Публикации
Гроупедия
Перейти к содержанию

Поиск сообщества

Показаны результаты для тегов 'high times'.

  • Поиск по тегам

    Введите теги через запятую.
  • Поиск по автору

Тип контента


Форумы

  • Администрация
    • ПРАВИЛА ФОРУМА
    • Обратная связь
  • Растениеводство
    • Я – новичок
    • Жизненный цикл. От семечки до урожая
    • Вода, почва, удобрения
    • Проблемы растений
    • Гроубокс и оборудование
    • Аутдор
    • Гидропоника и кокосовый субстрат
    • Микрогров/стелс
    • Гроверская
    • DIY и гроухаки
    • Культура употребления
    • Видео и книги
    • Ситифермерство
    • Техническое коноплеводство
    • Шруминг
    • English Growers Area
  • Гроурепорты
    • 🏆 Dzagi Cup 2023
    • Почвосмеси и субстраты
    • Кокосовый субстрат
    • Гидропоника
    • Микрогроу / Стелс
    • LED репорты
    • 100% Organic
    • Аутдор
    • Лучшие гроурепорты
    • Заброшенные репорты
  • Семена
  • Оборудование и удобрения
  • Девайсы для курения
  • Грибы
  • Свободное общение
  • Конкурсы

Категории

  • Все публикации
    • Новости
    • Тенденции
    • Интервью
    • События
    • Истории
    • Конкурсы
    • Видео
  • О нас
  • Важное
  • Акции гроурынка
  • Гроупедия
    • Гроупедия
    • Я - новичок
    • Жизненный цикл
    • Вода и водоподготовка
    • Почва и субстраты
    • Удобрения/стимуляторы
    • Сорта и генетика
    • Проблемы растений
    • Тренировка растений
    • Гроубокс / Гроурум / Микро / Стелс
    • Освещение
    • Гидропоника
    • Органика
    • Открытый грунт (Аутдор)
    • Своими руками (Handmade / DIY)
    • Культура употребления
    • Видеотека
    • Энтеогены
    • Библиотека
    • Кулинария
    • Медицина
    • Топы / подборки
    • Лайфстайл
    • Исследования
    • Ситифермерство
    • Гроухаки
    • История
    • Экстракты
    • Юридическая безопасность
    • Техническое коноплеводство
    • Другое
    • Все статьи
    • Карточки
    • Лучшие Гроурепорты Дзаги
  • Шпаргалка
  • Архив лунного календаря
  • Оборудование и удобрения
    • Онлайн гроушопы
    • Физические магазины
    • Оборудование
    • Удобрения
    • Магазины оборудования и удобрений в странах СНГ
  • Семена
    • Сидшопы
    • Сидбанки
    • Бридеры
  • Гороскоп
  • Девайсы
  • Грибы

Поиск результатов в...

Поиск контента, содержащего...


Дата создания

  • Начало

    Конец


Дата обновления

  • Начало

    Конец


Фильтр по количеству...

