рисовал его кончиком замысловатые фигуры, то заставляя его твердеть и топорщиться пупырышками, то оставляя ненадолго в покое, ждал пока он расслабится в широкий ореол и снова не давал ему уснуть. Руки розы гладили мне спину, ерошили волосы, скользили по ее и моему телу, сообщая мне, когда я особенно удачно попадал в цель.

Животик, несколько кругов почета вокруг пупочка и вниз, вниз! Пальцы мои зацепили трусики и потянули их вниз, открывая мне святая святых, этот бутон алой розы Розы, если может быть уместен такой каламбур. Вверх-вниз, вправо-влево, нам нужно выманить главного персонажа разыгрывающегося действия из мягких складочек, маленькую волшебную косточку. Вот она, как малюсенькая горошинка душистого перца на языке. Никаких резких движений, к нему надо подбираться осторожно, не спугнув, зато, когда он почувствует ласку, ему понравится все, что его ждет. Ловко мы подружились с ним, да так, что Розу трясли судороги, вроде моих, недавних, пальцы цеплялись за мои волосы и уши и я уже точно знал, как именно и что именно делаю. Я дождался, пока Розу охватит очередной пик напряжения и, оставив в покое так полюбившуюся мне горошину, нырнул языком чуть ниже, в самую горячую, влажную и сладостную пещерку и быстро начал ласкать верхний ее свод над входом. Тело Розы, не выйдя из напряжения, медленно затрясло, она тихо и исступленно застонала, а ноги скрестились, напрягшись, у меня на спине и зажали мне голову, ничуть не помешав при этом моим занятиям. Еще несколько конвульсивных подергиваний и протяжное «А-а-а-а-а» и ноги ослабили захват, а руки упали на подлокотнике кресла. Она словно плакала, было на это похоже, но это были точно не слезы. Я хотел было продолжить, чтобы сравнять счет, но Роза прошептала: «Войди в меня…»

- У меня презерватива нет, я не подготовился, - отвечаю.

- В кармане рубашки. Дай мне.

Я отдал ей пачку из трех штук с турецкими надписями, и она лихо принарядила джигита в непромокаемую бурку. После чего подвинула попу к краю кресла, подняла и раздвинула ноги, а я не быстро вошел в нее. Это было чудесно, грудь колыхалась передо мной, сначала с сопротивлением проникновению, а потом, уже насаживаясь все глубже сама, она танцевала со мной древнейший танец любви, отдаваясь на мою милость и мою силу. Я выбрал такую позицию, стоя на коленях перед ней, чтобы верхний свод всегда чувствовать, меняя ритм и глубину, то резко, то плавно, то вообще замирая, я играл симфонию на этом великолепном теле до тех пор, пока она не выгнулась, не закатила глаза так, что остались почти одни белки, часто-часто выдыхая, не засучила руками, как бы пытаясь прогнать захватчика в этот момент слабости, но я твердо держал добычу на кукане, пока она не задергалась, не затрепетала и не закричала.

Небольшой перерыв, в ходе которого язык и пальцы мои не давали Розе скучать. Елда стояла что надо, если ты два раза с голодухи кончил, да еще вдобавок принял водного перед самым делом, то трахаться ты можешь вечно. И мы исполнили то же самое, только с переменой мест слагаемыми. Роза забралась на меня, развалившегося в кресле, и стала размеренно двигать тазом вдоль моего тела так, что член был в ней постоянно, только двигался там, внутри. Это, видимо, был ее коронный номер. Я потянулся к груди, приласкать, но она как отрезала, - не шевелись! – и продолжала двигаться, танцуя эту расчудесную ламбаду.

- А-а-а-а, - уже не сдерживая себя, закричала Роза, в очередной раз приехав, забившись на мне как плотвичка на крючке. И опять медленно качается маятник, а я решил добавить к нему движения вверх-вниз, с той же медленной амплитудой. Инициатива была вознаграждена, еще и еще раз, тугой цилиндр напряженных мышц влагалища смыкался на моем раскаленном х**ще. Теперь мы делали то же самое, но она склонилась ко мне и касалась моей груди напряженными сосками в такт своим движениям. Поглаживая округлости ее попы, я несколько раз, как бы невзначай, оказывался между, все дольше задерживаясь пальцем на еще одном заповедном месте. Но Роза отвлеклась от своего приятного нам обоим занятия и покачала головой из стороны в сторону: «ни-ни».

- Я только пальчик, - оправдываясь, прошептал я.

- Никаких пальчиков, - сквозь прерывистое дыхание прошептала она.

Потом я перебрался назад. Накал страстей уже был такой, что всем хотелось пожестче. И я влетел как курьерский на вокзал, так как мог. И на сколько. Роза охнула и простонала:

- А-а-а-аа-а, чертовски хорош…

С разной амплитудой, но глубоко, раз за разом, стон перешел уже в какое-то бесконечное всхлипывание, а тугой кокон мышц все тесней обжимал х**, предвещая сильный разряд. В предвкушении этого я сам разошелся и шпарил как заведенный, чувствуя, что меня тоже ожидают в самом ближайшем будущем чудеса, все дело к тому шло, член напрягся почти до бесчувственности, и я точно знал, что дело идет к концу.

- Пальчик, пальчик! – Внезапно закричала Роза и уже сама, как можно глубже надвинулась на меня.

Я не стал себя упрашивать, облизал его и на одну фалангу, не больше, раздвинув тесное колечко, вошел и мелко-мелко затряс. Это была спичка на складе пороха. Роза сомкнула ноги, колени ее подогнулись и она, дернувшись перед подхватившей ее волной, отрывисто крикнула и прижалась попой к моему животу, полностью отдавшись волнам удовольствия прокатывающимся по ней. Я все отлично чувствовал, и это так меня взвинтило, что я был тоже готов. Выскочил, сдернул резинку и дал очередь ей на спину. Так долго меня колбасило наверное лет в восемнадцать в последний раз.

Запыхавшиеся и опустошенные, мы еще с полчаса сидели голые, обнявшись, болтая ни о чем. Потом она встала, накинула рубашку и, мяукнула:

- Я в душ первая, а то ты всю горячую воду изведешь, и еще, Николаич, спасибо тебе за то, что выпрыгнул тогда, ночью, мне Немец все-все рассказал.

- Да, пожалуйста.

Роза хохотнула и вышла, прикрыв дверь. Мгновение спустя, дверь снова приоткрылась и она заглянула в оранжерею, чтобы сообщить мне еще раз приятную весть:

- А ты хорош, бродяга старый, очень хорош.

Через пару дней она переехала в апартаменты Отшельника, что никого не удивило. И не огорчило, надо признать. Я женат, хоть и не с ясными перспективами, а из имущества, как у латыша, х** да душа. Так что все довольны. А если честно, то еще пару раз Роза забегала в оранжерею, чтобы проверить, так же хорош я еще или нет.