Регистрация

  • Начало

    Конец


Группа


Telegram


Сайт


Город


Интересы

  1. А ещё B-Real является обладателем награды «Стоунер года» от High Times, и в 2017 году журнал опубликовал интервью с B-Real, которое и сейчас читается на одном дыхании. Тот факт, что 50-летнему реперу нравиться закручивать и курить жирнющие косяки, вовсе не означает того, что его радикальные политические взгляды ограничены только каннабисом. — Сколько травки вы курите в день? — [Смеется] Слишком много. Слишком много, но для моего же блага. — Какой способ курения вы предпочитаете? — Раньше я был фанатом бонга, но теперь мне нравится курить косяки. И я скажу, что единственный способ сделать косяк поистине качественным — это использовать Phuncky Feel Tips. В течение многих лет люди крутили косяки этими картонными типсами, но для меня это уже прошлый век, понимаете? Так вот мы и пришли к идее создать высококачественный мундштук (типс), и мы её реализовали. Вот как я вновь вернулся к курению косячков… — Помогло ли курение каннабиса сблизиться с кем-нибудь из других артистов? — Думаю, да. Время от времени, когда другой артист, которого вы знаете, тоже курит, вы, скорее всего, подружитесь с ним, разделив с ним, например, качественный джоинт. Одним это помогает снять стресс, други — достичь новых высот в творчестве. — Это весьма интересно, мне кажется, что тут всё дело в осознанности и возможности катарсического высвобождения. — Да, именно. Это пробуждает мысли, пробуждает людей — не для враждебности, а для осознания и участия в этом «политическом» процессе. Нужно быть частью этих перемен. Как всегда говорил Том Морелло: «Мир не изменится сам по себе — вам нужно встать и что-то с этим сделать». Цель нашей музыки — вдохновить людей и в то же время развлечь их. — Вы выступали с группой Prophets of Rage в Кливленде, в ночь Республиканского национального собрания. На что это было похоже? — Мы выступали рядом с Республиканским съездом, устроили там мирную демонстрацию и марш. Все было круто — люди говорили то, что хотели, а полиция разрешала нам мирно проводить свою демонстрацию. Главное — мы донесли своё сообщение, что и было важно для нас. — Я думаю, что в нынешнее время действительно нужна такая группа, как Prophets of Rage. — Опасные времена требуют опасной музыки. Мы должны разбудить людей и сказать им: «Эй, времена меняются прямо сейчас, и кто же знает, в каком дальше направлении это будет развиваться. Вам точно нужно принять участие и стать частью этого процесса». — Мне кажется, что музыка, которую вы сделали с группой Prophets of Rage, весьма интересна благодаря её составу: ты и Чак Ди из Public Enemy представляете хип-хоп-часть этого уравнения, в то время как Тим Коммерфорд, Брэд Уилк и Том Морелло из Rage Against the Machine исходят из гораздо более рок-ориентированной перспективы. Между прочим, Cypress Hill довольно свободно чередует эти два жанра. В некотором смысле, вы и создаёте это единство. — Да, возможно так и есть. Наши группы были реально связаны друг с другом в той или иной форме на протяжении 20 лет или около того. Так что, это очень здорово, что мы смогли собраться вместе и сделать это, придав огласку нашему посланию, что в свою очередь помогло возродить эту музыку и снова распространить её. Мы очень весело провели время, пока всё это делали. Наша группа, Cypress Hill, определенно находилась под влиянием творчества Public Enemy, ну а потом, когда появились Rage Against the Machine, мы стали их поклонниками. Так что возможность объединиться с обеими группами, которые мы так сильно любим и уважаем — это был поистине сценарий мечты. — Cypress Hill и раньше писали музыку с Томом Морелло, верно? — Да, на самом деле Том даже спродюсировал две песни для нашего альбома Rise Up. Он спродюсировал Shut 'Em Down и Rise Up — так что, как я уже сказал, у нас за плечами уже более 20 лет дружбы. Также мы работали с Брэдом Уилком из Rage над нашим альбомом Skull & Bones. Там он играл на барабанах, в песне Can't Get the Best of Me. Мы все очень довольны тем, как всё сложилось. Было действительно здорово выступать всем вместе и стать настоящей группой, а не просто создавать какие-либо разовые проекты. — Итак, теперь, когда Prophets of Rage выпустили свой EP — The Party's Over, стоит ли ждать полноценный альбом? — Да! Мы планируем поработать над новой музыкой, когда этот тур закончится и мы сможем взять небольшой перерыв. Так сказать, нам нужно не упустить шанс наверстать упущенное дома и хотя бы немного побыть с нашими семьями. Но мы действительно намереваемся попытаться сотворить альбом с крутыми и оригинальными песнями. Люди хорошо оценили наш EP, поэтому я думаю, что многие захотят услышать то, что мы сделали бы во всем альбоме нашей оригинальной музыки. И я тоже хотел бы это услышать, потому что я и сам фанат парней, с которыми я сейчас в группе. — Как бы вы определили понятие «политический хип-хоп»? — До выхода Public Enemy и Boogie Down Productions, был еще и Мелле Мел из Grandmaster Flash and the Furious Five. Затем от него это перешло к Чаку Ди и KRS-One. Это было очень вдохновляюще: это поистине разбудило людей в хип-хопе, и заставило всех задуматься о том, кем они являются в этой культуре и чего они хотят в будущем, понимаете? Это помогло привить гордость и чувство собственного достоинства у наших сообществ. А когда появилась группа Rage Against the Machine, они сделали то же самое, всё одно и то же, уже в миллионный раз, понимаете, о чём я? Я думаю, что люди жаждали именно этого! И, как я думаю, именно поэтому люди так реагируют на Prophets of Rage — потому что мы возвращаем это самое чувство, это самое отношение, эту сущность…. — Как, по вашему мнению, изменились ли люди и их желания с тех пор, как вышел первый альбом Cypress Hill? — Что ж, что точно изменилось, так это технологии, в значительной степени они сделали некоторые вещи лучше, а некоторые ухудшили. То насилие, жестокость и несправедливость, которые мы несём в своем творчестве, начиная с нашего первого альбома, ничуть не изменились. Просто на сегодняшний день, благодаря технологиям, мы становимся всё больше и чаще подвержены различным изменениям, чем когда-либо до этого. — Мне кажется, что группа Cypress Hill не получает должного признания и внимая, когда люди говорят о политическом рэпе. Вы были первой латиноамериканской рэп-группой, получившей платиновый статус, да и вообще одной из первых латиноамериканских рэп-групп. Вы, ребята, стали суперзвездами, просто сказав: «Эй, мы латиноамериканцы — мы говорим то, что хотим сказать, мы говорим это так, как хотим, и вам это должно понравиться». Это уже как политическое заявление само по себе. — Ага. Но дело в том, что раньше, в то время, мы так не считали. Мы восприняли это всё так, как будто мы просто такие, какие мы есть — без каких-либо изменений, без цензуры — и для нас вообще не имело малейшего значения, что другие люди думали о нас в тот момент. По сей день это всё почти так же, но это и было нашей идеей: мы собирались сказать то, что хотели сказать. И многие люди не понимают, что такое Cypress Hill. Некоторые люди всегда думали, что мы просто банда и всё, о чём мы говорим, — это курение марихуаны, но это вовсе не так. Я имею в виду, если вы возьмете любой альбом Cypress Hill, то там всего один или два, ну может быть, три трека о марихуане или культуре марихуаны. Остальное — о жизни, которой вы живете на улице, в обществе, о том, как люди живут в этой жизни и в это время. Мы говорим о жизненном опыте, но многое из этого скрывается за тем, кем мы являемся, потому что мы — активисты легализации. Но вы правы: мы стоим между Public Enemy и Rage Against the Machine и просто заполняем эти пробелы между ними — потому что мы делаем хип-хоп и делаем металл. И то, о чём мы все говорим, очень схоже, просто это не так сильно бросается в глаза. — Вы упомянули, что люди часто видят группу Cypress Hill, как «ребят, которые просто любят пыхнуть». Чувствуете ли вы себя прикованным к этому термину? — Дело в том, что мы выступаем за легализацию марихуаны. Более того, травка — это то, что всегда приковывает внимание людей в первую очередь. — Это неоспоримый факт, что группа Cypress Hill сыграла свою роль в актуализации каннабис-культуры. — Мы рискнули и поговорили о нашей страсти — мы верим в легализацию, поэтому мы придали этому движению огласку. Мы связались с активистами, такими как Джек Херер, которые научили нас, что значит реально быть защитником этой культуры. Мы получили очень полезные знания, которые он нам дал, и распространили их, помогая этой культуре дальше двигаться вперед, вместо того, чтобы оставаться подавленными в тени. — Если провести черту прямо через всю историю хип-хопа, то там почти везде можно найти имя B-Real. После того, как вы стали пионером группы Cypress Hill, вы попали на проект Доктора Дре East Coast Killas / West Coast Killas, который объединил всех знаменитых артистов с Востока и Запада, прямо во время невероятно кровавой вражды между побережьями. — Честно говоря, я был удивлен, когда мне позвонил Дре… Док! Хирург! — и когда он сказал мне, что он хочет сделать, я был на 100 процентов «за». Я имею в виду, вы никогда не откажете Доктору Дре. Итак, я залетел к нему на студию, и ему понравился мой куплет, и прежде чем вы его услышали, он был синглом. Уже потом песня стала большой, поэтому нам пришлось снимать видео. А потом, прикиньте, они решили сделать меня красным в этом видео [смеется]. Я никогда раньше не заставлял кого-либо наносить на меня краску для тела или что-то в этом роде — но опять же, как вы скажете «нет» доктору Дре? — Вы также оказали огромное влияние на парней нынешнего поколения хип-хопа, таких как A$AP Ferg и Дэнни Браун, с которыми вы записали совместные треки. — Скажу честно, что как по мне, то это они оказали мне честь, пригласив меня на совместку и это просто чертовски круто, потому что я фанат их обоих. Я люблю творчество A$AP Ferg — оно каждый раз разное, и он всегда придумывает что-нибудь новенькое. То же самое и с Дэнни Брауном. Когда я слышу их «дерьмо», я просто ору: «Б***! Эти парни крутые!» — Какой твой любимый альбом, чтобы получить от него кайф? — Мой любимый альбом, чтобы выкурить травку? Хммм... Pink Floyd — The Dark Side Of The Moon. — А как насчет любимого политического альбома? — Боб Марли и Wailers – Exodus. — Помимо Prophets of Rage и Cypress Hill, вы также входите в группу под названием Serial Killers с Xzibit и Demrick, и вы сделали два альбома с Bemer. — Знаешь, я всю жизнь пытался заниматься сольной карьерой [смеется]. Да я просто прикалываюсь, чувак. Мне посчастливилось приземлиться в довольно крутых ситуациях. Cypress Hill — это мой фундамент, здесь всё началось. Записи, которые я сделал с Serial Killers, являются одними из моих любимых, и работать с Бернером так весело, потому что он отлично подбирает рок музыку. Я попал в приятное стечение обстоятельств, и вот я с Prophets of Rage, это одна из этих величайших ситуаций – это даже заставляет меня чувствовать, будто я сплю и мне все это снится. — Вы не просто сторонник культуры марихуаны, вы активный участник и гровер. Вы даже выпустили такие известные сорта, как Tangie и Jet Fuel от Dr.Greenthumb, а так же вы открываете диспансер в Санта-Ане. — Мой партнер и я выиграли в городе лотерею на лицензию, поэтому нам теперь разрешено открыть свой диспансер. Прямо сейчас мы работаем, смотрим на чертежи, собираем бизнес и планируем его открытие. Мы хотим открыть его в первом квартале 2017 года. P.S. А вот кстати и видео с его открытия : BREALTV Источник: High Times Еще почитать: Интервью с REDMAN из WU-TANG CLAN Интервью с создателем RAW Интервью Майка Тайсона: Как он переписывает свою историю вместе с каннабисом
  2. С тех пор, как группа CYPRESS HILL выпустила свой первый альбом в 1991 году, эта калифорнийская хип-хоп группа стала самым ярким представителем и пропагандистом каннабиса, выпуская такие треки как Dr. Greenthumb, Hits from bong, Stoned is the way of the walk, ну и, конечно же, High Times. Уникальным звучанием группа обязана продюсеру DJ Muggs и отличному вокалу от B-Real. А ещё B-Real является обладателем награды «Стоунер года» от High Times, и в 2017 году журнал опубликовал интервью с B-Real, которое и сейчас читается на одном дыхании. Тот факт, что 50-летнему реперу нравиться закручивать и курить жирнющие косяки, вовсе не означает того, что его радикальные политические взгляды ограничены только каннабисом. — Сколько травки вы курите в день? — [Смеется] Слишком много. Слишком много, но для моего же блага. — Какой способ курения вы предпочитаете? — Раньше я был фанатом бонга, но теперь мне нравится курить косяки. И я скажу, что единственный способ сделать косяк поистине качественным — это использовать Phuncky Feel Tips. В течение многих лет люди крутили косяки этими картонными типсами, но для меня это уже прошлый век, понимаете? Так вот мы и пришли к идее создать высококачественный мундштук (типс), и мы её реализовали. Вот как я вновь вернулся к курению косячков… — Помогло ли курение каннабиса сблизиться с кем-нибудь из других артистов? — Думаю, да. Время от времени, когда другой артист, которого вы знаете, тоже курит, вы, скорее всего, подружитесь с ним, разделив с ним, например, качественный джоинт. Одним это помогает снять стресс, други — достичь новых высот в творчестве. — Это весьма интересно, мне кажется, что тут всё дело в осознанности и возможности катарсического высвобождения. — Да, именно. Это пробуждает мысли, пробуждает людей — не для враждебности, а для осознания и участия в этом «политическом» процессе. Нужно быть частью этих перемен. Как всегда говорил Том Морелло: «Мир не изменится сам по себе — вам нужно встать и что-то с этим сделать». Цель нашей музыки — вдохновить людей и в то же время развлечь их. — Вы выступали с группой Prophets of Rage в Кливленде, в ночь Республиканского национального собрания. На что это было похоже? — Мы выступали рядом с Республиканским съездом, устроили там мирную демонстрацию и марш. Все было круто — люди говорили то, что хотели, а полиция разрешала нам мирно проводить свою демонстрацию. Главное — мы донесли своё сообщение, что и было важно для нас. — Я думаю, что в нынешнее время действительно нужна такая группа, как Prophets of Rage. — Опасные времена требуют опасной музыки. Мы должны разбудить людей и сказать им: «Эй, времена меняются прямо сейчас, и кто же знает, в каком дальше направлении это будет развиваться. Вам точно нужно принять участие и стать частью этого процесса». — Мне кажется, что музыка, которую вы сделали с группой Prophets of Rage, весьма интересна благодаря её составу: ты и Чак Ди из Public Enemy представляете хип-хоп-часть этого уравнения, в то время как Тим Коммерфорд, Брэд Уилк и Том Морелло из Rage Against the Machine исходят из гораздо более рок-ориентированной перспективы. Между прочим, Cypress Hill довольно свободно чередует эти два жанра. В некотором смысле, вы и создаёте это единство. — Да, возможно так и есть. Наши группы были реально связаны друг с другом в той или иной форме на протяжении 20 лет или около того. Так что, это очень здорово, что мы смогли собраться вместе и сделать это, придав огласку нашему посланию, что в свою очередь помогло возродить эту музыку и снова распространить её. Мы очень весело провели время, пока всё это делали. Наша группа, Cypress Hill, определенно находилась под влиянием творчества Public Enemy, ну а потом, когда появились Rage Against the Machine, мы стали их поклонниками. Так что возможность объединиться с обеими группами, которые мы так сильно любим и уважаем — это был поистине сценарий мечты. — Cypress Hill и раньше писали музыку с Томом Морелло, верно? — Да, на самом деле Том даже спродюсировал две песни для нашего альбома Rise Up. Он спродюсировал Shut 'Em Down и Rise Up — так что, как я уже сказал, у нас за плечами уже более 20 лет дружбы. Также мы работали с Брэдом Уилком из Rage над нашим альбомом Skull & Bones. Там он играл на барабанах, в песне Can't Get the Best of Me. Мы все очень довольны тем, как всё сложилось. Было действительно здорово выступать всем вместе и стать настоящей группой, а не просто создавать какие-либо разовые проекты. — Итак, теперь, когда Prophets of Rage выпустили свой EP — The Party's Over, стоит ли ждать полноценный альбом? — Да! Мы планируем поработать над новой музыкой, когда этот тур закончится и мы сможем взять небольшой перерыв. Так сказать, нам нужно не упустить шанс наверстать упущенное дома и хотя бы немного побыть с нашими семьями. Но мы действительно намереваемся попытаться сотворить альбом с крутыми и оригинальными песнями. Люди хорошо оценили наш EP, поэтому я думаю, что многие захотят услышать то, что мы сделали бы во всем альбоме нашей оригинальной музыки. И я тоже хотел бы это услышать, потому что я и сам фанат парней, с которыми я сейчас в группе. — Как бы вы определили понятие «политический хип-хоп»? — До выхода Public Enemy и Boogie Down Productions, был еще и Мелле Мел из Grandmaster Flash and the Furious Five. Затем от него это перешло к Чаку Ди и KRS-One. Это было очень вдохновляюще: это поистине разбудило людей в хип-хопе, и заставило всех задуматься о том, кем они являются в этой культуре и чего они хотят в будущем, понимаете? Это помогло привить гордость и чувство собственного достоинства у наших сообществ. А когда появилась группа Rage Against the Machine, они сделали то же самое, всё одно и то же, уже в миллионный раз, понимаете, о чём я? Я думаю, что люди жаждали именно этого! И, как я думаю, именно поэтому люди так реагируют на Prophets of Rage — потому что мы возвращаем это самое чувство, это самое отношение, эту сущность…. — Как, по вашему мнению, изменились ли люди и их желания с тех пор, как вышел первый альбом Cypress Hill? — Что ж, что точно изменилось, так это технологии, в значительной степени они сделали некоторые вещи лучше, а некоторые ухудшили. То насилие, жестокость и несправедливость, которые мы несём в своем творчестве, начиная с нашего первого альбома, ничуть не изменились. Просто на сегодняшний день, благодаря технологиям, мы становимся всё больше и чаще подвержены различным изменениям, чем когда-либо до этого. — Мне кажется, что группа Cypress Hill не получает должного признания и внимая, когда люди говорят о политическом рэпе. Вы были первой латиноамериканской рэп-группой, получившей платиновый статус, да и вообще одной из первых латиноамериканских рэп-групп. Вы, ребята, стали суперзвездами, просто сказав: «Эй, мы латиноамериканцы — мы говорим то, что хотим сказать, мы говорим это так, как хотим, и вам это должно понравиться». Это уже как политическое заявление само по себе. — Ага. Но дело в том, что раньше, в то время, мы так не считали. Мы восприняли это всё так, как будто мы просто такие, какие мы есть — без каких-либо изменений, без цензуры — и для нас вообще не имело малейшего значения, что другие люди думали о нас в тот момент. По сей день это всё почти так же, но это и было нашей идеей: мы собирались сказать то, что хотели сказать. И многие люди не понимают, что такое Cypress Hill. Некоторые люди всегда думали, что мы просто банда и всё, о чём мы говорим, — это курение марихуаны, но это вовсе не так. Я имею в виду, если вы возьмете любой альбом Cypress Hill, то там всего один или два, ну может быть, три трека о марихуане или культуре марихуаны. Остальное — о жизни, которой вы живете на улице, в обществе, о том, как люди живут в этой жизни и в это время. Мы говорим о жизненном опыте, но многое из этого скрывается за тем, кем мы являемся, потому что мы — активисты легализации. Но вы правы: мы стоим между Public Enemy и Rage Against the Machine и просто заполняем эти пробелы между ними — потому что мы делаем хип-хоп и делаем металл. И то, о чём мы все говорим, очень схоже, просто это не так сильно бросается в глаза. — Вы упомянули, что люди часто видят группу Cypress Hill, как «ребят, которые просто любят пыхнуть». Чувствуете ли вы себя прикованным к этому термину? — Дело в том, что мы выступаем за легализацию марихуаны. Более того, травка — это то, что всегда приковывает внимание людей в первую очередь. — Это неоспоримый факт, что группа Cypress Hill сыграла свою роль в актуализации каннабис-культуры. — Мы рискнули и поговорили о нашей страсти — мы верим в легализацию, поэтому мы придали этому движению огласку. Мы связались с активистами, такими как Джек Херер, которые научили нас, что значит реально быть защитником этой культуры. Мы получили очень полезные знания, которые он нам дал, и распространили их, помогая этой культуре дальше двигаться вперед, вместо того, чтобы оставаться подавленными в тени. — Если провести черту прямо через всю историю хип-хопа, то там почти везде можно найти имя B-Real. После того, как вы стали пионером группы Cypress Hill, вы попали на проект Доктора Дре East Coast Killas / West Coast Killas, который объединил всех знаменитых артистов с Востока и Запада, прямо во время невероятно кровавой вражды между побережьями. — Честно говоря, я был удивлен, когда мне позвонил Дре… Док! Хирург! — и когда он сказал мне, что он хочет сделать, я был на 100 процентов «за». Я имею в виду, вы никогда не откажете Доктору Дре. Итак, я залетел к нему на студию, и ему понравился мой куплет, и прежде чем вы его услышали, он был синглом. Уже потом песня стала большой, поэтому нам пришлось снимать видео. А потом, прикиньте, они решили сделать меня красным в этом видео [смеется]. Я никогда раньше не заставлял кого-либо наносить на меня краску для тела или что-то в этом роде — но опять же, как вы скажете «нет» доктору Дре? — Вы также оказали огромное влияние на парней нынешнего поколения хип-хопа, таких как A$AP Ferg и Дэнни Браун, с которыми вы записали совместные треки. — Скажу честно, что как по мне, то это они оказали мне честь, пригласив меня на совместку и это просто чертовски круто, потому что я фанат их обоих. Я люблю творчество A$AP Ferg — оно каждый раз разное, и он всегда придумывает что-нибудь новенькое. То же самое и с Дэнни Брауном. Когда я слышу их «дерьмо», я просто ору: «Б***! Эти парни крутые!» — Какой твой любимый альбом, чтобы получить от него кайф? — Мой любимый альбом, чтобы выкурить травку? Хммм... Pink Floyd — The Dark Side Of The Moon. — А как насчет любимого политического альбома? — Боб Марли и Wailers – Exodus. — Помимо Prophets of Rage и Cypress Hill, вы также входите в группу под названием Serial Killers с Xzibit и Demrick, и вы сделали два альбома с Bemer. — Знаешь, я всю жизнь пытался заниматься сольной карьерой [смеется]. Да я просто прикалываюсь, чувак. Мне посчастливилось приземлиться в довольно крутых ситуациях. Cypress Hill — это мой фундамент, здесь всё началось. Записи, которые я сделал с Serial Killers, являются одними из моих любимых, и работать с Бернером так весело, потому что он отлично подбирает рок музыку. Я попал в приятное стечение обстоятельств, и вот я с Prophets of Rage, это одна из этих величайших ситуаций – это даже заставляет меня чувствовать, будто я сплю и мне все это снится. — Вы не просто сторонник культуры марихуаны, вы активный участник и гровер. Вы даже выпустили такие известные сорта, как Tangie и Jet Fuel от Dr.Greenthumb, а так же вы открываете диспансер в Санта-Ане. — Мой партнер и я выиграли в городе лотерею на лицензию, поэтому нам теперь разрешено открыть свой диспансер. Прямо сейчас мы работаем, смотрим на чертежи, собираем бизнес и планируем его открытие. Мы хотим открыть его в первом квартале 2017 года. P.S. А вот кстати и видео с его открытия : BREALTV Источник: High Times Еще почитать: Интервью с REDMAN из WU-TANG CLAN Интервью с создателем RAW Интервью Майка Тайсона: Как он переписывает свою историю вместе с каннабисом Просмотр полной Статья
  3. С тех пор Redman проводил церемонии награждения High Times, а так же выступал хэдлайнером и даже был судьей на различных Кубках каннабиса и, конечно же, не один раз украшал страницы журнала. Несомненно, он элитный рифмейкер и блестящий исполнитель, добившийся успеха благодаря своей сольной работе, мастерингу микстейпов и давнему сотрудничеству с Method Man, включая работу над их легендарным стоунерским фильмом How High. Но если вы проведете пять минут с ним лично, вы будете потрясены его искренним и позитивным отношением ко всему, что связано с каннабисом. Он может быть единственным человеком в этой игре, который не пытается разбогатеть на индустрии каннабиса — индустрии, которой он помог проложить путь своим ярым продвижением этого потрясающего растения! Об этом и о многом другом читайте в интервью, которое Redman дал журналу High Times в 2017 году. — Как мы знаем, ты уже довольно давно сотрудничаешь с High Times... — Да, уже очень долгое время. — И ты даже выступал с концертом на Cannabis Cup в Амстердаме. — Совершенно верно — это было лучшее пребывание в Амстердаме. — У вас есть любимое воспоминание о том Кубке каннабиса? — Конечно! Это фото с Джеком Херером, оно было сделано незадолго до того, как он ушел из этой жизни. Для меня это было легендарно! И шоу тоже было потрясающим, и место, где мы остановились — этот арендованный дом, было буквально забито шишками. Тогда мы закрутили огромный блант с гашиком — большой, толстенный блант, мужик, и это дерьмо было потрясающим. — Как изменилась канна индустрия с 80-х и 90-х годов? — Что ж, она определенно стала сильнее и крупнее. Да и трава стала зеленее (шутка). На Восточном побережье, знаете ли, у нас всё совсем не так, как на Западном, но каннабис стал мощнее в каждом секторе по цвету, вкусу и качеству, я бы так сказал. Но вырос и его социальный статус — понимаете, эта легализация и медицинская сторона вопроса, то, как это помогает людям... Просто поразительно, сколько в этом растении каннабиноидов, и ТГК — лишь один из них. Мне нравится, как делает Денвер, штат Колорадо: они помогают своему штату расти с помощью этого растения, помогают образованию людей и тому подобное. Так что это растение много чего сделало за те годы, как я вошел в эту игру, заключающуюся в простом желании получить кайф и расслабиться. Теперь это больше бизнес… Но мне всё же нравится, как это помогает людям. Мне нравится, что пациенты отказываются от безрецептурных лекарств и обращаются к сортам с КБД и замечают, как им действительно становится лучше. Это меня и очаровывает. Похоже, я был частью этого, но тогда я и не знал, что всё вырастет до таких масштабов, ведь я всегда помогал продвигать каннабис! — Говоря об канна-отрасли, нужно заметить, что вы связаны с брендом CannaMark, который делает акцент на безопасности пищевых продуктов, верно? — Да, CannaMarkUSA. Что ж, у нас нет каких-либо вейп-ручек или шишек с именем Redman и Method Man или ещё чего… Я смотрю на всю эту картину более глобально. Я хочу стоять за безопасностью и качеством марихуаны, когда это будет легализовано, потому что я знаю и верю, что каннабис будет легализован по всему миру. Я действительно искренне верю в это, значит, это будет так... Реально хочется стоять за его безопасностью, и CannaMarkUSA прямо сейчас — это компания, которая не занимается выращиванием марихуаны, но это первая пищевая продукция из каннабиса, которая была одобренная FDA, со стопроцентной гарантией качества и чистоты. Мы просто пытаемся оградить детей от употребления наших конфет, ведь в них есть ТГК. По факту, у нас есть этикетка, которая клеится прямо на конфету, и на ней есть QR-код: вы просто можете взять свой телефон, навести камеру на QR-код и увидеть полный состав и ингредиенты этой конфетки. Просто берёте свой телефон, и он сразу же прочитает этот QR-код, а затем телефон скажет вам о ней буквально всё: сколько в ней граммов, какие каннабиноиды она содержит, даже поможет рассчитать вам нужное количество, которое вам стоит употребить, а так же кто её изготовил, сатива это, или индика, или гибрид — в общем, так сказать, обозначит все вкусности. CannaMarkUSA — это то, частью чего я являюсь на сегодняшний день. У нас так же есть приложение Redman and Method Man Blazenow. Это приложение, которое расскажет вам обо всех самых популярных диспансерах и многом другом в мире каннабиса. — Вы были частью нашей семьи High Times в течение многих лет. Несколько раз вы даже были на обложке. — Ну, во-первых, я прямо «стучал в вашу дверь», чтобы оказаться на грёбаной обложке — это во-первых, б***ть! Потому что, как я сказал ранее, мы курили очень много действительно коричневой травы. Не поймите меня неправильно: вы получаете этот хороший коричневый цвет, когда шишка имеет большое количество смолы, мощной и очень липкой смолы. Но в то время я видел лишь «Сайпресс Хилл» на вашей грёбаной обложке. Это было похоже на первую рэп-группу на обложке журнала такой тематики, и у них была эта чёртова светло-зелёная шишка, которых я толком на тот момент никогда и не видел. Я подумал: «То есть существует что-то ещё, целый другой мир, частью которого я не являюсь», и вы, ребята, были первыми, кто мне это показал, связав мир рэпа с миром марихуаны. Я подумал: «Что-то вот-вот закипит и должно стрельнуть», и я должен был быть на обложке и срочно. Тогда я и постучал в вашу дверь. Я сказал: «Я должен быть частью этого», а затем меня сфотографировали. У меня с собой был маленький блант — я объяснил и показал всем, как правильно крутить бланты и всё такое… Это было круто! — Как долго ты уже выступаешь совместно с Method Man? — Примерно с 1939 года... (смеётся). Нет, нет, я выступаю со своим чуваком с 1994 года. Мы вместе идем по одному пути. Мы сделали первый промо-тур, известный как тур Man’s Month. Нас тогда спонсировал Def Jam. Мы были под лейблом Def Jam, нас посадили вдвоем в фургон, и мы совершили чумовую поездку по городам, делая безумные покупки в магазинах, пожимая руки фанатам, много общаясь с ними... О чём вы, люди, сейчас не знаете, потому что у вас есть вся эта модная интернет-чушь, но на самом деле нам приходилось ездить и продавать наши пластинки, ходить по магазинам, пожимать руки фанатам и давать автографы… У нас было не так много торговых точек, так вот что привело нас туда: эта борьба, эта мотивация путешествовать, зная, что мы хотим большего. Там мы и создали нашу песню How High — прямо в дороге. — Это и стало вдохновением для фильма How High? — Ах да, позже все подметили, что мы много курим. Мы были как Чич и Чонг — они называли нас Чич и Чонг в мире рэпа… — Мы слышали, что ходят слухи о How High-2. Действительно ли стоит ждать этот фильм? — How High-2 реально находится в разработке. Я знаю, что вы, сволочи, слышите, как мы говорим это уже лет десять (смеется). Как-то моя мама подошла ко мне и сказала: «Молись о том, чего ты действительно хочешь». Я молился об этом и думаю, что Universal или, возможно, Focus купят наш фильм. Сейчас пишется сценарий, но мы пока немного не уверены в нем. Итак, вы знаете, как это происходит, существует и политический фактор — мы не буду делать и снимать это дерьмо, если оно не будет чертовски смешным. Я не хочу испортить отношение к нашему первому грёбанному фильму. Тогда мы оставим это лишь как легенду и сделаем что-нибудь новое. Но я не буду делать никакого банального дерьма, как они сделали это в одном проклятом фильме, я даже не буду его называть... — Прямо сейчас вы, ребята, находитесь в туре по горе Кушмор. Было ли это название вдохновлено обложкой High Times с участием Snoop Dogg, B-Real, Redman и Method Man в июньском выпуске 2014 года? — Абсо-е***но-лютно! Йоооооо! Я рад, что тоже являлся частью этого. Я помог собрать всех воедино. И, знаете, просто настала пора вновь собрать всех нас вместе. И с кем же лучше всего это делать, чем не с пионерами High Times, а? — Вы также являетесь почетным членом клана Wu-Tang. — Чёрт, самая безумный из всех участников — это RZA. Сидеть рядом с RZA всё равно, что разговаривать с кем-то из космоса, вообще не от мира сего. — И вы, очевидно, были важным членом Def Squad. — Я всё ещё важный член Def Squad. Это моя первая команда! — Над чем вы сейчас работаете? — Я выпускаю альбом Muddy Waters-2. Это то, чем я занят сейчас... Я возвращаю его к жизни, так как это второй альбом с таким названием... Я просто даю вам ощущение ритма 90-х. Знаешь, я люблю делать приятно нашему слуху и все такое… Никто не трахнет тебя в ухо так, как я могу трахнуть тебя в ухо своей музыкой. — Что ты думаешь об экстрактах и увлечении концентратами? — Это серьёзное дерьмо, чувак! Ты реально должен быть в этом чемпионом, чтобы заниматься этим весь день и ещё делать бизнес. Для меня это сложновато. Я пробовал курить их пару раз, прежде чем выйти на сцену. Я был на сцене и жёстко лажал, забывая текст. Но потом я заценил хороший чистый вакс из сативы, вот это реально кайф. Скажу честно, я бы не стал курить их регулярно, потому что сам процесс весьма долгий и сложный — сечёшь, о чём я? Сначала вы должны нагреть трубку, потом только аккуратно туда закинуть вакс, а затем тихонько курить... это немного усложняет процесс и требует времени. Я бы предпочел просто закрутить косяк и продолжать двигаться дальше. Это быстро! — Какую лучшую травку ты когда-либо курил? — Sour Diesel — один из моих любимых сортов, потому что он даёт мне хорошую мотивацию, он даёт мне силу и энергию. Мне нравится много работать: часто я нахожусь в студии, может быть, по 16 часов в день. Я прям некий студийный кролик, поэтому я не могу слишком много увлекаться индикой, особенно днём. Я не люблю быть вялым, мне нравится быть энергичным, мне нравится заниматься творчеством. А вот, например, с Blue Dream и некоторыми другими хорошими сативами вы будете иметь чистый разум и писать хорошие рифмы, при этом одновременно пылесосить, подметать и всё такое, писать рифмы… И это, как я считаю, круто! Это как кофеин — я не пью кофе и всё такое, поэтому я пользуюсь сативой. А потом, может быть, где-то ближе к ночи я съем хорошее мощное печенье или что-то в этом роде. Мне ещё нравится этот Gelato. Ох уж этот новый Gelato… Ооо, Господи… — Что нового вы узнали об индустрии каннабиса за все эти годы? — Что я здесь не ради денег. И тебе хорошо известно это… Я был на канале TMZ, и я уже забыл, кто у меня брал тогда интервью... Короче, они спрашивали меня и рассказывали о людях, которые преуспели в создании канна-ферм и инвестировали в них, и типа почему я ещё не сделал этого, почему я не заработал деньги на этом растении, которое я продвигаю уже так много лет? Во-первых, я в этом дерьме за благое дело, за знания и за то, чтобы действительно помогать людям. И об этом, кстати, я им тоже сказал! Они пытались надавить на меня, но я стоял на своем. Потом моя мама позвонила мне, и она такая: «Знаешь что? Мне нравится, как ты стоял на своем. Я знаю, что твоя чёрная задница курит ганжу все эти годы, и я пыталась заставить тебя бросить курить, но теперь я понимаю, о чём идет речь, из того интервью, что ты действительно серьёзно относишься к помощи этим людям. И они пытались достать тебя из твоей проклятой зоны комфорта, но ты оставался самим собой, ты молодец». И вот где я нахожусь — я хочу помогать людям. Я рад, что это помогает людям. Я рад, что людям нравится это растение, о котором мы говорим уже много лет. Я рад, что вы в High Times получаете знания и правильное понимание того, что это за растение, — и дело не только в развлечении. Я рад, что являюсь частью этого, и надеюсь, что вы поможете легализовать это растение во всех 50 штатах нашей страны. Давайте поможем вашему сообществу и давайте поможем вашему штату гровить, обучать этому людей и затем вкладывать эти деньги обратно в ваш штат. — Вы прямо великий посланник каннабиса, ведь ради этого растения, каждый раз когда вы выступаете, вы всегда выкладываетесь на все 100 процентов. — Даже на инвалидном кресле я всё равно буду вместе с High Times. К черту все... йес, сэр! Источник: High Times Перевод: Terpen Материал подготовлен при поддержке надёжного сидшопа RastaRasha Ещё почитать: Гранд-дама мира каннабиса Интервью с Cheech Marin Forbes: как актер Сет Роген развивает свой бренд марихуаны в США