Вахта, сон, нехитрые развлечения, покуры, разговоры. Неделя где-то миновала, зима вступила в свои права, снегу насыпало, морозец крепчал. Тишина и покой царили в нашем царстве-государстве подземном до тех пор, пока как-то утром, возле флагштока, во время моего дежурства, не появился окровавленный мужик в изодранном зимнем камуфляже с грязной белой тряпкой на палке. К тому времени я достаточно узнал от Розы как выглядел и что представлял наш потенциальный противник Гнусма, так что моментально его узнал. И сразу догадался, кто и чем разодрал в клочья его щеку и одежду. Похоже, партизаны попали под раздачу наших упырей и ноги унес только хитрожопый главарь.

- Э-э-эй, черти подземные! Не дайте сгинуть русскому человеку!

Мужику пох**вело и он сначала, все еще держась за свою палку, тяжело упал на колени, а потом выпустил ее и бухнулся мордой в снег. Я тяжело вздохнул и поднял тревогу, тут я решать не в праве, у нас хозяин с хозяйкой таперича, у людей служивых имеются. Я бы не трогал бы русского человека в изодранном комке, такое вот мое мнение.


26

  Показать содержимое

Продолженице

-Ща, я только поссать метнусь, пока вас ждал, чуть не напрудил в штаны.

- Эй, а вдруг он там прямо сейчас помирает, а? – Роза полностью вжилась в роль хозяйки и уже не сомневалась в правильности только своего мнения. Отшельник тут же подтвердил мои опасения:

- В натуре, чего время-то терять, дуй вон за бруствер, как обычно, или по дороге…

- Да вот еще, - отпарировал я, одновременно удаляясь по проходу, - буду я х** морозить, при городском-то сортире. Ничего, потерпит пять минут. Вы, вон, тоже особо не торопились.

Немцу было одновременно интересно и пох**. Он стоял у бруствера и разглядывал валяющегося мужика. Ссать мне не особенно хотелось, скорее скребла меня какая-то кошка по душе. Не такая, которая орет: «Ой, *ля, мы все пропали!», а такая, что вот прямо мурчит так, жалобно: «Не, ну нах**, ну нах**!» Короче, постоял я над толчком для видимости, а выходя из бункера – сменил код на буквенно-цифровом замке двери. Вот по наитию.

А код был известен всем, кто ходил на НП, то есть всем. Даже новоприбывшая Роза знала, вапор пасся на НП, а каждый раз ее впускать-выпускать, когда ей хотелось дунуть, обламывало . Код был такой «3П2С», что означало: «Три пробки два свистка». Столько, войдя на систему, каждый из нас выкуривал за день. То есть три водных из бассейна и два свистка из вапора. «Свистком» стали называть пакет после того, как подшипник на вентиляторе в рукоятке стал посвистывать при работе. Я, бывало, пользуясь тем, что под личные апартаменты я занял оранжерею, и мне до бассейна было ближе, чем до вапора на НП, изменял формулу до «5ПБС» - «пять пробок без свистков». Но Отшельник серчал, если кто-то неприлично часто заглядывал в коробку, так что новый код дверного замка знал только я.

Шли всей толпой, мы с Немцем взяли автоматы, Отшельник тащил свой любимый пулемет.

- И что мы с ним будем делать, если он живой? – Поинтересовался я, пока мы топали по неглубокому снегу к телу Гнусмы. Опять ответила Роза:

- Отшельничек уже все решил и приготовил. Поместим его пока что в предбанник главного входа, если щели в воротах внешних заклеить, а вентиляцией туда теплый воздух пустить, то можно его пока там держать, пока не определимся.

Так, смотрим внимательно. Живой, судя по реакции Розы и Отшельника. Нянькаются с ним. Бушлат на спине не разрезан, а именно разодран, как и должно быть от когтей. Кровь почти черная, странно, на морозе медленней, вроде, темнеть должна. Руки, морда - перемазаны, под ним натекло, но чуток совсем. Немец молодчина, стоит, пасет, стволом калаха поводит. Метели не было, следы четкие. Шел со стороны Стоунхенджа, дальше не видно, других следов тоже не видать. Капли крови, по следу, вот тут, похоже, падал, - снег сдвинут. Но почему нет следов крови, когда поднимался, должен был намазать…

- Ложись! - Заорал я, падая на снег и открывая огонь. Они, бл**ь, за ним след в след шли суки и улеглись все в белом, по очереди, типа он, кувыркаясь, нагреб. Ай, конспираторы х**вы! Кучки снега зашевелились и засверкали огоньками выстрелов. Даже тренированный боец имеет какую-то инертность в действиях. А тут у нас ополчение, блин, торчковое. Но, что удивительно, на землю все попадали целыми. Хотя посвистывало вокруг, что просто ой! Роза с Отшельником лежали ничком, возле Гнусмы, один смышленый, другая ученая. Пулемет стоял в сторонке. Немец возился с автоматом, но, через некоторое время, тоже открыл огонь. Если в плане маскировки люди Гнусмы были мастера, то, как стрелки, – никуда не годились.

- А, бл**ь, суки! Отступаем! Ползком, бл**ь, как хотите, к бункеру! – Ору что есть мочи. Мы тоже не страдаем с Немцем меткостью, враги в белом вошли перебежками в мертвую зону на склоне холма, где флагшток. Если они с автоматами полезут, то встретим, ясен х**, но вот только оттуда уже можно и гранату кинуть. Про подствольную х**ню я уже молчу. Дай Боже, чтобы у них не водилось такой роскоши.

Отшельника, Розу и Гнусму уже не вижу, раскорякой, разгребая снег ногами и стараясь ничего не высовывать, отползаю назад, по наши следам и тут вижу, что Немец сначала прекращает стрелять, а потом отбрасывает автомат в сторону и задирает лапы в гору. Спекся, малый. Кто-то держит его на мушке, причем конкретно. Ясен х**, кто. Никакой он не раненый, можно было бы в эту гнусную Гнусму всадить очередь, но он подозревает, где я есть и перекрывает Гансом мой сектор. Делать нех**, один в поле не воин. Подпрыгиваю на полусогнутые и бегом к НП, к спасительной щели.

Пули выбивают фонтанчики мерзлой земли прямо передо мной. Похоже, гнусмины ребятки уже перекрыли нам пути к отступлению, и если буду, бл**ь, тормозить, то они по склону через минуту возьмут меня тепленьким. И я двинул наверх, за наблюдательный пункт, к сгоревшему старому дому Отшельника. Огонь не тронул компостную кучу отбитую досками, и она использовалась, как место для отлить теми, кто стоял вахту на НП. Ага, которая за вагончиком, где мы как-то с Гансом ночевали. В облом каждый раз вызывать смену, когда надо поссать. А на морозе вообще частенько позывы, старость что ли. Короче, несмотря на явную демаскировку объекта с общего молчаливого согласия этот импровизированный санузел функционировал. Тропинка была натоптанная, я сам ее сегодня пару раз обновлял, а возле досок было хорошо так нассано.