  4. В марте 1993 года Redman (Реджи Ноубл) — рэпер «новой школы», только что выпустивший свой сольный альбом — дебютировал в High Times, оказавшись на обложке журнала. С тех пор Redman проводил церемонии награждения High Times, а так же выступал хэдлайнером и даже был судьей на различных Кубках каннабиса и, конечно же, не один раз украшал страницы журнала. Несомненно, он элитный рифмейкер и блестящий исполнитель, добившийся успеха благодаря своей сольной работе, мастерингу микстейпов и давнему сотрудничеству с Method Man, включая работу над их легендарным стоунерским фильмом How High. Но если вы проведете пять минут с ним лично, вы будете потрясены его искренним и позитивным отношением ко всему, что связано с каннабисом. Он может быть единственным человеком в этой игре, который не пытается разбогатеть на индустрии каннабиса — индустрии, которой он помог проложить путь своим ярым продвижением этого потрясающего растения! Об этом и о многом другом читайте в интервью, которое Redman дал журналу High Times в 2017 году. — Как мы знаем, ты уже довольно давно сотрудничаешь с High Times... — Да, уже очень долгое время. — И ты даже выступал с концертом на Cannabis Cup в Амстердаме. — Совершенно верно — это было лучшее пребывание в Амстердаме. — У вас есть любимое воспоминание о том Кубке каннабиса? — Конечно! Это фото с Джеком Херером, оно было сделано незадолго до того, как он ушел из этой жизни. Для меня это было легендарно! И шоу тоже было потрясающим, и место, где мы остановились — этот арендованный дом, было буквально забито шишками. Тогда мы закрутили огромный блант с гашиком — большой, толстенный блант, мужик, и это дерьмо было потрясающим. — Как изменилась канна индустрия с 80-х и 90-х годов? — Что ж, она определенно стала сильнее и крупнее. Да и трава стала зеленее (шутка). На Восточном побережье, знаете ли, у нас всё совсем не так, как на Западном, но каннабис стал мощнее в каждом секторе по цвету, вкусу и качеству, я бы так сказал. Но вырос и его социальный статус — понимаете, эта легализация и медицинская сторона вопроса, то, как это помогает людям... Просто поразительно, сколько в этом растении каннабиноидов, и ТГК — лишь один из них. Мне нравится, как делает Денвер, штат Колорадо: они помогают своему штату расти с помощью этого растения, помогают образованию людей и тому подобное. Так что это растение много чего сделало за те годы, как я вошел в эту игру, заключающуюся в простом желании получить кайф и расслабиться. Теперь это больше бизнес… Но мне всё же нравится, как это помогает людям. Мне нравится, что пациенты отказываются от безрецептурных лекарств и обращаются к сортам с КБД и замечают, как им действительно становится лучше. Это меня и очаровывает. Похоже, я был частью этого, но тогда я и не знал, что всё вырастет до таких масштабов, ведь я всегда помогал продвигать каннабис! — Говоря об канна-отрасли, нужно заметить, что вы связаны с брендом CannaMark, который делает акцент на безопасности пищевых продуктов, верно? — Да, CannaMarkUSA. Что ж, у нас нет каких-либо вейп-ручек или шишек с именем Redman и Method Man или ещё чего… Я смотрю на всю эту картину более глобально. Я хочу стоять за безопасностью и качеством марихуаны, когда это будет легализовано, потому что я знаю и верю, что каннабис будет легализован по всему миру. Я действительно искренне верю в это, значит, это будет так... Реально хочется стоять за его безопасностью, и CannaMarkUSA прямо сейчас — это компания, которая не занимается выращиванием марихуаны, но это первая пищевая продукция из каннабиса, которая была одобренная FDA, со стопроцентной гарантией качества и чистоты. Мы просто пытаемся оградить детей от употребления наших конфет, ведь в них есть ТГК. По факту, у нас есть этикетка, которая клеится прямо на конфету, и на ней есть QR-код: вы просто можете взять свой телефон, навести камеру на QR-код и увидеть полный состав и ингредиенты этой конфетки. Просто берёте свой телефон, и он сразу же прочитает этот QR-код, а затем телефон скажет вам о ней буквально всё: сколько в ней граммов, какие каннабиноиды она содержит, даже поможет рассчитать вам нужное количество, которое вам стоит употребить, а так же кто её изготовил, сатива это, или индика, или гибрид — в общем, так сказать, обозначит все вкусности. CannaMarkUSA — это то, частью чего я являюсь на сегодняшний день. У нас так же есть приложение Redman and Method Man Blazenow. Это приложение, которое расскажет вам обо всех самых популярных диспансерах и многом другом в мире каннабиса. — Вы были частью нашей семьи High Times в течение многих лет. Несколько раз вы даже были на обложке. — Ну, во-первых, я прямо «стучал в вашу дверь», чтобы оказаться на грёбаной обложке — это во-первых, б***ть! Потому что, как я сказал ранее, мы курили очень много действительно коричневой травы. Не поймите меня неправильно: вы получаете этот хороший коричневый цвет, когда шишка имеет большое количество смолы, мощной и очень липкой смолы. Но в то время я видел лишь «Сайпресс Хилл» на вашей грёбаной обложке. Это было похоже на первую рэп-группу на обложке журнала такой тематики, и у них была эта чёртова светло-зелёная шишка, которых я толком на тот момент никогда и не видел. Я подумал: «То есть существует что-то ещё, целый другой мир, частью которого я не являюсь», и вы, ребята, были первыми, кто мне это показал, связав мир рэпа с миром марихуаны. Я подумал: «Что-то вот-вот закипит и должно стрельнуть», и я должен был быть на обложке и срочно. Тогда я и постучал в вашу дверь. Я сказал: «Я должен быть частью этого», а затем меня сфотографировали. У меня с собой был маленький блант — я объяснил и показал всем, как правильно крутить бланты и всё такое… Это было круто! — Как долго ты уже выступаешь совместно с Method Man? — Примерно с 1939 года... (смеётся). Нет, нет, я выступаю со своим чуваком с 1994 года. Мы вместе идем по одному пути. Мы сделали первый промо-тур, известный как тур Man’s Month. Нас тогда спонсировал Def Jam. Мы были под лейблом Def Jam, нас посадили вдвоем в фургон, и мы совершили чумовую поездку по городам, делая безумные покупки в магазинах, пожимая руки фанатам, много общаясь с ними... О чём вы, люди, сейчас не знаете, потому что у вас есть вся эта модная интернет-чушь, но на самом деле нам приходилось ездить и продавать наши пластинки, ходить по магазинам, пожимать руки фанатам и давать автографы… У нас было не так много торговых точек, так вот что привело нас туда: эта борьба, эта мотивация путешествовать, зная, что мы хотим большего. Там мы и создали нашу песню How High — прямо в дороге. — Это и стало вдохновением для фильма How High? — Ах да, позже все подметили, что мы много курим. Мы были как Чич и Чонг — они называли нас Чич и Чонг в мире рэпа… — Мы слышали, что ходят слухи о How High-2. Действительно ли стоит ждать этот фильм? — How High-2 реально находится в разработке. Я знаю, что вы, сволочи, слышите, как мы говорим это уже лет десять (смеется). Как-то моя мама подошла ко мне и сказала: «Молись о том, чего ты действительно хочешь». Я молился об этом и думаю, что Universal или, возможно, Focus купят наш фильм. Сейчас пишется сценарий, но мы пока немного не уверены в нем. Итак, вы знаете, как это происходит, существует и политический фактор — мы не буду делать и снимать это дерьмо, если оно не будет чертовски смешным. Я не хочу испортить отношение к нашему первому грёбанному фильму. Тогда мы оставим это лишь как легенду и сделаем что-нибудь новое. Но я не буду делать никакого банального дерьма, как они сделали это в одном проклятом фильме, я даже не буду его называть... — Прямо сейчас вы, ребята, находитесь в туре по горе Кушмор. Было ли это название вдохновлено обложкой High Times с участием Snoop Dogg, B-Real, Redman и Method Man в июньском выпуске 2014 года? — Абсо-е***но-лютно! Йоооооо! Я рад, что тоже являлся частью этого. Я помог собрать всех воедино. И, знаете, просто настала пора вновь собрать всех нас вместе. И с кем же лучше всего это делать, чем не с пионерами High Times, а? — Вы также являетесь почетным членом клана Wu-Tang. — Чёрт, самая безумный из всех участников — это RZA. Сидеть рядом с RZA всё равно, что разговаривать с кем-то из космоса, вообще не от мира сего. — И вы, очевидно, были важным членом Def Squad. — Я всё ещё важный член Def Squad. Это моя первая команда! — Над чем вы сейчас работаете? — Я выпускаю альбом Muddy Waters-2. Это то, чем я занят сейчас... Я возвращаю его к жизни, так как это второй альбом с таким названием... Я просто даю вам ощущение ритма 90-х. Знаешь, я люблю делать приятно нашему слуху и все такое… Никто не трахнет тебя в ухо так, как я могу трахнуть тебя в ухо своей музыкой. — Что ты думаешь об экстрактах и увлечении концентратами? — Это серьёзное дерьмо, чувак! Ты реально должен быть в этом чемпионом, чтобы заниматься этим весь день и ещё делать бизнес. Для меня это сложновато. Я пробовал курить их пару раз, прежде чем выйти на сцену. Я был на сцене и жёстко лажал, забывая текст. Но потом я заценил хороший чистый вакс из сативы, вот это реально кайф. Скажу честно, я бы не стал курить их регулярно, потому что сам процесс весьма долгий и сложный — сечёшь, о чём я? Сначала вы должны нагреть трубку, потом только аккуратно туда закинуть вакс, а затем тихонько курить... это немного усложняет процесс и требует времени. Я бы предпочел просто закрутить косяк и продолжать двигаться дальше. Это быстро! — Какую лучшую травку ты когда-либо курил? — Sour Diesel — один из моих любимых сортов, потому что он даёт мне хорошую мотивацию, он даёт мне силу и энергию. Мне нравится много работать: часто я нахожусь в студии, может быть, по 16 часов в день. Я прям некий студийный кролик, поэтому я не могу слишком много увлекаться индикой, особенно днём. Я не люблю быть вялым, мне нравится быть энергичным, мне нравится заниматься творчеством. А вот, например, с Blue Dream и некоторыми другими хорошими сативами вы будете иметь чистый разум и писать хорошие рифмы, при этом одновременно пылесосить, подметать и всё такое, писать рифмы… И это, как я считаю, круто! Это как кофеин — я не пью кофе и всё такое, поэтому я пользуюсь сативой. А потом, может быть, где-то ближе к ночи я съем хорошее мощное печенье или что-то в этом роде. Мне ещё нравится этот Gelato. Ох уж этот новый Gelato… Ооо, Господи… — Что нового вы узнали об индустрии каннабиса за все эти годы? — Что я здесь не ради денег. И тебе хорошо известно это… Я был на канале TMZ, и я уже забыл, кто у меня брал тогда интервью... Короче, они спрашивали меня и рассказывали о людях, которые преуспели в создании канна-ферм и инвестировали в них, и типа почему я ещё не сделал этого, почему я не заработал деньги на этом растении, которое я продвигаю уже так много лет? Во-первых, я в этом дерьме за благое дело, за знания и за то, чтобы действительно помогать людям. И об этом, кстати, я им тоже сказал! Они пытались надавить на меня, но я стоял на своем. Потом моя мама позвонила мне, и она такая: «Знаешь что? Мне нравится, как ты стоял на своем. Я знаю, что твоя чёрная задница курит ганжу все эти годы, и я пыталась заставить тебя бросить курить, но теперь я понимаю, о чём идет речь, из того интервью, что ты действительно серьёзно относишься к помощи этим людям. И они пытались достать тебя из твоей проклятой зоны комфорта, но ты оставался самим собой, ты молодец». И вот где я нахожусь — я хочу помогать людям. Я рад, что это помогает людям. Я рад, что людям нравится это растение, о котором мы говорим уже много лет. Я рад, что вы в High Times получаете знания и правильное понимание того, что это за растение, — и дело не только в развлечении. Я рад, что являюсь частью этого, и надеюсь, что вы поможете легализовать это растение во всех 50 штатах нашей страны. Давайте поможем вашему сообществу и давайте поможем вашему штату гровить, обучать этому людей и затем вкладывать эти деньги обратно в ваш штат. — Вы прямо великий посланник каннабиса, ведь ради этого растения, каждый раз когда вы выступаете, вы всегда выкладываетесь на все 100 процентов. — Даже на инвалидном кресле я всё равно буду вместе с High Times. К черту все... йес, сэр! Источник: High Times Перевод: Terpen Материал подготовлен при поддержке надёжного сидшопа RastaRasha Ещё почитать: Гранд-дама мира каннабиса Интервью с Cheech Marin Forbes: как актер Сет Роген развивает свой бренд марихуаны в США Просмотр полной Статья
  5. То, что упускают посторонние, проницательный (и, возможно, слегка покрасневший) глаз может найти повсюду. Число 420 есть на бонгах, футболках, нашивках и кофейных кружках. Это число можно найти повсюду, например, в программе «Субботний вечер» или в средствах массовой информации 20 апреля. Для многих стоунеров цифра 420 является путеводной звездой и вдохновением. По сути, для тех, кто осознает это, 420 — неотъемлемая часть их повседневной жизни. Сила 420 — весьма уникальна во многих отношениях, которые вдохновляют и культивируют идентичность людей, общность и даже их реальность. Трудно даже придумать другое числовое выражение для сравнения. 411 или 911? Счастливая 7? Демонические 666? ЛСД-25? Или даже бесконечное 3,1416?.. Хотя эти цифры и значительны, ни одно из этих чисел само по себе не охватывает и не отражает какое-либо сообщество людей в такой степени, как 420. Социология удивляет, когда она проливает новый свет на наше повседневное поведение и опыт. Все знают, что 420 — это особенное число. Наша цель — объяснить некоторые социологические причины особого статуса этого числа как общности всех курильщиков каннабиса. Изучение «Секретного кода» Большинство стоунеров сначала узнают о 420 от друзей из старшей школы или колледжа либо от братьев или сестёр. Один курильщик, например, узнал об этом от «хороших друзей в армии», которые «представили 4:20 вместо военного времени 1620». Другие объяснили, что они «стали частью «команды», набрав 420 очков, или узнали об этом, «делясь марихуаной с новыми друзьями» на рок-концертах. Один из первых уроков, усвоенных курильщиками, заключается в том, что, хотя значение 420 очевидно для инсайдеров как универсальный или международный символ марихуаны, это также их «секретный код» для того, чтобы пойти дунуть. Курильщики рассказывали комедийные истории, например, когда учитель средней школы спросил ученика, который час, и он ответил: «Четыре двадцать», вызвав смех одноклассников и недоумение своего учителя. Другие объяснили, что это позволяет им носить в школе вопиющие символы марихуаны (на шапках, рубашках, и т.