Я сиганул за доски и залег, если кто-то проявит излишнее любопытство и сунет башку поглядеть, что тут такое, то схлопочет от меня с калаха прямо в е**ло, никакой бронегоршок не спасет. Правда, с другой стороны, защита из старых досок никакая, но уж что есть. Замерзнуть я не боялся, несмотря на легкий морозец, так как был знатно упакован, я ведь на посту стоял, когда вся х**ня завертелась, так что тусоваться я тут мог хоть до утра.

- Гнусма, я на холми. Сгорило ту вси, пепел един и руху нема. Натоптано дох**, свежие, старые. – Явно в гарнитуру, бубнил какой-то х** на суржике в белом маскхалате, с калахом наперевес. За ним появился второй такой же, тоже рыскающий стволом туда-сюда.

- Радио, бл**ь, у махновцев, не хухры-мухры, бл**ь, команда, - думалось мне тогда, - похоже, Николаич, сейчас мы наш последний бой принимать будем. Этого-то я срежу, а второго одной очередью не достану, в рожке патронов пять, ну, может, десять осталось. Этот второй рожок мне сменить не даст, а прятаться негде, все пули мои. Так, начинаем: «Отче наш, иже еси на небесех, да святится имя твое, да придет царствие твое, да будет воля твоя, яко на небе, так и на земли…»

К концу мужик должен был заглянуть за доски. «Хлеб наш насущный дай нам днесь и прости нам долги наши, как и мы отпускаем должникам нашим…»

Я уже слышал, как скрипит снег под подошвой ботинка вражеского х**сосо. Ни х** я не боялся. Ща он только е**ло свое сунет. А он, *ля, сунет, сука, догадался бы изрешетить эту деревянную х**ню с пары метров, уже бы изрешетил. Но голод на боеприпас не тетка, не будешь лупить в белый свет. Идет, *ля. «И не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого. Аминь».

Я был, *ля буду, готов. Не умирать, но убивать. Первый был обречен, со вторым я надеялся все-таки пободаться, попробую высадить заднюю стенку и укатиться, а там, глядишь, и рожок сменим.

Но вмешалось Провидение Господне, что уже в моей жизни перестало удивлять. Просто напрочь. Видимо, бережет меня Господь для свершений каких-то, вот хоть друзей из вражеского полона вызволить, чем вам, *ля, не миссия. Ботинок х**лована в белом поехал по замерзшей ссанине, которую кто-то, дай ему Бог здоровья, нетерпеливо надул прямо на тропинку. Тот ебнулся на жопу так, что аж вразлет, почти дух вон, с треском копчика.

- Ебани ты в рот, бл**ь, да ту у них ссани угил, в рот их е**ть! – заорал наебнувшийся и начал, кряхтя и ойкая, возиться, поднимаясь. Автомат он свой тоже умудрился проебать, когда пытался руками смягчить падение, так что тот уехал по утоптанному снегу в сугроб. Второй уже подбежал, поднял оружие и придерживал согнувшегося в три погибели, стонущего первого.

- Как ты, Дубосер, ха-ха-ха, - второй явно веселился незамысловатой комедии с падениями.

- Сдрисни-ка, добре? Смех**чки вин ему, бл**ь, - огрызнулся упавший.

Бдительность пошла по п***е. Я лежу не шевелюсь и почти не дышу, уебки в паре метров от меня трутся.

- Ебаные п**оры, зассали тут все. – Первый выпрямился, принял автомат, начал с него отряхивать налипший снег и продолжил, - Бронь, *ля, замочив. Бач-ка, смеркае уже. Куда этот здриснул, не видать вже них**. И луны, бл**ь, не будэ, хыба. Потом помолчал, прислушиваясь к чему-то, и ответил, явно в рацию:

- Поняв тоби, Гнусма. Вже идэмы. – и тут же второму, - До долу, Пайпетрий, Гнусма та Тэдди кличэ, якись там проблэмы маемо. Нех того гандона, - это он уже про меня, вестимо, - гоблины те поэбаны сожруть или замерзнэ, паскуда. И они уп**дили. *ля буду, сидельцы, такие причудливые погоняла только зона может прилепить.

Я, для верности, еще потусовался в своем убежище, потом вылез, согрелся зарядкой, хотя из-за адреналина в крови я холода и не чувствовал, разогнал кровушку приседаниями и пополз на козырек над входом из-под которого явственно слышались крики и звуки раздаваемых п**дюлей. Заполз чуть сбоку, так что видел я все прекрасно. Толпа кучковалась у входа в бункер. Роза в сороковой уже, наверное, раз крутила крутилки замка. Х** там, дверь оставалась закрытой.

Подо мной вражины допрашивали партизан на тему: «Какого х** дверь не открывается.» Отшельнику, видать, здорово прилетело в бубен при сдаче в плен и он осоловело водил башкой в объятиях незнакомого усатого мужика, видимо, того самого Тедди, обвешанного трофейными стволами . Из Немца Гнусма выколачивал код для двери, а тот ржал и что-то бычил сквозь кровавые сопли. После очередного напаса по е**лу, Немец отсмеялся и обмяк. Допрос временно пришлось прекратить, так как допрашиваемый съе**лся в мир грез.

- Роза, бл**ь, че за х**ня, - рычал, повернувшись к нашей товарке, Гнусма. Ты-то, бл**ь, код знаешь ведь, правда.

- *ля, я тебе уже сто раз сказала: «три пробки два свистка» - «3П2С». Я только сегодня утром проверяла, когда ходила сюда с вапора напаснуться. И закрыла и открыла. *ля-я-я-я… Этот уебок…

- Что, *ля, этот уебок? – Гнусма лапой в тактической перчатке схватил Розу за горло, - какого х** дверь, *ля, закрыта? Ты, бл**ь, что должна была сделать? Чтобы меня, бл**ь, внутрь занесли! Я, *ля, час в жмуриковских шмотках жопу морозил, нах** спрашивается? Чтобы ты этих лохов убедила меня внутрь занести, как и планировала! Нет, *ля, послушал тебя, тупую п**ду, надо было, как думал – брать на посту языка и входить, вырвав из него пароль.

Роза завертела башкой, вырываясь из захвата:

- Ты уже вырвал, *ля. Оба языка в отключке. Отъебись от меня, я отработала на все сто, кто, бл**ь ,думал, что этот ебаный Николаич такой проницательный и шоблу твою выкупит в простынях, а? х*ли ты его не пристрелил, когда Ганса этого принял на шпалер, а? Сам, бл**ь, зассал, что он тебе маслин за пазуху насует, шкерился, пока твои волки его обходили. А он в то время – тю-тю. А Отшельника вот, – она вывернулась из ослабевшего захвата и, тряхнув, *ля, эротично волосами, продолжила, - нах** Дубосер прикладом угостил? Кто лучше него знает входы внутрь бункера?