п.), не сталкиваясь с негативными ситуациями. Третьи объяснили, что 420 как «секретный код» позволяет им безопасно и точно идентифицировать других, кто курит марихуану. Например, один курильщик объяснил: «Четыре-двадцать — это как тайный покупатель... хороший способ следить за теми, кто курит». СИЛА 420 Все это увлекательно для социолога, потому что секреты и юмор — очень эффективные средства для более тесной связи групп. Секреты создают социальную границу между посторонними и инсайдерами, заставляя инсайдеров чувствовать себя ближе друг к другу. Юмор, по крайней мере, для тех, кто в нём участвует, усиливает чувство расслабления и тепла. Вместе секреты и юмор культивируют близость, приверженность чему-либо и групповую солидарность. «ВРЕМЯ» 420 Курильщики объяснили, что 420 — это «время между днем и ночью, перерыв, хорошее время, чтобы расслабиться и пыхнуть». Другие говорили: «Если мы с друзьями когда-нибудь встаем в 4:20 утра, мы всегда празднуем тем, что курим бонг или косяк. Это просто оправданная причина, чтобы курнуть». Для новичков «420» мотивирует курение путем организации их времени. Новобранцы узнают, что 420 означает «время дунуть» и они так и делают. Например, курильщики объяснили, как они узнали, что 4:20 дня — это «лучшее время» для курильщиков, «счастливый час для курильщиков марихуаны», «лучшее время для курения» или «международное время курения». Один из них выразил общее мнение новичков: «Вы должны закурить в 4:20, если у вас есть трава». Курильщики объяснили, как они устанавливают свои будильники или как часы в целом служат напоминанием о том, что нужно курить в 4:20. Практически все курильщики согласились с тем, что для новичка 420 становится предлогом или поводом для курения. Это число является социологически значимым для них, поскольку является ключевым ингредиентом рецепта достижения их идентичности. Не обращая внимания на такую социологическую ценность этого числа, более опытные курильщики жаловались, что такое структурирование времени привело к «ритуальному использованию 420» или что «курение марихуаны превратилось в шутку» из за этого числа. Будь то новичок или опытный потребитель, почти все они согласны с тем, что 4:20 (PM или AM) это источник единства в сообществе курильщиков каннабиса. Это по-разному описывалось ими, как «время объединиться со всеми курильщиками», «клуб курильщиков» и способ «объединить потребителей каннабиса». Курильщики неоднократно заявляли, что «420» помогло создать общие узы между друзьями и однокурсниками. Они знают, что когда они поджигают травку в 4:20, тысячи, если не миллионы других людей делают то же самое по той же самой причине. Происхождение Большинство курильщиков марихуаны, вероятно, приняли бы как факт, что 420 родом из Сан-Рафаэла, Калифорния, где Стив Уолдо использовал выражение «420 Луи» в старшей школе. Уолдо использовал его как секретный код, чтобы напомнить друзьям о том, что нужно собраться для курения у статуи Луи Пастера. Однако независимо от того, знали ли об этом курильщики, с которыми мы разговаривали, они, как правило, не интересовались истинным происхождением 420. Один из них выразил типичную точку зрения: «Фактическое значение числа 420 или его происхождение кажется мне неважным по сравнению с ощущением нашей общности — это и есть истинное значение. Другой придерживался аналогичного мнения: «Большинство людей не хотят знать, откуда взялось 420, а скорее наслаждаются его культурным значением». Третий, рассмотрев ряд возможных теорий, объяснил: «Хотя некоторые из этих историй происхождения более правдоподобны, чем другие, все они показывают, насколько важно это число для сообщества марихуаны». Четвертый курильщик выразил общую мысль: «Я думаю, что наиболее достоверное значение 420 — это то, что вы его изучаете и знаете». Это очевидное противоречие стало более осмысленным, когда десятки обсуждаемых теорий, хотя часто неверные или недоказуемые, стали эквивалентны сто первому курсу культурной грамотности в отношении марихуаны. Как мне неоднократно говорили курильщики, обсуждение и споры важнее, чем открытие истины из-за лежащих в основе вещей, которым можно научиться. Курильщики узнают, например, о вызывающем отношении полиции к законам о каннабисе, а также о значении людей и вещей, таких как Джерри Гарсия и Grateful Dead, Чич и Чонг, Ямайка, Амстердам. Они служат предметом для многих глубоких философских и научных бесед. Курильщики сказали, что философские рассуждения Стоунера о происхождении были особенно значимы, когда они делили косяк или бонг друг с другом. Изучение, но не обязательно доказательство теорий происхождения даёт много важных уроков в культуре марихуаны. Другими словами, 420 служит хорошим, праздничным и часто юмористическим учителем для них. Наиболее распространенная теория происхождения, выдвигаемая курильщиками, заключается в том, что 420 — это был «полицейский кодекс Лос-Анджелеса, запрещающий курение марихуаны». Исследуя обоснованность этого утверждения, мы позвонили в полицейское управление Лос-Анджелеса и спросили, является ли 420 «настоящим» полицейским кодексом, запрещающим курение марихуаны. Отвечавший на вопросы офицер объяснил, что 420 в «штрафной книжке» относится к «предотвращению или препятствованию въезду или проходу через общественные земли». Затем я спросил, какой у них кодекс для «курения марихуаны». Они сказали, что номером Кодекса здоровья и безопасности Калифорнии для «любых наркотических средств», включая марихуану, является число 11350. Стив Уолдо, писавший в HIGH TIMES («4:20 и Grateful Dead», май 2001 г.), объяснил: «Хотя зачастую и ходят разные слухи, 420 не является полицейским кодексом для правоохранительных органов по борьбе с наркотиками. Обеспечение соблюдения законов о наркотиках в Калифорнии и Сан-Рафаэле является частью Кодекса здоровья и безопасности штата, в котором все разделы имеют пяти- и шестизначные числа, иногда разделенные десятичной точкой. Деятельность и нарушения, связанные с марихуаной, приходятся на число 11350». Теория происхождения полицейского кодекса, хотя и ложная, обращает внимание на тот факт, что марихуана является незаконным веществом, указывая на центральное ценностное различие между тем, что является законом, и тем, что ценится курильщиками марихуаны. Принять кодекс полиции как символ курения — значит научиться противостоять законам, запрещающим курение. Привлечь внимание к Калифорнии — значит узнать о штате, который является лидером в борьбе за легализацию использования марихуаны в медицинских целях. Вторая теория происхождения заключается в том, что 420 ссылается на ТГК (дельта-9-тетрагидроканнабинол) как на «количество химических веществ в ТГК», «количество молекул в марихуане» или «количество элементов в растении марихуаны». Скептически относясь к этим заявлениям о биохимии, мы запросили оценку у Питера Вебстера, редактора и обозревателя Международного журнала лекарственной политики, который ответил на наш вопрос следующим образом: «ТГК, или основной активный ингредиент каннабиса, представляет собой единое химическое соединение. Однако в каннабисе есть много других тесно связанных, но менее психоактивных химических веществ, некоторые из которых могут быть более важными в медицинских целях. Однако каждый из них является отдельным химическим веществом, поскольку его молекулярная структура уникальна. Опять же, ТГК — это лишь одно из химических веществ. Марихуана содержит, возможно, много тысяч различных молекулярных объектов, от пары сотен каннабиноидов, таких как ТГК, до хлорофилла — жиры и волокна, такие как лигнин и целлюлоза, сахара, ферменты и широкий спектр других органических химикатов. Есть ряд элементов: углерод, водород, кислород, азот, сера, хлор, натрий, калий, железо, магний, фосфор... фактически, большинство элементов первой части таблицы Менделеева и, возможно, даже следы тяжелых металлов — то есть всё, что есть в среде, в которой растет каннабис». В другом объяснении говорится, что 420 произошли от «даты, когда Хайле Селассие впервые посетил Ямайку». Покойный эфиопский император, почитаемый растафарианцами, как символ возрождения чёрного правления в Африке, посетил Ямайку на три дня в апреле 1966 года, но прибыл туда 21 числа. Таким образом, эта теория происхождения помогает курильщикам узнать о важности Амстердама — города, который терпимо относится к употреблению «лёгких наркотиков» и где марихуану можно свободно курить в кофейнях. Курильщики также утверждали, что 420 произошли от первого зарегистрированного употребления марихуаны. Изучая это утверждение, мы обнаружили, что 2737 год до нашей эры часто упоминается в академических текстах как самое раннее свидетельство об употреблении марихуаны. Однако Эрих Гуд (в «Наркотиках в американском обществе», 5-е изд.) сообщает нам, что «не существует определенной даты самого раннего зарегистрированного употребления марихуаны, хотя описания употребления каннабиса можно найти в древних текстах из Китая, Индии, Персии, Ассирии, Египта, Греции и Рима. Например, марихуана упоминается как «целебная трава» в «Классике Божественного земледельца из Materia Medica» примерно в первом или втором веке нашей эры. В 650 году до нашей эры употребление каннабиса упоминается в Персии и Ассирии. В 400 году до нашей эры употребление каннабиса упоминается в Риме». Возможно, самая креативная, но сомнительная теория времени состоит в том, что 420 возникло из положения «болтающегося косяка» во рту ямайца, выходящего с работы. Положение косяка напоминало стрелку аналоговых часов, указывающих на 4:20. Последнее, но не исчерпывающее объяснение состоит в том, что 420 произошли от дня рождения Адольфа Гитлера. Один курильщик объяснил: «Гитлер представляет собой резко противоположный контраст всего, за что выступает сообщество курильщиков марихуаны». Невозможно доказать, что эта теория верна, как и вышеприведенные теории, но все же имеет прямую ссылку на 420. И хотя Гитлер на самом деле родился 20 апреля 1889 года, нет никаких доказательств того, что 420 произошли именно от этой даты. Изучая теорию Гитлера, курильщики узнают о ценности ямайской марихуаны, а также о мирном, непринужденном духе среди курильщиков. Что наиболее важно, так это не определение истинного происхождения 420, а, скорее, участие в беседах и спорах, наполненных интересными историями для курильщиков каннабиса. Поскольку эти теории происхождения либо ошибочны, либо недоказуемы, они обеспечивают непрерывный диалог в компании стоунеров. Ценность историй происхождения 420 аналогичны пересказу историй в дружной семье. Истории — правдивые, ложные или приукрашенные — лишь укрепляют чувство принадлежности, идентичности и ценностей в семье потребителей каннабиса, сближая их. Даже если мы подозреваем, что тетя Люся или дядя Женя говорят неправду, это не мешает нам наслаждаться их старыми историями. Сам пересказ становится неким заветным ритуалом и средством передачи того, что ценится и важно для стоунеров. Праздник для смоукеров 20 апреля, а именно в 16:20 — это «праздник всех потребителей каннабиса», который также по-разному описывается как «Новый год для хиппи», «национальное время для курения», «национальный день курения каннабиса», или просто «праздник». «День признательности за травку», «праздничная смоук-сессия» или «день, посвящённый каннабису». Один заядлый курильщик сообщил: «У каждой группы или сообщества есть свои праздники, и курильщики марихуаны не исключение. 20 апреля — день поклонения этому растению, который отмечают курильщики по всему миру». Другой сказал: «Приятно знать, что сотни, даже тысяч других людей поджигают косяк вместе со мной 20 апреля. Речь идет о сообществе курильщиков каннабиса». «Потребители каннабиса — как братья и сестры, связаны более тесно, чем любая другая ассоциация». Другой курильщик выразил предвкушение и радость праздника: «В 16:19 все внезапно затихли, и начался обратный отсчет. Когда время показало 4:20, это было похоже на Новый год. Все аплодировали и кричали, прыгали, обнимались и, конечно же, курили. Это действительно было невероятно. Я чувствовал себя связанным не только с людьми вокруг меня, но и всем остальными в мире, кто делал то же самое в этот самый момент». Празднование 420 дает курильщикам ощущение всемирного сообщества, но также укрепляет старые дружеские отношения или помогает завести новых друзей. Друзья путешествуют на большие расстояния, даже по стране, чтобы вместе повеселиться. В результате дружба обновляется или «становится сильнее, чем когда-либо». А люди, которые могли бы быть незнакомцами в других условиях, связаны общей преданностью марихуане. Ещё один курильщик объяснил: «Это время, когда вы можете подходить к людям, которых вы на самом деле не знаете, и вместе с ними курить травку. Вы заводите дружбу с людьми из-за вашей общей идеи и преданности растению, именно 20 апреля в 16:20». Ощущение всемирной «причастности» и дружба, завязанная во время празднования 420, во многом объясняется тем, что 20 апреля является общественным форумом для борьбы за легализацию. Курильщик объяснил: «Это проявление солидарности: все курильщики марихуаны собираются вместе, чтобы покурить, а полиция совершенно бессильна и не может что-либо с этим поделать». Один из курильщиков, разделяя мнение других, сказал, что «4/20 в 4:20 — время собраться вместе, поделиться своим стилем жизни с другими, которые чувствуют то же самое, собраться вместе и стать сильными и гордыми за каннабис». В целях эффективного сдерживания массовых беспорядков полиция и университетские власти обычно терпят короткие и редко опасные ежегодные публичные заявления курильщиков марихуаны. Один курильщик сказал, что не только 4/20 — время гордиться марихуаной, но и что «это день терпимости, и власти позволяют нам повеселиться и покурить травку». Другой с гордым лицом сказал: «Произносится как «четыре двадцать», это день неисполнения полицией законов о наркотиках в определенных областях, и день празднования ритуала, который пережил тысячелетия!.. Курить травку на публике и не бояться быть пойманным — одно из самых великолепных чувств». Опыт такого праздника дает курильщикам надежду и вдохновение — или видение — будущего, когда они будут освобождены от репрессивных законов о каннабисе. 420 В общем, окончательное социологическое удивление или очарование 420 заключается в том, что одно это выражение обладает уникальной и мощной способностью культивировать, поддерживать и укреплять идентичность, общность, солидарность и реальность курильщика марихуаны. Статья была опубликована в журнале High Times 1 мая 2003 года. Автор текста — Карен Беттез Халнон, доктор философии, доцент социологии в Государственном университете Пенсильвании, занимается исследованиями в области девиантности, популярной культуры и шоковых СМИ (от шок-метала, рока и рэпа до профессионального рестлинга и телевидения). Источник: High Times Перевел: @Terpen Еще почитать: История возникновения 420 10 лучших праздников 420 со всего мира Ретроспектива High Times: Интервью с Уильямом Берроузом от 1979 года Легенды High Times: Эд Розенталь Страх и ненависть в канна-движении: Хантер С. Томпсон
  6. Любители каннабиса, как и члены других сплоченных групп, говорят на своем собственном сленге. И часто люди, не употребляющие каннабис, попросту не понимают, о чём же идёт речь, когда слышат все эти странные nugs, dank, wake'n'bake, blunt, , Rastafarian, палыч, шиха, косой, дудка и т.д. Зачастую посторонние до сих пор не обращают внимания на самое особенное словосочетание «Четыре двадцать». То, что упускают посторонние, проницательный (и, возможно, слегка покрасневший) глаз может найти повсюду. Число 420 есть на бонгах, футболках, нашивках и кофейных кружках. Это число можно найти повсюду, например, в программе «Субботний вечер» или в средствах массовой информации 20 апреля. Для многих стоунеров цифра 420 является путеводной звездой и вдохновением. По сути, для тех, кто осознает это, 420 — неотъемлемая часть их повседневной жизни. Сила 420 — весьма уникальна во многих отношениях, которые вдохновляют и культивируют идентичность людей, общность и даже их реальность. Трудно даже придумать другое числовое выражение для сравнения. 411 или 911? Счастливая 7? Демонические 666? ЛСД-25? Или даже бесконечное 3,1416?.. Хотя эти цифры и значительны, ни одно из этих чисел само по себе не охватывает и не отражает какое-либо сообщество людей в такой степени, как 420. Социология удивляет, когда она проливает новый свет на наше повседневное поведение и опыт. Все знают, что 420 — это особенное число. Наша цель — объяснить некоторые социологические причины особого статуса этого числа как общности всех курильщиков каннабиса. Изучение «Секретного кода» Большинство стоунеров сначала узнают о 420 от друзей из старшей школы или колледжа либо от братьев или сестёр. Один курильщик, например, узнал об этом от «хороших друзей в армии», которые «представили 4:20 вместо военного времени 1620». Другие объяснили, что они «стали частью «команды», набрав 420 очков, или узнали об этом, «делясь марихуаной с новыми друзьями» на рок-концертах. Один из первых уроков, усвоенных курильщиками, заключается в том, что, хотя значение 420 очевидно для инсайдеров как универсальный или международный символ марихуаны, это также их «секретный код» для того, чтобы пойти дунуть. Курильщики рассказывали комедийные истории, например, когда учитель средней школы спросил ученика, который час, и он ответил: «Четыре двадцать», вызвав смех одноклассников и недоумение своего учителя. Другие объяснили, что это позволяет им носить в школе вопиющие символы марихуаны (на шапках, рубашках, и т.