- Вин до кулемету тянувся, - пробурчал Дубосер.

- А этот уебок Николаич, которого вы всей бандой проебать умудрились, перед тем как мы за тобой пошли, поссать отлучался и код, видать, сменил, говна кусок. Этот вообще х** кому верит, особенно тебе, отморозку, после моих-то жалестных повестей о трудном детстве.

- Да завалите вы все, - командир был явно расстроен отповедью предательницы, обвинившей его в провале операции из-за трусости, - гоняться в темноте за этим ушлепком - гиблое дело. Завтра разыщем, или кто-нибудь еще его разыщет, хе-хе. Разотрите морду снегом этому, как его там, Столпнику, тьфу, бл**ь, Отшельнику, если не запоет, то я, бл**ь, ему ногти, нах**, поотслаиваю.

Отшельника привели в чувство. Потом он въехал, что боевая подруга швырнула нас всех через карталыгу и особенно запираться не стал. Да и по тому, как он морщился, мозги ему хохлятская морда струсила капитально, несколько раз он даже поблевать приноравливался, но его обламывали пропиской п**дюлин. Повторил не действующий пароль. Рассказал, что есть еще вход главный, через большие ворота, но вторые, в бункер, тоже изнутри заперты, так как он все приготовил к приему пленного. Там гофра с отопителя протянута, времянка, и воздух теплый идет, ворота внешние если закрыть и скотчем запечатать, то будет тепло. И больше он ничем помочь не может. Ну, пнули его еще пару раз, да по мордасам, то не будь дурак, включил плаксу, жалких, как известно, лупить никакого удовольствия нет.

- И что, Роза, не п**дит он? Кроме этих двух, других способов войти нет?

- Нету, все он верно сказал. Я сама сегодня тамбур готовила с ним вместе и, сдохнуть мне, если я весь бункер не обшарила вдоль и поперек за эти дни, была бы еще какая дырка – я бы знала. А где, кстати, этот мальчишка, что с тобой тусил, Ванюшка, что-ли?

- Убили Петруху, Павел Артемич, зарезал, *ля, Черный Абдула, - черно юморнул Гнусма, - задрал его упырь, сука, прямо на посту снял. Упыря мы из крупнокалиберного с частокола разорвали, но Ванюшка спекся. Зато лохи твои почти на его кровушку и шмотки, бл**ь, купились. Как прям, *ля, тупые упыри, - Гнусма осклабился.

- Жалко его, такой был миленький, хоть и дурачок, Царствие Небесное - разбабилась коварная Роза, - Изотопова, тоже, кстати, упыри, того.

- Знаем, *ля. Видали его кости с тряпками у Стоунхенджа этого вашего, как ты его называешь, когда дозорных днем ставили. Ты то, как уцелела, бегаешь, *ля, небось, шибко? – при этих словах гнусмины кореша, помалкивающие во время этих терок, осклабились и закряхтели посмеиваясь. Видать розина прыть им была тоже не в диковинку.

- Бегаю, *ля, ага, - Роза помрачнела, навроде как Гнусма в прошлый раз, видать где-то в прожженной душонке старой бандерши, что-то вроде благодарности все-таки еще цвело на иссушенной и растрескавшейся почве ее моральных принципов, - пошли уже в тамбур, что-ли, я задубела, что весь п***ец.

- Ты тут, *ля, не командуй, косорезина. - Осадил ее царь, бог и воинский начальник Гнусма.

- Так, *ля, Дубосер, Тэдди, берете этого волоком в отключке, а я с Пайпетрием веду нашего доброго хозяина. Роза впереди, дорогу покажешь. Утром, как упыри съебутся, сгоняем на машине на базу, притащим чего-нибудь бабахнуть, высадим или дверь или ворота, у нас, слава Богу, в петардах недостатку нету.

- Там противотанковые блины у нас даже есть, если их стопкой и сверху шашку примотать со взрывателем, то вынесет любую дверь нах**, если у нее только петли есть, - заговорил Тедди, видимо зам по вооружению бандитский, - надо только знать, куда вешать.

- Разберешься завтра. Валим в тамбур этот ваш, нех** п***еть, фонари полудохлые, БК тоже, крупнокалиберный в лесу, так что если мы щас на упыря напоремся, он нас всех схавает, не отбрыкаемся. Давай, давай. И они к воротам уп**дили, а я задумался, х*ли делать. И как мне тут захотелось дунуть, просто п***ец какой-то, режьте меня, *ля, на куски. Вход в тамбур далеко от НП, часового они на нем не оставили, а вапор, вон он, стоит и банку никто в суматохе не удосужился открыть, а там бошечки…

*ля, ну как вот так вот можно, торчелидзе ты конченый, Николаич. Рядом х**сосо внешними воротами лязгают, матерятся там что-то, где-то по верхам, по их же словам, лазят упыри, которые только что ихнего Ванюшку задрали, а я сижу на захваченном врагом НП и жду «свистка», который еле-еле надувается, мороз хоть и маленький, а есть, градусов, сука, все восемь. Пакет шуршит, смола, на него налипшая и застывшая, ломается под напором свежего пара, а я, бл**ь, как сурикат у норы, торчу над бруствером. О, *ля, ну наконец-то. Быстренько-быстренько, пока не остыло, та-а-а-ак.

Оп, ля-ля, вот это уже гораздо лучше. Тишина там, вроде. Будет кто п**довать, я услышу, еще один заряжу, для верности, епта. А потом залезу обратно на горушку и гляну, что там у них.

Вылез опять на козырек, только в этот раз в другую сторону. Темно, хоть глаз выколи, но уже приморгался, только цифры красные индикатора температуры вапора перед глазами плавают – зайчиками. Хоть и таращит меня как в детстве, но мысли в порядке, ума, бл**ь, не приложу, что делать дальше. Парни не дураки, кто это там топчется снаружи? По фигуре вроде Дубосер на часах кукует, внешние ворота закрыли, греются внутри, суки.

Да ёб твою мать, вот это поворот! Дубосер прикладом ёбнул по створке, приоткрылась, свет виден, хозяйственный Отшельник даже переноску кинул, молодец, что-то крикнул, ветер отнес. Створка открылась шире, на миг ослепив меня, даже на таком расстоянии, светом лампы, часовой юркнул под нее и она захлопнулась. Пока я ловил зайцев, х** чего, ясное дело, видел. А когда увидел, то понял, что из огня, бл**ь, да в полымя. Возле внешних ворот, втягивая через щели ноздрей и паря пастью, тусовался один из упырей. Я весь онемел, у меня рожок, плюс десятка патрона, а скотина была откормлена что надо. Вдобавок ко всему, что я уже видел, упырь нарастил себе костяной гребень от башки по спине и харю наел на жмурах раза в два больше, чем тот, которого мы последним разметали.

Похоже, учуять меня - было только вопросом времени. Оставив попытки подцепить когтями металлическую крышку, под которой прятались вкусняшки, он развернул е**ло в мою сторону и потянул воздух так шумно, что я явственно, несмотря на ветер это услышал. Второй раз за день последний бой, это уже дох**. Да и не возьму я с калаха такую тушу, а он, вон, сука, уже двинулся в сторону моей лежки, чует меня, падла. Так, *ля, куда? Куда, *ля? Что-то я очень сомневаюсь, что я доберусь до внешних ворот и еще больше сомневаюсь, что мне кто-нибудь их откроет, случись такое. Пароль им с противотанковыми минами уже особо и нах** не нужен, да и попросить упыря перекурить, пока я торгуюсь за место под солнцем, вряд ли получится.

Ледянка, *ля! Быстрей, Николаич, быстрее, *ля! Ледянка - это наша развлекуха на свежем воздухе. Со склона холма съехать на жопе к озеру. При всей своей примитивности и нашем, в общем, не детском уже возрасте, развлекуха эта пользовалась иногда популярностью. збс, обдувшись, скатиться с ветерком с горы на лед озера, отвечаю. Лезть только потом обратно заебешься, Отшельник в разгар забавы лебедку ставил и кидал трос скатившемуся, вытаскивая его наверх, но мне наверх обратно было не надо. Я знал еще один вход в бункер. И Немец знал и Отшельник, только Роза, п**да продажная, не знала, потому что Отшельник ее на упыризм не проверял. А зря, сколько бы нервов сэкономили. Только бы успеть, тварь быстра, что твой п***ец.

Рванулся, что было сил. Тот, снизу, тоже припустил, хотя армянский мультик и утверждал обратное, но на четырех костях он бежал быстрее, чем я на двух – раз-два, рад-два. Слышу уже, слышу ебаное пыхтение, но вот и желоб, что мы залили, прыг в него. Упыря это х** смутило и он прыжками по склону, взметая снег, кинулся за мной. *ля-а-а-а, так мы вместе доедем вниз, а мне еще надо до двери в брошенный коллектор по снегу нетореному п**довать!

И тут опять свезло, тварь выскочила на залитую ледянку, по которой я только что промчался, лапа передняя подвихнулась и вместо прыжка паскуда выполнила кувырок и, сохраняя скорость, покатилась по склону, немного в сторону от места моего прибытия. К проему двери коллектора я добрался без дыхания и почти без мозгов от ужаса. Бестия, тормознув свои кувыркания, опять настигала меня. Метрах в десяти была, не больше, когда я влетел внутрь. Двери, чтоб за собой закрыть не было и на раздевания тоже, прямиком я двинул к люку…

Матерь Божья, Заступница, да что же это за п***ец такой, лед! Ебаный лед! Люк затянут льдом. Прыгнул раз, второй, морда упыря появилась в дверном проеме, но он не прошел по габаритам с наскока, уебавшись об бетон плечами, зато попытался цапнуть меня лапой с ох**тельными когтями. Я завизжал как резаный и на остатках разума сорвал с шеи автомат, с которым не расставался, и уе**л с него очередь. Себе под ноги.

 

Изменено пользователем killerkilo

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты

+1000500 актуальный выживальческий фэнтези по 420 теме!

только вот ХДЕ 26 серия Аффтар , она просто обязана быть!!!!

четал с отрывом только на купца гаш и поспать 100 минуток ибо ночь

уверен продолжение существует и если даже в виде нередактированном стал бы дочитывать

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты
Гость Alexxx

Bundok последние серии по одной в год выдает... 25я недавно была, значит следующей долго ждать.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты

А...ладно значь падажжем пад дажжем...без голода не познать насыщения, спасиб Алекс избавил от бессмысленного серчинга продолжения

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты

захватывает. последний такой рассказ в младших классах читал

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты

Дочитал вчера по-тихой аж ночью...Сюжет не сложный, но автору респект за красочность и динамику повествования

Прям о третьей мировой всерьез задумался..Взгруснулось даже

ЗЫ: ждем продолжения

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты

Отличное чтиво, прочитал залпом! Жду продолжения!!!!!

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты
Гость Alexxx


Продолженице

  Показать содержимое

-Ща, я только поссать метнусь, пока вас ждал, чуть не напрудил в штаны.

- Эй, а вдруг он там прямо сейчас помирает, а? – Роза полностью вжилась в роль хозяйки и уже не сомневалась в правильности только своего мнения. Отшельник тут же подтвердил мои опасения:

- В натуре, чего время-то терять, дуй вон за бруствер, как обычно, или по дороге…

- Да вот еще, - отпарировал я, одновременно удаляясь по проходу, - буду я х** морозить, при городском-то сортире. Ничего, потерпит пять минут. Вы, вон, тоже особо не торопились.

Немцу было одновременно интересно и пох**. Он стоял у бруствера и разглядывал валяющегося мужика. Ссать мне не особенно хотелось, скорее скребла меня какая-то кошка по душе. Не такая, которая орет: «Ой, *ля, мы все пропали!», а такая, что вот прямо мурчит так, жалобно: «Не, ну нах**, ну нах**!» Короче, постоял я над толчком для видимости, а выходя из бункера – сменил код на буквенно-цифровом замке двери. Вот по наитию.

А код был известен всем, кто ходил на НП, то есть всем. Даже новоприбывшая Роза знала, вапор пасся на НП, а каждый раз ее впускать-выпускать, когда ей хотелось дунуть, обламывало . Код был такой «3П2С», что означало: «Три пробки два свистка». Столько, войдя на систему, каждый из нас выкуривал за день. То есть три водных из бассейна и два свистка из вапора. «Свистком» стали называть пакет после того, как подшипник на вентиляторе в рукоятке стал посвистывать при работе. Я, бывало, пользуясь тем, что под личные апартаменты я занял оранжерею, и мне до бассейна было ближе, чем до вапора на НП, изменял формулу до «5ПБС» - «пять пробок без свистков». Но Отшельник серчал, если кто-то неприлично часто заглядывал в коробку, так что новый код дверного замка знал только я.

Шли всей толпой, мы с Немцем взяли автоматы, Отшельник тащил свой любимый пулемет.

- И что мы с ним будем делать, если он живой? – Поинтересовался я, пока мы топали по неглубокому снегу к телу Гнусмы. Опять ответила Роза:

- Отшельничек уже все решил и приготовил. Поместим его пока что в предбанник главного входа, если щели в воротах внешних заклеить, а вентиляцией туда теплый воздух пустить, то можно его пока там держать, пока не определимся.