п.), не сталкиваясь с негативными ситуациями. Третьи объяснили, что 420 как «секретный код» позволяет им безопасно и точно идентифицировать других, кто курит марихуану. Например, один курильщик объяснил: «Четыре-двадцать — это как тайный покупатель... хороший способ следить за теми, кто курит». СИЛА 420 Все это увлекательно для социолога, потому что секреты и юмор — очень эффективные средства для более тесной связи групп. Секреты создают социальную границу между посторонними и инсайдерами, заставляя инсайдеров чувствовать себя ближе друг к другу. Юмор, по крайней мере, для тех, кто в нём участвует, усиливает чувство расслабления и тепла. Вместе секреты и юмор культивируют близость, приверженность чему-либо и групповую солидарность. «ВРЕМЯ» 420 Курильщики объяснили, что 420 — это «время между днем и ночью, перерыв, хорошее время, чтобы расслабиться и пыхнуть». Другие говорили: «Если мы с друзьями когда-нибудь встаем в 4:20 утра, мы всегда празднуем тем, что курим бонг или косяк. Это просто оправданная причина, чтобы курнуть». Для новичков «420» мотивирует курение путем организации их времени. Новобранцы узнают, что 420 означает «время дунуть» и они так и делают. Например, курильщики объяснили, как они узнали, что 4:20 дня — это «лучшее время» для курильщиков, «счастливый час для курильщиков марихуаны», «лучшее время для курения» или «международное время курения». Один из них выразил общее мнение новичков: «Вы должны закурить в 4:20, если у вас есть трава». Курильщики объяснили, как они устанавливают свои будильники или как часы в целом служат напоминанием о том, что нужно курить в 4:20. Практически все курильщики согласились с тем, что для новичка 420 становится предлогом или поводом для курения. Это число является социологически значимым для них, поскольку является ключевым ингредиентом рецепта достижения их идентичности. Не обращая внимания на такую социологическую ценность этого числа, более опытные курильщики жаловались, что такое структурирование времени привело к «ритуальному использованию 420» или что «курение марихуаны превратилось в шутку» из за этого числа. Будь то новичок или опытный потребитель, почти все они согласны с тем, что 4:20 (PM или AM) это источник единства в сообществе курильщиков каннабиса. Это по-разному описывалось ими, как «время объединиться со всеми курильщиками», «клуб курильщиков» и способ «объединить потребителей каннабиса». Курильщики неоднократно заявляли, что «420» помогло создать общие узы между друзьями и однокурсниками. Они знают, что когда они поджигают травку в 4:20, тысячи, если не миллионы других людей делают то же самое по той же самой причине. Происхождение Большинство курильщиков марихуаны, вероятно, приняли бы как факт, что 420 родом из Сан-Рафаэла, Калифорния, где Стив Уолдо использовал выражение «420 Луи» в старшей школе. Уолдо использовал его как секретный код, чтобы напомнить друзьям о том, что нужно собраться для курения у статуи Луи Пастера. Однако независимо от того, знали ли об этом курильщики, с которыми мы разговаривали, они, как правило, не интересовались истинным происхождением 420. Один из них выразил типичную точку зрения: «Фактическое значение числа 420 или его происхождение кажется мне неважным по сравнению с ощущением нашей общности — это и есть истинное значение. Другой придерживался аналогичного мнения: «Большинство людей не хотят знать, откуда взялось 420, а скорее наслаждаются его культурным значением». Третий, рассмотрев ряд возможных теорий, объяснил: «Хотя некоторые из этих историй происхождения более правдоподобны, чем другие, все они показывают, насколько важно это число для сообщества марихуаны». Четвертый курильщик выразил общую мысль: «Я думаю, что наиболее достоверное значение 420 — это то, что вы его изучаете и знаете». Это очевидное противоречие стало более осмысленным, когда десятки обсуждаемых теорий, хотя часто неверные или недоказуемые, стали эквивалентны сто первому курсу культурной грамотности в отношении марихуаны. Как мне неоднократно говорили курильщики, обсуждение и споры важнее, чем открытие истины из-за лежащих в основе вещей, которым можно научиться. Курильщики узнают, например, о вызывающем отношении полиции к законам о каннабисе, а также о значении людей и вещей, таких как Джерри Гарсия и Grateful Dead, Чич и Чонг, Ямайка, Амстердам. Они служат предметом для многих глубоких философских и научных бесед. Курильщики сказали, что философские рассуждения Стоунера о происхождении были особенно значимы, когда они делили косяк или бонг друг с другом. Изучение, но не обязательно доказательство теорий происхождения даёт много важных уроков в культуре марихуаны. Другими словами, 420 служит хорошим, праздничным и часто юмористическим учителем для них. Наиболее распространенная теория происхождения, выдвигаемая курильщиками, заключается в том, что 420 — это был «полицейский кодекс Лос-Анджелеса, запрещающий курение марихуаны». Исследуя обоснованность этого утверждения, мы позвонили в полицейское управление Лос-Анджелеса и спросили, является ли 420 «настоящим» полицейским кодексом, запрещающим курение марихуаны. Отвечавший на вопросы офицер объяснил, что 420 в «штрафной книжке» относится к «предотвращению или препятствованию въезду или проходу через общественные земли». Затем я спросил, какой у них кодекс для «курения марихуаны». Они сказали, что номером Кодекса здоровья и безопасности Калифорнии для «любых наркотических средств», включая марихуану, является число 11350. Стив Уолдо, писавший в HIGH TIMES («4:20 и Grateful Dead», май 2001 г.), объяснил: «Хотя зачастую и ходят разные слухи, 420 не является полицейским кодексом для правоохранительных органов по борьбе с наркотиками. Обеспечение соблюдения законов о наркотиках в Калифорнии и Сан-Рафаэле является частью Кодекса здоровья и безопасности штата, в котором все разделы имеют пяти- и шестизначные числа, иногда разделенные десятичной точкой. Деятельность и нарушения, связанные с марихуаной, приходятся на число 11350». Теория происхождения полицейского кодекса, хотя и ложная, обращает внимание на тот факт, что марихуана является незаконным веществом, указывая на центральное ценностное различие между тем, что является законом, и тем, что ценится курильщиками марихуаны. Принять кодекс полиции как символ курения — значит научиться противостоять законам, запрещающим курение. Привлечь внимание к Калифорнии — значит узнать о штате, который является лидером в борьбе за легализацию использования марихуаны в медицинских целях. Вторая теория происхождения заключается в том, что 420 ссылается на ТГК (дельта-9-тетрагидроканнабинол) как на «количество химических веществ в ТГК», «количество молекул в марихуане» или «количество элементов в растении марихуаны». Скептически относясь к этим заявлениям о биохимии, мы запросили оценку у Питера Вебстера, редактора и обозревателя Международного журнала лекарственной политики, который ответил на наш вопрос следующим образом: «ТГК, или основной активный ингредиент каннабиса, представляет собой единое химическое соединение. Однако в каннабисе есть много других тесно связанных, но менее психоактивных химических веществ, некоторые из которых могут быть более важными в медицинских целях. Однако каждый из них является отдельным химическим веществом, поскольку его молекулярная структура уникальна. Опять же, ТГК — это лишь одно из химических веществ. Марихуана содержит, возможно, много тысяч различных молекулярных объектов, от пары сотен каннабиноидов, таких как ТГК, до хлорофилла — жиры и волокна, такие как лигнин и целлюлоза, сахара, ферменты и широкий спектр других органических химикатов. Есть ряд элементов: углерод, водород, кислород, азот, сера, хлор, натрий, калий, железо, магний, фосфор... фактически, большинство элементов первой части таблицы Менделеева и, возможно, даже следы тяжелых металлов — то есть всё, что есть в среде, в которой растет каннабис». В другом объяснении говорится, что 420 произошли от «даты, когда Хайле Селассие впервые посетил Ямайку». Покойный эфиопский император, почитаемый растафарианцами, как символ возрождения чёрного правления в Африке, посетил Ямайку на три дня в апреле 1966 года, но прибыл туда 21 числа. Таким образом, эта теория происхождения помогает курильщикам узнать о важности Амстердама — города, который терпимо относится к употреблению «лёгких наркотиков» и где марихуану можно свободно курить в кофейнях. Курильщики также утверждали, что 420 произошли от первого зарегистрированного употребления марихуаны. Изучая это утверждение, мы обнаружили, что 2737 год до нашей эры часто упоминается в академических текстах как самое раннее свидетельство об употреблении марихуаны. Однако Эрих Гуд (в «Наркотиках в американском обществе», 5-е изд.) сообщает нам, что «не существует определенной даты самого раннего зарегистрированного употребления марихуаны, хотя описания употребления каннабиса можно найти в древних текстах из Китая, Индии, Персии, Ассирии, Египта, Греции и Рима. Например, марихуана упоминается как «целебная трава» в «Классике Божественного земледельца из Materia Medica» примерно в первом или втором веке нашей эры. В 650 году до нашей эры употребление каннабиса упоминается в Персии и Ассирии. В 400 году до нашей эры употребление каннабиса упоминается в Риме». Возможно, самая креативная, но сомнительная теория времени состоит в том, что 420 возникло из положения «болтающегося косяка» во рту ямайца, выходящего с работы. Положение косяка напоминало стрелку аналоговых часов, указывающих на 4:20. Последнее, но не исчерпывающее объяснение состоит в том, что 420 произошли от дня рождения Адольфа Гитлера. Один курильщик объяснил: «Гитлер представляет собой резко противоположный контраст всего, за что выступает сообщество курильщиков марихуаны». Невозможно доказать, что эта теория верна, как и вышеприведенные теории, но все же имеет прямую ссылку на 420. И хотя Гитлер на самом деле родился 20 апреля 1889 года, нет никаких доказательств того, что 420 произошли именно от этой даты. Изучая теорию Гитлера, курильщики узнают о ценности ямайской марихуаны, а также о мирном, непринужденном духе среди курильщиков. Что наиболее важно, так это не определение истинного происхождения 420, а, скорее, участие в беседах и спорах, наполненных интересными историями для курильщиков каннабиса. Поскольку эти теории происхождения либо ошибочны, либо недоказуемы, они обеспечивают непрерывный диалог в компании стоунеров. Ценность историй происхождения 420 аналогичны пересказу историй в дружной семье. Истории — правдивые, ложные или приукрашенные — лишь укрепляют чувство принадлежности, идентичности и ценностей в семье потребителей каннабиса, сближая их. Даже если мы подозреваем, что тетя Люся или дядя Женя говорят неправду, это не мешает нам наслаждаться их старыми историями. Сам пересказ становится неким заветным ритуалом и средством передачи того, что ценится и важно для стоунеров. Праздник для смоукеров 20 апреля, а именно в 16:20 — это «праздник всех потребителей каннабиса», который также по-разному описывается как «Новый год для хиппи», «национальное время для курения», «национальный день курения каннабиса», или просто «праздник». «День признательности за травку», «праздничная смоук-сессия» или «день, посвящённый каннабису». Один заядлый курильщик сообщил: «У каждой группы или сообщества есть свои праздники, и курильщики марихуаны не исключение. 20 апреля — день поклонения этому растению, который отмечают курильщики по всему миру». Другой сказал: «Приятно знать, что сотни, даже тысяч других людей поджигают косяк вместе со мной 20 апреля. Речь идет о сообществе курильщиков каннабиса». «Потребители каннабиса — как братья и сестры, связаны более тесно, чем любая другая ассоциация». Другой курильщик выразил предвкушение и радость праздника: «В 16:19 все внезапно затихли, и начался обратный отсчет. Когда время показало 4:20, это было похоже на Новый год. Все аплодировали и кричали, прыгали, обнимались и, конечно же, курили. Это действительно было невероятно. Я чувствовал себя связанным не только с людьми вокруг меня, но и всем остальными в мире, кто делал то же самое в этот самый момент». Празднование 420 дает курильщикам ощущение всемирного сообщества, но также укрепляет старые дружеские отношения или помогает завести новых друзей. Друзья путешествуют на большие расстояния, даже по стране, чтобы вместе повеселиться. В результате дружба обновляется или «становится сильнее, чем когда-либо». А люди, которые могли бы быть незнакомцами в других условиях, связаны общей преданностью марихуане. Ещё один курильщик объяснил: «Это время, когда вы можете подходить к людям, которых вы на самом деле не знаете, и вместе с ними курить травку. Вы заводите дружбу с людьми из-за вашей общей идеи и преданности растению, именно 20 апреля в 16:20». Ощущение всемирной «причастности» и дружба, завязанная во время празднования 420, во многом объясняется тем, что 20 апреля является общественным форумом для борьбы за легализацию. Курильщик объяснил: «Это проявление солидарности: все курильщики марихуаны собираются вместе, чтобы покурить, а полиция совершенно бессильна и не может что-либо с этим поделать». Один из курильщиков, разделяя мнение других, сказал, что «4/20 в 4:20 — время собраться вместе, поделиться своим стилем жизни с другими, которые чувствуют то же самое, собраться вместе и стать сильными и гордыми за каннабис». В целях эффективного сдерживания массовых беспорядков полиция и университетские власти обычно терпят короткие и редко опасные ежегодные публичные заявления курильщиков марихуаны. Один курильщик сказал, что не только 4/20 — время гордиться марихуаной, но и что «это день терпимости, и власти позволяют нам повеселиться и покурить травку». Другой с гордым лицом сказал: «Произносится как «четыре двадцать», это день неисполнения полицией законов о наркотиках в определенных областях, и день празднования ритуала, который пережил тысячелетия!.. Курить травку на публике и не бояться быть пойманным — одно из самых великолепных чувств». Опыт такого праздника дает курильщикам надежду и вдохновение — или видение — будущего, когда они будут освобождены от репрессивных законов о каннабисе. 420 В общем, окончательное социологическое удивление или очарование 420 заключается в том, что одно это выражение обладает уникальной и мощной способностью культивировать, поддерживать и укреплять идентичность, общность, солидарность и реальность курильщика марихуаны. Статья была опубликована в журнале High Times 1 мая 2003 года. Автор текста — Карен Беттез Халнон, доктор философии, доцент социологии в Государственном университете Пенсильвании, занимается исследованиями в области девиантности, популярной культуры и шоковых СМИ (от шок-метала, рока и рэпа до профессионального рестлинга и телевидения). Источник: High Times Перевел: @Terpen Еще почитать: История возникновения 420 10 лучших праздников 420 со всего мира Ретроспектива High Times: Интервью с Уильямом Берроузом от 1979 года Легенды High Times: Эд Розенталь Страх и ненависть в канна-движении: Хантер С. Томпсон Просмотр полной Статья
  7. Хантер С. Томпсон был одним из первых и значимых сторонников «Национальной организации по реформе законов о марихуане» (NORML) в США. Основатель этой организации — Кейт Строуп — вспоминает, каково это было: работать и веселиться с королём гонзо-журналистики, которого он называл Доком. Их более чем 30-летняя дружба началась с совместного дела и закончилась пулей, которой Томпсон покончил с собой, и описана в одной из самых ярких глав в книге Кейта It's NORML to Smoke Pot: The 40 Year Fight for Marijuana Smokers' Rights. Что случилось, Док? Когда я впервые встретил Дока, он курил косяк под трибуной на Национальном съезде Демократической партии в 1972 году в Майами. Это была ночь открытия конгресса, и я сидел на трибунах и слушал эти выступления, когда совершенно внезапно — и безошибочно, кстати — почувствовал запах марихуаны и понял, что он идёт откуда-то снизу. Я заглянул под трибуны и увидел довольно крупного парня, курившего огромный, жирный косяк. Он пытался быть осторожным, но у него это не получилось. Я видел, как он прячется в тени — высокий, долговязый, с длинными руками и выглядящий до ужаса мне знакомым. Господи Иисусе, тогда я понял: это же Хантер Томпсон! К черту лишние слова. Я быстро пробрался под трибуны и попытался подкатить как можно вежливее. — Ха-э-э… какого хрена?!! Кто ты? — сказал он. — Привет, Хантер. Я Кейт Строуп из Национальной организации по реформе законов о марихуане. Мы — новое лобби всех курильщиков. — Ой. Ах, да! Да уж! Вот так встреча... — он протянул мне косяк. — Ты хочешь немного? Мы приговорили этот косяк и начали нашу с ним дружбу, которая продлилась 33 года. Кажется, я припоминаю некоторое признание со стороны Хантера. Возможно, я отправил ему письмо ещё до того, как мы встретились, с предложением присоединиться к нашему NORML. Так что Док, возможно, реально знал, кто я такой, когда я подошёл к нему под трибуной в Майами, хотя… я в этом сомневаюсь. Но я-то точно знал, кем был он... Как и любой другой молодой стоунер из Америки, я читал «Страх и ненависть в Лас-Вегасе», поскольку я увидел его восемью месяцами ранее в Rolling Stone. Хантер вскоре добился большой известности, даже настолько большой, что можно было вообще не оглядываться назад. Следующим летом, в 1973 году, эта «Вегасская книга» (Vegas book) — так он иногда называл свою авторскую работу — была выпущена с необычайным успехом, и Док Томпсон проложил себе путь в мир писателей ХХ века. Но в ту ночь, когда я встретил Томпсона, его звезда ещё только восходила. Уже имея свою массовую аудиторию — а в будущем его ждала известность и на периферии — он работал над своей следующей книгой, Fear and Loathing on the Campaign Trail '72, общаясь с менеджерами кампаний, стратегами, планировщиками и всеми кандидатами, обращаясь к тем людям, которых он прежде никогда не видел. Док, как и я, называл себя «политическим наркоманом», и это было некой основой нашей долгой дружбы, а также взаимного пристрастия к разным наркотикам. За эти годы я провёл много ночей, сидя на корточках на кухне в его доме в Вуди-Крик, штат Колорадо, а сам он был «убит» шишками под завязку, упоровшись при этом ещё и кокаином. И вот под всем, чем можно, он был ещё и слишком пьян, чтобы водить машину, но при этом всегда готов к разговорам о политике. Во время одного из моих первых визитов в Аспен, в середине 1970-х, Хантер и его жена Сэнди пригласили меня присоединиться к ним и поехать с ними на свадьбу к певцу Джимми Баффету. Она проходила в доме Гленна Фрея, вокалиста группы Eagles и по совместительству — соседа самого Баффета. Хантер и Сэнди тогда заехали за мной в отель «Джером», и мы втроем съели кислоту, чтобы максимально