Так, смотрим внимательно. Живой, судя по реакции Розы и Отшельника. Нянькаются с ним. Бушлат на спине не разрезан, а именно разодран, как и должно быть от когтей. Кровь почти черная, странно, на морозе медленней, вроде, темнеть должна. Руки, морда - перемазаны, под ним натекло, но чуток совсем. Немец молодчина, стоит, пасет, стволом калаха поводит. Метели не было, следы четкие. Шел со стороны Стоунхенджа, дальше не видно, других следов тоже не видать. Капли крови, по следу, вот тут, похоже, падал, - снег сдвинут. Но почему нет следов крови, когда поднимался, должен был намазать…

- Ложись! - Заорал я, падая на снег и открывая огонь. Они, бл**ь, за ним след в след шли суки и улеглись все в белом, по очереди, типа он, кувыркаясь, нагреб. Ай, конспираторы х**вы! Кучки снега зашевелились и засверкали огоньками выстрелов. Даже тренированный боец имеет какую-то инертность в действиях. А тут у нас ополчение, блин, торчковое. Но, что удивительно, на землю все попадали целыми. Хотя посвистывало вокруг, что просто ой! Роза с Отшельником лежали ничком, возле Гнусмы, один смышленый, другая ученая. Пулемет стоял в сторонке. Немец возился с автоматом, но, через некоторое время, тоже открыл огонь. Если в плане маскировки люди Гнусмы были мастера, то, как стрелки, – никуда не годились.

- А, бл**ь, суки! Отступаем! Ползком, бл**ь, как хотите, к бункеру! – Ору что есть мочи. Мы тоже не страдаем с Немцем меткостью, враги в белом вошли перебежками в мертвую зону на склоне холма, где флагшток. Если они с автоматами полезут, то встретим, ясен х**, но вот только оттуда уже можно и гранату кинуть. Про подствольную х**ню я уже молчу. Дай Боже, чтобы у них не водилось такой роскоши.

Отшельника, Розу и Гнусму уже не вижу, раскорякой, разгребая снег ногами и стараясь ничего не высовывать, отползаю назад, по наши следам и тут вижу, что Немец сначала прекращает стрелять, а потом отбрасывает автомат в сторону и задирает лапы в гору. Спекся, малый. Кто-то держит его на мушке, причем конкретно. Ясен х**, кто. Никакой он не раненый, можно было бы в эту гнусную Гнусму всадить очередь, но он подозревает, где я есть и перекрывает Гансом мой сектор. Делать нех**, один в поле не воин. Подпрыгиваю на полусогнутые и бегом к НП, к спасительной щели.

Пули выбивают фонтанчики мерзлой земли прямо передо мной. Похоже, гнусмины ребятки уже перекрыли нам пути к отступлению, и если буду, бл**ь, тормозить, то они по склону через минуту возьмут меня тепленьким. И я двинул наверх, за наблюдательный пункт, к сгоревшему старому дому Отшельника. Огонь не тронул компостную кучу отбитую досками, и она использовалась, как место для отлить теми, кто стоял вахту на НП. Ага, которая за вагончиком, где мы как-то с Гансом ночевали. В облом каждый раз вызывать смену, когда надо поссать. А на морозе вообще частенько позывы, старость что ли. Короче, несмотря на явную демаскировку объекта с общего молчаливого согласия этот импровизированный санузел функционировал. Тропинка была натоптанная, я сам ее сегодня пару раз обновлял, а возле досок было хорошо так нассано.

Я сиганул за доски и залег, если кто-то проявит излишнее любопытство и сунет башку поглядеть, что тут такое, то схлопочет от меня с калаха прямо в е**ло, никакой бронегоршок не спасет. Правда, с другой стороны, защита из старых досок никакая, но уж что есть. Замерзнуть я не боялся, несмотря на легкий морозец, так как был знатно упакован, я ведь на посту стоял, когда вся х**ня завертелась, так что тусоваться я тут мог хоть до утра.

- Гнусма, я на холми. Сгорило ту вси, пепел един и руху нема. Натоптано дох**, свежие, старые. – Явно в гарнитуру, бубнил какой-то х** на суржике в белом маскхалате, с калахом наперевес. За ним появился второй такой же, тоже рыскающий стволом туда-сюда.

- Радио, бл**ь, у махновцев, не хухры-мухры, бл**ь, команда, - думалось мне тогда, - похоже, Николаич, сейчас мы наш последний бой принимать будем. Этого-то я срежу, а второго одной очередью не достану, в рожке патронов пять, ну, может, десять осталось. Этот второй рожок мне сменить не даст, а прятаться негде, все пули мои. Так, начинаем: «Отче наш, иже еси на небесех, да святится имя твое, да придет царствие твое, да будет воля твоя, яко на небе, так и на земли…»

К концу мужик должен был заглянуть за доски. «Хлеб наш насущный дай нам днесь и прости нам долги наши, как и мы отпускаем должникам нашим…»

Я уже слышал, как скрипит снег под подошвой ботинка вражеского х**сосо. Ни х** я не боялся. Ща он только е**ло свое сунет. А он, *ля, сунет, сука, догадался бы изрешетить эту деревянную х**ню с пары метров, уже бы изрешетил. Но голод на боеприпас не тетка, не будешь лупить в белый свет. Идет, *ля. «И не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого. Аминь».

Я был, *ля буду, готов. Не умирать, но убивать. Первый был обречен, со вторым я надеялся все-таки пободаться, попробую высадить заднюю стенку и укатиться, а там, глядишь, и рожок сменим.

Но вмешалось Провидение Господне, что уже в моей жизни перестало удивлять. Просто напрочь. Видимо, бережет меня Господь для свершений каких-то, вот хоть друзей из вражеского полона вызволить, чем вам, *ля, не миссия. Ботинок х**лована в белом поехал по замерзшей ссанине, которую кто-то, дай ему Бог здоровья, нетерпеливо надул прямо на тропинку. Тот ебнулся на жопу так, что аж вразлет, почти дух вон, с треском копчика.

- Ебани ты в рот, бл**ь, да ту у них ссани угил, в рот их е**ть! – заорал наебнувшийся и начал, кряхтя и ойкая, возиться, поднимаясь. Автомат он свой тоже умудрился проебать, когда пытался руками смягчить падение, так что тот уехал по утоптанному снегу в сугроб. Второй уже подбежал, поднял оружие и придерживал согнувшегося в три погибели, стонущего первого.

- Как ты, Дубосер, ха-ха-ха, - второй явно веселился незамысловатой комедии с падениями.

- Сдрисни-ка, добре? Смех**чки вин ему, бл**ь, - огрызнулся упавший.

Бдительность пошла по п***е. Я лежу не шевелюсь и почти не дышу, уебки в паре метров от меня трутся.

- Ебаные п**оры, зассали тут все. – Первый выпрямился, принял автомат, начал с него отряхивать налипший снег и продолжил, - Бронь, *ля, замочив. Бач-ка, смеркае уже. Куда этот здриснул, не видать вже них**. И луны, бл**ь, не будэ, хыба. Потом помолчал, прислушиваясь к чему-то, и ответил, явно в рацию:

- Поняв тоби, Гнусма. Вже идэмы. – и тут же второму, - До долу, Пайпетрий, Гнусма та Тэдди кличэ, якись там проблэмы маемо. Нех того гандона, - это он уже про меня, вестимо, - гоблины те поэбаны сожруть или замерзнэ, паскуда. И они уп**дили. *ля буду, сидельцы, такие причудливые погоняла только зона может прилепить.

Я, для верности, еще потусовался в своем убежище, потом вылез, согрелся зарядкой, хотя из-за адреналина в крови я холода и не чувствовал, разогнал кровушку приседаниями и пополз на козырек над входом из-под которого явственно слышались крики и звуки раздаваемых п**дюлей. Заполз чуть сбоку, так что видел я все прекрасно. Толпа кучковалась у входа в бункер. Роза в сороковой уже, наверное, раз крутила крутилки замка. Х** там, дверь оставалась закрытой.

Подо мной вражины допрашивали партизан на тему: «Какого х** дверь не открывается.» Отшельнику, видать, здорово прилетело в бубен при сдаче в плен и он осоловело водил башкой в объятиях незнакомого усатого мужика, видимо, того самого Тедди, обвешанного трофейными стволами . Из Немца Гнусма выколачивал код для двери, а тот ржал и что-то бычил сквозь кровавые сопли. После очередного напаса по е**лу, Немец отсмеялся и обмяк. Допрос временно пришлось прекратить, так как допрашиваемый съе**лся в мир грез.

- Роза, бл**ь, че за х**ня, - рычал, повернувшись к нашей товарке, Гнусма. Ты-то, бл**ь, код знаешь ведь, правда.

- *ля, я тебе уже сто раз сказала: «три пробки два свистка» - «3П2С». Я только сегодня утром проверяла, когда ходила сюда с вапора напаснуться. И закрыла и открыла. *ля-я-я-я… Этот уебок…

- Что, *ля, этот уебок? – Гнусма лапой в тактической перчатке схватил Розу за горло, - какого х** дверь, *ля, закрыта? Ты, бл**ь, что должна была сделать? Чтобы меня, бл**ь, внутрь занесли! Я, *ля, час в жмуриковских шмотках жопу морозил, нах** спрашивается? Чтобы ты этих лохов убедила меня внутрь занести, как и планировала! Нет, *ля, послушал тебя, тупую п**ду, надо было, как думал – брать на посту языка и входить, вырвав из него пароль.

Роза завертела башкой, вырываясь из захвата:

- Ты уже вырвал, *ля. Оба языка в отключке. Отъебись от меня, я отработала на все сто, кто, бл**ь ,думал, что этот ебаный Николаич такой проницательный и шоблу твою выкупит в простынях, а? х*ли ты его не пристрелил, когда Ганса этого принял на шпалер, а? Сам, бл**ь, зассал, что он тебе маслин за пазуху насует, шкерился, пока твои волки его обходили. А он в то время – тю-тю. А Отшельника вот, – она вывернулась из ослабевшего захвата и, тряхнув, *ля, эротично волосами, продолжила, - нах** Дубосер прикладом угостил? Кто лучше него знает входы внутрь бункера?

- Вин до кулемету тянувся, - пробурчал Дубосер.

- А этот уебок Николаич, которого вы всей бандой проебать умудрились, перед тем как мы за тобой пошли, поссать отлучался и код, видать, сменил, говна кусок. Этот вообще х** кому верит, особенно тебе, отморозку, после моих-то жалестных повестей о трудном детстве.

- Да завалите вы все, - командир был явно расстроен отповедью предательницы, обвинившей его в провале операции из-за трусости, - гоняться в темноте за этим ушлепком - гиблое дело. Завтра разыщем, или кто-нибудь еще его разыщет, хе-хе. Разотрите морду снегом этому, как его там, Столпнику, тьфу, бл**ь, Отшельнику, если не запоет, то я, бл**ь, ему ногти, нах**, поотслаиваю.

Отшельника привели в чувство. Потом он въехал, что боевая подруга швырнула нас всех через карталыгу и особенно запираться не стал. Да и по тому, как он морщился, мозги ему хохлятская морда струсила капитально, несколько раз он даже поблевать приноравливался, но его обламывали пропиской п**дюлин. Повторил не действующий пароль. Рассказал, что есть еще вход главный, через большие ворота, но вторые, в бункер, тоже изнутри заперты, так как он все приготовил к приему пленного. Там гофра с отопителя протянута, времянка, и воздух теплый идет, ворота внешние если закрыть и скотчем запечатать, то будет тепло. И больше он ничем помочь не может. Ну, пнули его еще пару раз, да по мордасам, то не будь дурак, включил плаксу, жалких, как известно, лупить никакого удовольствия нет.

- И что, Роза, не п**дит он? Кроме этих двух, других способов войти нет?

- Нету, все он верно сказал. Я сама сегодня тамбур готовила с ним вместе и, сдохнуть мне, если я весь бункер не обшарила вдоль и поперек за эти дни, была бы еще какая дырка – я бы знала. А где, кстати, этот мальчишка, что с тобой тусил, Ванюшка, что-ли?

- Убили Петруху, Павел Артемич, зарезал, *ля, Черный Абдула, - черно юморнул Гнусма, - задрал его упырь, сука, прямо на посту снял. Упыря мы из крупнокалиберного с частокола разорвали, но Ванюшка спекся. Зато лохи твои почти на его кровушку и шмотки, бл**ь, купились. Как прям, *ля, тупые упыри, - Гнусма осклабился.

- Жалко его, такой был миленький, хоть и дурачок, Царствие Небесное - разбабилась коварная Роза, - Изотопова, тоже, кстати, упыри, того.

- Знаем, *ля. Видали его кости с тряпками у Стоунхенджа этого вашего, как ты его называешь, когда дозорных днем ставили. Ты то, как уцелела, бегаешь, *ля, небось, шибко? – при этих словах гнусмины кореша, помалкивающие во время этих терок, осклабились и закряхтели посмеиваясь. Видать розина прыть им была тоже не в диковинку.

- Бегаю, *ля, ага, - Роза помрачнела, навроде как Гнусма в прошлый раз, видать где-то в прожженной душонке старой бандерши, что-то вроде благодарности все-таки еще цвело на иссушенной и растрескавшейся почве ее моральных принципов, - пошли уже в тамбур, что-ли, я задубела, что весь п***ец.

- Ты тут, *ля, не командуй, косорезина. - Осадил ее царь, бог и воинский начальник Гнусма.

- Так, *ля, Дубосер, Тэдди, берете этого волоком в отключке, а я с Пайпетрием веду нашего доброго хозяина. Роза впереди, дорогу покажешь. Утром, как упыри съебутся, сгоняем на машине на базу, притащим чего-нибудь бабахнуть, высадим или дверь или ворота, у нас, слава Богу, в петардах недостатку нету.

- Там противотанковые блины у нас даже есть, если их стопкой и сверху шашку примотать со взрывателем, то вынесет любую дверь нах**, если у нее только петли есть, - заговорил Тедди, видимо зам по вооружению бандитский, - надо только знать, куда вешать.