заценить ту свадьбу. Я могу вспомнить, как приехал тогда в красивый дом, где Баффет и его будущая жена Джейн выглядели как две настоящие знаменитости Аспена, а Eagles, кстати, выступали после свадьбы, прямо на балконе. Это был поистине уникальный и замечательный день, но я уже смирился с тем, что был просто в невменяемом состоянии и не очень хорошо помню все детали. Хантер на борту Уже в 1976 и 1977 годах Хантер был весомым игроком на всех конференциях NORML, которые мы всегда проводили в отеле Hyatt Regency на Капитолийском холме. Один год он был в группе, куда входили Кристи Хефнер из Playboy, Крейг Копетас из Fligh Times и я. Я не помню точных подробностей, но судя по фотографиям мы, похоже, тогда получали нереальное удовольствие. В то время мы были сосредоточены на прогрессе, которого мы и добивались, поскольку всё больше и больше штатов приближались к подножью декриминализации, и мы искренне чувствовали и верили в то, что мы подступаем к тому дню, когда марихуана наконец будет легализована! Когда подошла очередь Хантера, чтобы выступить, он встал на трибуну и прокричал: «Я не знаю, чему все вы так радуетесь! Мне даже кажется, что вы празднуете! Как можно быть сейчас в таком хорошем настроении, когда я даже не могу найти тут травки, чтобы курнуть?! Что, черт возьми, здесь происходит?!» Конечно, он так работал с толпой — я заходил к нему накануне вечером, и у Хантера было при себе намного больше наркотиков, чем он мог бы употребить сам (а это о чем-то говорит!). Тем не менее, он продолжил: «Весь прогресс, о котором вы говорите, не стоит ни гроша, если любители курить марихуану попросту не могут нигде взять хорошую марихуану! Какого хрена вы, ребята, празднуете-то, а?» Многие из той аудитории начали просто кидать в него косяками, тем самым давая понять Хантеру, что они всегда бы «прикрыли его зад» на тот случай, если ему действительно понадобится ещё больше травы. Но цель, которую преследовал Хантер — так мог только он, — заключалась в том, что пока курильщиков продолжают арестовывать, а марихуана находится вне закона, праздновать такие маленькие победы в нескольких штатах преждевременно и просто бессмысленно. Позднее и история доказала его правоту: более 35 лет спустя мы всё ещё боремся с запретом на каннабис. На сегодняшний день уже более 850 000 американцев были арестованы по обвинениям, которые связанны с каннабисом! Просто представьте себе, и ведь это только в прошлом году — кстати, это самый высокий показатель за все время! В течение второго года Хантер, похоже, так и не выходил из своего образа во время абсолютно всех конференций. У него была особая комната для круглосуточных вечеринок, и каждый раз, когда я заходил к нему, к этому моменту уже около дюжины участников конференции проводили там время, накуривая до бессознательного состояния нашего гонзо-журналиста. И, конечно же, Хантер сыграл свою привычную роль в полной мере, в том числе он кидал тележки для обслуживания номеров об стену, тем самым он нанёс своему номеру ущерб примерно на 1000 долларов — конечно, это были не такие уж серьёзные, но всё же относительно дорогие выходки... Однажды, когда я был наедине с Хантером, я почувствовал необходимость более ответственно относиться к деньгам нашей организации, и я высказал ему всё, что думал о тех выходках и нанесённом гостинице ущербе, за который я платил два года подряд, а затем спросил, может ли он быть хотя бы немного поосторожнее. Следует отметить, что Хантер никогда не просил плату за участие в каком-либо мероприятии NORML. Иногда мы платили за его авиабилеты или, например, номер в отеле, но точно никогда не платили за его участие. Чувствуя свое доминирование в наших с ним отношениях, Хантер улыбнулся и сказал: «Что ж, Кейт, если ты думаешь, что я этого не достоин, то мне не обязательно и приходить…» Я сразу рассмеялся и сказал: «Неважно, Док. Давайте просто оставим всё как есть». А ведь он был прав: какие бы расходы мы ни понесли из-за его злоупотреблений в номере отеля, посещаемость наших конференций иногда увеличивалась на все 50 процентов — примерно с 300 до 450 человек — когда распространялся слух о том, что Хантер будет произносить там речь. И он всегда был доступным почти круглосуточно для тех, кто хотел с ним встретиться. Он на самом деле делал всё для того, чтобы другие могли просто побыть с ним вместе под кайфом! Люди привозили самую лучшую травку со всей страны, чтобы поделиться ею с самим Хантером Томпсоном! Скалистая высокая гора Долгое время одной самых любимых вещей в моей жизни было найти любой предлог, чтобы посетить Аспен и провести там пару ночей с Хантером. Аспен — это прекрасный город с отличными ресторанами, фантастическим катанием на лыжах и множеством интересных людей. Это то самое место, где сложно не получить удовольствие, вне зависимости от времени года. Но основной причиной моего визита была возможность хорошенько подзарядиться поздней ночью на ферме Owl Farm. Вечер для Хантера всегда был особенным событием. Он сидел на кухне, за барной стойкой, которую он использовал в качестве своего стола и оперативной базы, с пишущей машинкой и факсом в пределах лёгкой досягаемости, а также с пультом дистанционного управления, свисающим с потолка на шнурке (так что он всегда мог найти его даже в самых хаотичных обстоятельствах), от своего телевизора, кстати, с самым большим экраном, доступным в то время. И буквально десятки — возможно, сотни — заметок, факсов, писем и разных изображений, большинство из которых были каракулями Хантера, которые либо редактировали исходный текст, либо комментировали то, что сказал кто-то другой. Всё это, как и многие другие объекты его творчества, крепилось скотчем, кнопками или скрепками на стены, холодильник, кухонные шкафы и всевозможные абажуры. Это было привычным для меня зрелищем, в которое мне всегда нравилось возвращаться, что-то вроде своей зоны комфорта, хотя и вдали от дома. Когда вы были гостем Хантера, он предлагал вам кухонный стул рядом с ним, а если были другие гости, то они сидели на диване напротив телевизора по другую сторону барной стойки. Телевидение было важно для Хантера, потому что он всю жизнь был фанатом спорта и любил делать ставки — не только на результат футбольного матча, но и на каждый его ход. Он часто брал трубку и звонил другу, даже посреди ночи, чтобы узнать, не хочет ли тот сделать ставку на следующую игру. Вы могли быть запросто вовлечены в разговор с Хантером, когда он, например, внезапно отправлял по факсу записку другу, с которым он вёл вообще другой диалог, и с особым всплеском озарения, которое, как он чувствовал, могло продвинуть его в нужном направлении, в котором он и хотел двигаться сам. Время от времени он рассказывал о том, что делал — особенно если это выходило за рамки допустимого. Во всех других случаях у него было по два или три разговора одновременно: один с вами лично, другой с получателем факса и, может быть, ещё и третий — по телефону с кем-то там ещё. Но всё это не оставляло чувства, что Хантер игнорирует вас или не обращает на вас внимания — всё как раз таки наоборот. Встречи с ним были похожи на участие в нескончаемом интеллектуальном шоу, в котором его цель заключалась в том, чтобы заставить вас сказать или сделать что-то, что он затем мог бы по-доброму высмеять. Если он обнаруживал какую-то проблему, о которой вам было явно неудобно даже думать, то он обязательно возвращался к этой теме, причём неоднократно. Да ещё и с лукавой ухмылкой, которая давала вам понять, что ему очень весело с вами. В моем случае, всякий раз, когда я навещал Хантера в годы после моего участия в инциденте с Борном (в котором Кейт признался журналисту, что видел Питера Борна и наркобарона Джимми Картера, нюхающего кокаин на вечеринке — ред.), даже если это было два десятилетия спустя, Хантер настаивал на том, чтобы вернуться к теме и не выдавать наших союзников, и прилагал все усилия, чтобы заставить меня извиниться! Я же, со своей стороны, утверждаю, что ничего не знаю об этом, и обвиняю его в том, что он всё это выдумал! Я лишь вспоминаю один конкретный вечер, вероятно в 2000 или в 2001 году, когда мы с Джерри Гольдштейном были в гостях у Хантера, и они вдвоем повалили меня на пол, пытаясь заставить меня «признаться» в моём промахе, утверждая, что это будет «большим шагом» к моему окончательному «выздоровлению и реабилитации». — Признайся и очисти свою душу! — закричал Хантер, когда они с Джерри удерживали меня вдвоем. — Это же ты плюнул в сторону Питера Борна! Признавайся, сука! — Я не признаю и не отрицаю это обвинение, — возразил я. — Я требую права поговорить со своим адвокатом… Одной из самых замечательных черт Хантера была его способность пить и принимать наркотики в колоссальных объёмах в течение нескольких часов подряд. Затем, когда я уже угасал и прощался со всеми, наверное, в 2 или 3 часа ночи, то он звонил одному из своих помощников (тому, который жил на ферме), и они принимались за грандиозную работу над тем писательским проектом, который в настоящее время стоял на переднем плане, прямо в самом центре! Потом они работали до рассвета, пока Хантер наконец-то не уходил спать. Сказать, что он вёл ночной образ жизни, будет, скорее, преуменьшением: иногда вообще казалось, что он боялся света и большую часть времени бодрствовал лишь в темноте. Реквием для тяжеловеса В феврале 2005 года пришло известие, что Хантер покончил с собой. Он сидел на своем обычном месте, на кухне, когда приставил пистолет к голове и нажал на курок. Хантер умер от собственной руки в возрасте 67 лет. Его здоровье ухудшалось в последние пару лет. Ему к тому времени сделали замену бедра, и он был в основном прикован к инвалидной коляске. Какими бы ни были его причины покончить с собой — в то время это не было полной неожиданностью для тех, кто знал его на протяжении долгих лет. В последний раз я видел Хантера в 2002 году, когда мы с его женой Синди отправились весной в отпуск в Аспен. И однажды утром мы встретили его за завтраком (ладно, возможно, это было ранним днем) в одном из его любимых мест, прямо напротив аэропорта Аспена. В то время его здоровье было ещё хорошим. Он, как обычно, был в игривом, приподнятом настроении и носил эту глупую красную пластиковую шляпу со свиньей — такую, какую носят фанаты Университета Арканзаса на играх Razorback. Хантер тогда настоял на том, чтобы Синди надела эту шляпу, пока мы все завтракали, и у меня есть чудесная фотография, на которой они сидят вместе и улыбаются, а она — с этой шляпой на голове. Когда я сейчас смотрю на это фото, то мне кажется, что на нём запечатлено чистое и истинное удовольствие от проведения времени с Хантером — где бы мы ни были и чем бы мы не занимались. В его присутствии жизнь всегда была какой-то захватывающей, забавной и зачастую немного опасной, это и заставляло всех нас хотеть проводить с ним время. Это был некий шанс пожить хоть какое-то время в «дикой природе», а затем уйти и вернуться в реальный мир. Только Хантер мог быть в этом мире всё время и оставаться при этом живым! Источник: High Times Еще почитать: Ретроспектива High Times: Интервью с Уильямом Берроузом от 1979 года Легенды High Times: Чарльз Буковски Легенды High Times: Эд Розенталь Гранд-дама мира каннабиса История журнала High Times Просмотр полной Статья
  8. Что случилось, Док? Когда я впервые встретил Дока, он курил косяк под трибуной на Национальном съезде Демократической партии в 1972 году в Майами. Это была ночь открытия конгресса, и я сидел на трибунах и слушал эти выступления, когда совершенно внезапно — и безошибочно, кстати — почувствовал запах марихуаны и понял, что он идёт откуда-то снизу. Я заглянул под трибуны и увидел довольно крупного парня, курившего огромный, жирный косяк. Он пытался быть осторожным, но у него это не получилось. Я видел, как он прячется в тени — высокий, долговязый, с длинными руками и выглядящий до ужаса мне знакомым. Господи Иисусе, тогда я понял: это же Хантер Томпсон! К черту лишние слова. Я быстро пробрался под трибуны и попытался подкатить как можно вежливее. — Ха-э-э… какого хрена?!! Кто ты? — сказал он. — Привет, Хантер. Я Кейт Строуп из Национальной организации по реформе законов о марихуане. Мы — новое лобби всех курильщиков. — Ой. Ах, да! Да уж! Вот так встреча... — он протянул мне косяк. — Ты хочешь немного? Мы приговорили этот косяк и начали нашу с ним дружбу, которая продлилась 33 года. Кажется, я припоминаю некоторое признание со стороны Хантера. Возможно, я отправил ему письмо ещё до того, как мы встретились, с предложением присоединиться к нашему NORML. Так что Док, возможно, реально знал, кто я такой, когда я подошёл к нему под трибуной в Майами, хотя… я в этом сомневаюсь. Но я-то точно знал, кем был он... Как и любой другой молодой стоунер из Америки, я читал «Страх и ненависть в Лас-Вегасе», поскольку я увидел его восемью месяцами ранее в Rolling Stone. Хантер вскоре добился большой известности, даже настолько большой, что можно было вообще не оглядываться назад. Следующим летом, в 1973 году, эта «Вегасская книга» (Vegas book) — так он иногда называл свою авторскую работу — была выпущена с необычайным успехом, и Док Томпсон проложил себе путь в мир писателей ХХ века. Но в ту ночь, когда я встретил Томпсона, его звезда ещё только восходила. Уже имея свою массовую аудиторию — а в будущем его ждала известность и на периферии — он работал над своей следующей книгой, Fear and Loathing on the Campaign Trail '72, общаясь с менеджерами кампаний, стратегами, планировщиками и всеми кандидатами, обращаясь к тем людям, которых он прежде никогда не видел. Док, как и я, называл себя «политическим наркоманом», и это было некой основой нашей долгой дружбы, а также взаимного пристрастия к разным наркотикам. За эти годы я провёл много ночей, сидя на корточках на кухне в его доме в Вуди-Крик, штат Колорадо, а сам он был «убит» шишками под завязку, упоровшись при этом ещё и кокаином. И вот под всем, чем можно, он был ещё и слишком пьян, чтобы водить машину, но при этом всегда готов к разговорам о политике. Во время одного из моих первых визитов в Аспен, в середине 1970-х, Хантер и его жена Сэнди пригласили меня присоединиться к ним и поехать с ними на свадьбу к певцу Джимми Баффету. Она проходила в доме Гленна Фрея, вокалиста группы Eagles и по совместительству — соседа самого Баффета. Хантер и Сэнди тогда заехали за мной в отель «Джером», и мы втроем съели кислоту, чтобы максимально заценить ту свадьбу. Я могу вспомнить, как приехал тогда в красивый дом, где Баффет и его будущая жена Джейн выглядели как две настоящие знаменитости Аспена, а Eagles, кстати, выступали после свадьбы, прямо на балконе. Это был поистине уникальный и замечательный день, но я уже смирился с тем, что был просто в невменяемом состоянии и не очень хорошо помню все детали. Хантер на борту Уже в 1976 и 1977 годах Хантер был весомым игроком на всех конференциях NORML, которые мы всегда проводили в отеле Hyatt Regency на Капитолийском холме. Один год он был в группе, куда входили Кристи Хефнер из Playboy, Крейг Копетас из Fligh Times и я. Я не помню точных подробностей, но судя по фотографиям мы, похоже, тогда получали нереальное удовольствие. В то время мы были сосредоточены на прогрессе, которого мы и добивались, поскольку всё больше и больше штатов приближались к подножью декриминализации, и мы искренне чувствовали и верили в то, что мы подступаем к тому дню, когда марихуана наконец будет легализована! Когда подошла очередь Хантера, чтобы выступить, он встал на трибуну и прокричал: «Я не знаю, чему все вы так радуетесь! Мне даже кажется, что вы празднуете! Как можно быть сейчас в таком хорошем настроении, когда я даже не могу найти тут травки, чтобы курнуть?! Что, черт возьми, здесь происходит?!» Конечно, он так работал с толпой — я заходил к нему накануне вечером, и у Хантера было при себе намного больше наркотиков, чем он мог бы употребить сам (а это о чем-то говорит!). Тем не менее, он продолжил: «Весь прогресс, о котором вы говорите, не стоит ни гроша, если любители курить марихуану попросту не могут нигде взять хорошую марихуану! Какого хрена вы, ребята, празднуете-то, а?» Многие из той аудитории начали просто кидать в него косяками, тем самым давая понять Хантеру, что они всегда бы «прикрыли его зад» на тот случай, если ему действительно понадобится ещё больше травы. Но цель, которую преследовал Хантер — так мог только он, — заключалась в том, что пока курильщиков продолжают арестовывать, а марихуана находится вне закона, праздновать такие маленькие победы в нескольких штатах преждевременно и просто бессмысленно. Позднее и история доказала его правоту: более 35 лет спустя мы всё ещё боремся с запретом на каннабис. На сегодняшний день уже более 850 000 американцев были арестованы по обвинениям, которые связанны с каннабисом! Просто представьте себе, и ведь это только в прошлом году — кстати, это самый высокий показатель за все время! В течение второго года Хантер, похоже, так и не выходил из своего образа во время абсолютно всех конференций. У него была особая комната для круглосуточных вечеринок, и каждый раз, когда я заходил к нему, к этому моменту уже около дюжины участников конференции проводили там время, накуривая до бессознательного состояния нашего гонзо-журналиста. И, конечно же, Хантер сыграл свою привычную роль в полной мере, в том числе он кидал тележки для обслуживания номеров об