- Разберешься завтра. Валим в тамбур этот ваш, нех** п***еть, фонари полудохлые, БК тоже, крупнокалиберный в лесу, так что если мы щас на упыря напоремся, он нас всех схавает, не отбрыкаемся. Давай, давай. И они к воротам уп**дили, а я задумался, х*ли делать. И как мне тут захотелось дунуть, просто п***ец какой-то, режьте меня, *ля, на куски. Вход в тамбур далеко от НП, часового они на нем не оставили, а вапор, вон он, стоит и банку никто в суматохе не удосужился открыть, а там бошечки…

*ля, ну как вот так вот можно, торчелидзе ты конченый, Николаич. Рядом х**сосо внешними воротами лязгают, матерятся там что-то, где-то по верхам, по их же словам, лазят упыри, которые только что ихнего Ванюшку задрали, а я сижу на захваченном врагом НП и жду «свистка», который еле-еле надувается, мороз хоть и маленький, а есть, градусов, сука, все восемь. Пакет шуршит, смола, на него налипшая и застывшая, ломается под напором свежего пара, а я, бл**ь, как сурикат у норы, торчу над бруствером. О, *ля, ну наконец-то. Быстренько-быстренько, пока не остыло, та-а-а-ак.

Оп, ля-ля, вот это уже гораздо лучше. Тишина там, вроде. Будет кто п**довать, я услышу, еще один заряжу, для верности, епта. А потом залезу обратно на горушку и гляну, что там у них.

Вылез опять на козырек, только в этот раз в другую сторону. Темно, хоть глаз выколи, но уже приморгался, только цифры красные индикатора температуры вапора перед глазами плавают – зайчиками. Хоть и таращит меня как в детстве, но мысли в порядке, ума, бл**ь, не приложу, что делать дальше. Парни не дураки, кто это там топчется снаружи? По фигуре вроде Дубосер на часах кукует, внешние ворота закрыли, греются внутри, суки.

Да ёб твою мать, вот это поворот! Дубосер прикладом ёбнул по створке, приоткрылась, свет виден, хозяйственный Отшельник даже переноску кинул, молодец, что-то крикнул, ветер отнес. Створка открылась шире, на миг ослепив меня, даже на таком расстоянии, светом лампы, часовой юркнул под нее и она захлопнулась. Пока я ловил зайцев, х** чего, ясное дело, видел. А когда увидел, то понял, что из огня, бл**ь, да в полымя. Возле внешних ворот, втягивая через щели ноздрей и паря пастью, тусовался один из упырей. Я весь онемел, у меня рожок, плюс десятка патрона, а скотина была откормлена что надо. Вдобавок ко всему, что я уже видел, упырь нарастил себе костяной гребень от башки по спине и харю наел на жмурах раза в два больше, чем тот, которого мы последним разметали.

Похоже, учуять меня - было только вопросом времени. Оставив попытки подцепить когтями металлическую крышку, под которой прятались вкусняшки, он развернул е**ло в мою сторону и потянул воздух так шумно, что я явственно, несмотря на ветер это услышал. Второй раз за день последний бой, это уже дох**. Да и не возьму я с калаха такую тушу, а он, вон, сука, уже двинулся в сторону моей лежки, чует меня, падла. Так, *ля, куда? Куда, *ля? Что-то я очень сомневаюсь, что я доберусь до внешних ворот и еще больше сомневаюсь, что мне кто-нибудь их откроет, случись такое. Пароль им с противотанковыми минами уже особо и нах** не нужен, да и попросить упыря перекурить, пока я торгуюсь за место под солнцем, вряд ли получится.

Ледянка, *ля! Быстрей, Николаич, быстрее, *ля! Ледянка - это наша развлекуха на свежем воздухе. Со склона холма съехать на жопе к озеру. При всей своей примитивности и нашем, в общем, не детском уже возрасте, развлекуха эта пользовалась иногда популярностью. збс, обдувшись, скатиться с ветерком с горы на лед озера, отвечаю. Лезть только потом обратно заебешься, Отшельник в разгар забавы лебедку ставил и кидал трос скатившемуся, вытаскивая его наверх, но мне наверх обратно было не надо. Я знал еще один вход в бункер. И Немец знал и Отшельник, только Роза, п**да продажная, не знала, потому что Отшельник ее на упыризм не проверял. А зря, сколько бы нервов сэкономили. Только бы успеть, тварь быстра, что твой п***ец.

Рванулся, что было сил. Тот, снизу, тоже припустил, хотя армянский мультик и утверждал обратное, но на четырех костях он бежал быстрее, чем я на двух – раз-два, рад-два. Слышу уже, слышу ебаное пыхтение, но вот и желоб, что мы залили, прыг в него. Упыря это х** смутило и он прыжками по склону, взметая снег, кинулся за мной. *ля-а-а-а, так мы вместе доедем вниз, а мне еще надо до двери в брошенный коллектор по снегу нетореному п**довать!

И тут опять свезло, тварь выскочила на залитую ледянку, по которой я только что промчался, лапа передняя подвихнулась и вместо прыжка паскуда выполнила кувырок и, сохраняя скорость, покатилась по склону, немного в сторону от места моего прибытия. К проему двери коллектора я добрался без дыхания и почти без мозгов от ужаса. Бестия, тормознув свои кувыркания, опять настигала меня. Метрах в десяти была, не больше, когда я влетел внутрь. Двери, чтоб за собой закрыть не было и на раздевания тоже, прямиком я двинул к люку…

Матерь Божья, Заступница, да что же это за п***ец такой, лед! Ебаный лед! Люк затянут льдом. Прыгнул раз, второй, морда упыря появилась в дверном проеме, но он не прошел по габаритам с наскока, уебавшись об бетон плечами, зато попытался цапнуть меня лапой с ох**тельными когтями. Я завизжал как резаный и на остатках разума сорвал с шеи автомат, с которым не расставался, и уе**л с него очередь. Себе под ноги.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты

Продолженьице ещё трэба! До конца уже! Дюже интригует!

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты

Продолженьице ещё трэба! До конца уже! Дюже интригует!

Есть надежда что автор напишет еще серию, все ж весна на носу.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты

Есть надежда что автор напишет еще серию, все ж весна на носу.

С нетерпением!

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты

Незнаю , было здесь или нет, но не могу не поделиться подобным чтивом, как утверждает автор события реальны. Читать с 1ой части в самом низу

http://m.pikabu.ru/profile/ZeKe17

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты

Интересно. А дальше кина не будет?

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты

Для публикации сообщений создайте учётную запись или авторизуйтесь

Вы должны быть пользователем, чтобы оставить комментарий

Создать учетную запись

Зарегистрируйте новую учётную запись в нашем сообществе. Это очень просто!

Регистрация нового пользователя

Войти

Уже есть аккаунт? Войти в систему.

Войти

  • Создать...

Успех! Новость принята на премодерацию. Совсем скоро ищите в ленте новостей!