стену, тем самым он нанёс своему номеру ущерб примерно на 1000 долларов — конечно, это были не такие уж серьёзные, но всё же относительно дорогие выходки... Однажды, когда я был наедине с Хантером, я почувствовал необходимость более ответственно относиться к деньгам нашей организации, и я высказал ему всё, что думал о тех выходках и нанесённом гостинице ущербе, за который я платил два года подряд, а затем спросил, может ли он быть хотя бы немного поосторожнее. Следует отметить, что Хантер никогда не просил плату за участие в каком-либо мероприятии NORML. Иногда мы платили за его авиабилеты или, например, номер в отеле, но точно никогда не платили за его участие. Чувствуя свое доминирование в наших с ним отношениях, Хантер улыбнулся и сказал: «Что ж, Кейт, если ты думаешь, что я этого не достоин, то мне не обязательно и приходить…» Я сразу рассмеялся и сказал: «Неважно, Док. Давайте просто оставим всё как есть». А ведь он был прав: какие бы расходы мы ни понесли из-за его злоупотреблений в номере отеля, посещаемость наших конференций иногда увеличивалась на все 50 процентов — примерно с 300 до 450 человек — когда распространялся слух о том, что Хантер будет произносить там речь. И он всегда был доступным почти круглосуточно для тех, кто хотел с ним встретиться. Он на самом деле делал всё для того, чтобы другие могли просто побыть с ним вместе под кайфом! Люди привозили самую лучшую травку со всей страны, чтобы поделиться ею с самим Хантером Томпсоном! Скалистая высокая гора Долгое время одной самых любимых вещей в моей жизни было найти любой предлог, чтобы посетить Аспен и провести там пару ночей с Хантером. Аспен — это прекрасный город с отличными ресторанами, фантастическим катанием на лыжах и множеством интересных людей. Это то самое место, где сложно не получить удовольствие, вне зависимости от времени года. Но основной причиной моего визита была возможность хорошенько подзарядиться поздней ночью на ферме Owl Farm. Вечер для Хантера всегда был особенным событием. Он сидел на кухне, за барной стойкой, которую он использовал в качестве своего стола и оперативной базы, с пишущей машинкой и факсом в пределах лёгкой досягаемости, а также с пультом дистанционного управления, свисающим с потолка на шнурке (так что он всегда мог найти его даже в самых хаотичных обстоятельствах), от своего телевизора, кстати, с самым большим экраном, доступным в то время. И буквально десятки — возможно, сотни — заметок, факсов, писем и разных изображений, большинство из которых были каракулями Хантера, которые либо редактировали исходный текст, либо комментировали то, что сказал кто-то другой. Всё это, как и многие другие объекты его творчества, крепилось скотчем, кнопками или скрепками на стены, холодильник, кухонные шкафы и всевозможные абажуры. Это было привычным для меня зрелищем, в которое мне всегда нравилось возвращаться, что-то вроде своей зоны комфорта, хотя и вдали от дома. Когда вы были гостем Хантера, он предлагал вам кухонный стул рядом с ним, а если были другие гости, то они сидели на диване напротив телевизора по другую сторону барной стойки. Телевидение было важно для Хантера, потому что он всю жизнь был фанатом спорта и любил делать ставки — не только на результат футбольного матча, но и на каждый его ход. Он часто брал трубку и звонил другу, даже посреди ночи, чтобы узнать, не хочет ли тот сделать ставку на следующую игру. Вы могли быть запросто вовлечены в разговор с Хантером, когда он, например, внезапно отправлял по факсу записку другу, с которым он вёл вообще другой диалог, и с особым всплеском озарения, которое, как он чувствовал, могло продвинуть его в нужном направлении, в котором он и хотел двигаться сам. Время от времени он рассказывал о том, что делал — особенно если это выходило за рамки допустимого. Во всех других случаях у него было по два или три разговора одновременно: один с вами лично, другой с получателем факса и, может быть, ещё и третий — по телефону с кем-то там ещё. Но всё это не оставляло чувства, что Хантер игнорирует вас или не обращает на вас внимания — всё как раз таки наоборот. Встречи с ним были похожи на участие в нескончаемом интеллектуальном шоу, в котором его цель заключалась в том, чтобы заставить вас сказать или сделать что-то, что он затем мог бы по-доброму высмеять. Если он обнаруживал какую-то проблему, о которой вам было явно неудобно даже думать, то он обязательно возвращался к этой теме, причём неоднократно. Да ещё и с лукавой ухмылкой, которая давала вам понять, что ему очень весело с вами. В моем случае, всякий раз, когда я навещал Хантера в годы после моего участия в инциденте с Борном (в котором Кейт признался журналисту, что видел Питера Борна и наркобарона Джимми Картера, нюхающего кокаин на вечеринке — ред.), даже если это было два десятилетия спустя, Хантер настаивал на том, чтобы вернуться к теме и не выдавать наших союзников, и прилагал все усилия, чтобы заставить меня извиниться! Я же, со своей стороны, утверждаю, что ничего не знаю об этом, и обвиняю его в том, что он всё это выдумал! Я лишь вспоминаю один конкретный вечер, вероятно в 2000 или в 2001 году, когда мы с Джерри Гольдштейном были в гостях у Хантера, и они вдвоем повалили меня на пол, пытаясь заставить меня «признаться» в моём промахе, утверждая, что это будет «большим шагом» к моему окончательному «выздоровлению и реабилитации». — Признайся и очисти свою душу! — закричал Хантер, когда они с Джерри удерживали меня вдвоем. — Это же ты плюнул в сторону Питера Борна! Признавайся, сука! — Я не признаю и не отрицаю это обвинение, — возразил я. — Я требую права поговорить со своим адвокатом… Одной из самых замечательных черт Хантера была его способность пить и принимать наркотики в колоссальных объёмах в течение нескольких часов подряд. Затем, когда я уже угасал и прощался со всеми, наверное, в 2 или 3 часа ночи, то он звонил одному из своих помощников (тому, который жил на ферме), и они принимались за грандиозную работу над тем писательским проектом, который в настоящее время стоял на переднем плане, прямо в самом центре! Потом они работали до рассвета, пока Хантер наконец-то не уходил спать. Сказать, что он вёл ночной образ жизни, будет, скорее, преуменьшением: иногда вообще казалось, что он боялся света и большую часть времени бодрствовал лишь в темноте. Реквием для тяжеловеса В феврале 2005 года пришло известие, что Хантер покончил с собой. Он сидел на своем обычном месте, на кухне, когда приставил пистолет к голове и нажал на курок. Хантер умер от собственной руки в возрасте 67 лет. Его здоровье ухудшалось в последние пару лет. Ему к тому времени сделали замену бедра, и он был в основном прикован к инвалидной коляске. Какими бы ни были его причины покончить с собой — в то время это не было полной неожиданностью для тех, кто знал его на протяжении долгих лет. В последний раз я видел Хантера в 2002 году, когда мы с его женой Синди отправились весной в отпуск в Аспен. И однажды утром мы встретили его за завтраком (ладно, возможно, это было ранним днем) в одном из его любимых мест, прямо напротив аэропорта Аспена. В то время его здоровье было ещё хорошим. Он, как обычно, был в игривом, приподнятом настроении и носил эту глупую красную пластиковую шляпу со свиньей — такую, какую носят фанаты Университета Арканзаса на играх Razorback. Хантер тогда настоял на том, чтобы Синди надела эту шляпу, пока мы все завтракали, и у меня есть чудесная фотография, на которой они сидят вместе и улыбаются, а она — с этой шляпой на голове. Когда я сейчас смотрю на это фото, то мне кажется, что на нём запечатлено чистое и истинное удовольствие от проведения времени с Хантером — где бы мы ни были и чем бы мы не занимались. В его присутствии жизнь всегда была какой-то захватывающей, забавной и зачастую немного опасной, это и заставляло всех нас хотеть проводить с ним время. Это был некий шанс пожить хоть какое-то время в «дикой природе», а затем уйти и вернуться в реальный мир. Только Хантер мог быть в этом мире всё время и оставаться при этом живым! Источник: High Times Еще почитать: Ретроспектива High Times: Интервью с Уильямом Берроузом от 1979 года Легенды High Times: Чарльз Буковски Легенды High Times: Эд Розенталь Гранд-дама мира каннабиса История журнала High Times
  9. Когда-то давно Джош Кессельман видел «проплешины» в индустрии бумажек для самокруток. Бывший владелец магазина аксессуаров для курения и ярый коллекционер бумажек прекрасно понимал, что потребителям не хватает действительно натуральных бумаг. В 2005 году Джон основал компанию RAW, которая производит полностью натуральную бумагу для самокруток. Под его руководством бренд RAW стал узнаваемым и востребованным во всём мире. В этом эксклюзивном интервью для журнала High Times, опубликованном в апреле 2019 года, он рассказал о секрете своего успеха, важности инноваций в предпринимательстве и о благотворительной деятельности, ставшей его главной страстью. — Большинство людей знают Raw Papers — это и моя любимая бумага для самокруток. Она уже стала частью жизни многих людей. — Спасибо. — Нам интересно, что было до того, как вы основали компанию? Верните нас в то время. Как вы попали в индустрию? — Хорошо, я расскажу вам сверхкороткую версию этой истории, потому что вы не дадите мне несколько часов, чтобы рассказать все подробно. Но я бы это сделал! Для меня всё началось, когда я был ребенком здесь, в Нью-Йорке, и мой отец проделывал волшебный трюк с бумагой для самокруток. Это был единственный магический трюк, который он знал, и он заставил меня полюбить эти бумажки. Они стали для меня истинным и страстным увлечением. Я стал их коллекционировать. Всё, чем я действительно хотел заниматься, — это скручивать бумагу. Я любил эти бумажки. Думаю, в то время у меня была самая большая коллекция в мире. Это было моё хобби. Это была моя страсть. Поэтому, когда я учился в колледже, я собрал достаточно денег, чтобы открыть свой крошечный магазинчик в Гейнсвилле, штат Флорида, где я начал общаться с другими коллекционерами, чтобы привозить разные классные бумажки из Европы, в общем, много старого и классного дерьма. Это и привело меня в настоящую индустрию, где я уже импортирую бумаги в Америку и продаю их. А потом у меня появилась идея Raw: я был в своем магазине и привозил почти всё, что кто-нибудь просил привезти. Один чувак попросил меня притащить ему натуральных сигарет, и в то время это было большим делом, ведь это был 1993-й. Он сказал: «Боже мой, ты должен достать их, они потрясающие! Вы просто должны привести их!». Поэтому я ответил: «Конечно». Я привез их ему, он входит, открывает дверь и дает мне покурить. И он вытаскивает их, а я уже на тот момент очень много знал про бумагу. Ну и вот, я стою и ожидаю, что они будут натурального коричневого цвета (ведь табак коричневый). Я ожидаю, что это будет такая красивая вещь, потому что он говорил мне: «Они натуральные!». А он вытаскивает сигарету, и она выглядит как обычный грёбаный Мальборо. Я был так разочарован. Именно тогда я понял, что вся бумага, по сути, была белая. Почему это было так? Почему мы до сих пор творим это дерьмо? Это и привело меня к Raw. — Вы ведь говорите об отбеливателе? То есть бумага отбеливается настоящим отбеливателем? — Некоторые виды бумаги отбеливаются настоящим отбеливателем. Часто, когда вы видите белую бумагу, вы видите меловую пыль, как в школьные времена. Крупнейшие бумажные компании добавляют мел в свою бумагу. Он даёт вам то, что мы называем фиктивным белым пеплом: когда бумага сгорает, вы видите белый пепел и думаете: «Боже мой, это же очень хорошее качество стаффа!». Но вы не понимаете, что буквально курите меловую пыль. Теперь вы знаете, что это, скорее всего, повлияет на вкус и другие аспекты. Но если вы такой же любитель всего чистого и натурального, как я, то последнее, чем вы хотите заниматься — это курить меловую пыль. Они делают это даже с коричневой бумагой. Они буквально берут старую бумагу, и, может быть, она немного отличается, но в ней всё ещё есть мел, а затем они добавляют этот коричневый краситель. Это называется «аммиачная карамель», аммиачно-коричневый краситель. Они добавляют его, чтобы сделать бумагу более коричневой! Они не думают о том, что вы сможете почувствовать вкус мела. Они даже не ждут, что вы это осознаете, ну а вы-то всё понимаете, потому что ощущаете «это» на вкус! — Итак, у вас был свой магазин, и вы поняли, что на рынке не хватает натуральной бумаги, и это привело к появлению Raw Papers? — По сути да. Я курю. Я много курю. У меня всегда есть покурить. И вы наверняка знаете, каково это, когда вы курите в компании. Вы сидите с друзьями и придумываете всякие чертовски изумительные идеи, и, кстати, Raw был одной из таких идей. Я не знал, хватит ли у меня когда-нибудь средств, чтобы на самом деле это осуществить, но я мечтал об этом, начиная с 1993-го года. — Я помню, как впервые увидел пачку твоих бумаг, я тогда немного скептически относился к любому новому продукту. Но потом попробовал и понял, что они крутые, это что-то совсем другое и новое. Смена старым бумажкам. Это было ещё до того, как началось повальное увлечение прозрачной бумагой... — О Боже! — Я всегда был против этого. Однако у меня было несколько друзей, которые пошли этим путем. Ну, а теперь у вас в амбасадорах есть все эти знаменитости, Виз Халифа и 2 Чейнз... — Да, они мои приятели. — Все они на Raw. Особенно запомнился Curren$y. Он был одним из первых рэперов, которые сказали: «Эй, я курю бумажки вместо бланта». Он чуть ли не стыдил своих друзей, которые курили бланты. — Да, потому что, когда ты куришь блант, ты не прочувствуешь вкуса всех терпенов, чувак. У вас просто нет шансов почувствовать вкус, его нет. — Ну, и ты убиваешь себя табаком. — Да, и ты в буквальном смысле убиваешь себя. — Люди говорили мне: «О, я бросил курить сигареты», и затем они курят блант. Ну и я спрашивал: «Вы ведь знаете, что вы будете курить нефильтрованный табак?» — О, не только это. Помните, что бланты и чистый табак не предназначены для полного вдыхания. Все знают, что сигары нельзя вдыхать... — Да, именно поэтому у людей и возникает некое чувство головокружения. Но, знаешь, идея бланта заключалась в том, чтобы одного пака хватало на дольше. Так сказать, растянуть удовольствие. — У меня тоже есть своя теория. Как тебе известно, я чертовски хорошо знаю эту культуру. Ведь я тоже часть этой культуры. Это началось, когда мы все курили действительно дерьмо. Но тогда и не было ничего другого, кроме действительно отвратного дерьма. Когда вы курите мусор, блант может стать отличным выходом, понимаете? — Верно, но если вам нужен аромат... — Да, мы идем другим путем. Вы видели мои последние новинки, такие как Raw Black. Все дело в том, чтобы вы смогли почувствовать вкус ещё лучше. Я имею в виду, что если вы курите что-то, что на вкус как дерьмо, блант — отличный способ, потому что он замаскирует этот аромат и вкус. Но если вы курите что-то восхитительное, вы действительно хотите получить от этого удовольствие. Вы же не хотите есть стейк с долбаным презервативом на языке, если вы понимаете, о чём я. — Верно-верно. Но если говорить о стейке, вы ведь веган? — Да. — Вы стали веганом уже очень давно. А правда что у вас веганский Феррари? — Да, правда. Все дое…вают меня по этому поводу. — Это довольно лихо. Вообще нет кожи? — Никаких продуктов животного происхождения в клее, никакой кожи в машине. Это задача была настоящей занозой в заднице. Но это очень красиво. — Итак, очевидно, это и есть признак успеха вашего предпринимательства, которым вы так сильно увлечены. Но вы ещё больше увлечены благотворительностью, не так ли? — Этот придурок, сидящий прямо перед тобой, вероятно, к настоящему времени спас примерно 25000 жизней. Представьте себе это. Этот гребаный чувак, который курит больше, чем кто-либо из читающих это, буквально так или иначе спас около 25000 других людей. Это уму непостижимо, что я вообще могу делать это дерьмо. — Как такое возможно? — Есть очень большая потребность в помощи в таких местах, как Эфиопия, Уганда и Конго, и различные программы питания, которые я реализовал на Филиппинах. Но мои самые большие заслуги приходятся на Эфиопию, потому что у меня там есть потрясающая бригада помощников. Не знаю даже, как это описать. Я называю это предпринимательской филантропией, мы ведем её почти как подразделение бизнеса, мы буквально стремимся к этому. Мы называем это CPL — стоимость жизни — что ужасно. Надеюсь, вам никогда в жизни не придется рассчитывать такое. Когда вы оцениваете, какие проекты выполнять, вы решаете, какова стоимость жизни, и вы рассчитываете на максимальную стоимость жизни, не глядя на религию, предпочтения или что-то ещё. — Правильно. Вы говорите о самых бедных частях нашего мира. — Да, вы смотрите на самых бедных из бедных. В апреле я был в Дире Дауа, Эфиопия, где вместе с коллективом Sisters of Mother Teresa мы только что установил прекрасную систему водоснабжения. У них там не было пресной воды, хорошей чистой воды. Мы внедрили эту удивительную систему для них. Это место, где так бедно и сурово, что мне там просто нельзя ночевать, ведь я там не местный... Вы буквально копаете для них первые колодцы, которые когда-либо существовали в этих местах. Иногда они все-таки сами получают доступ к воде, но вода, которую они добывают, настолько низкого качества, что её нельзя пить ни в коем случае! — Итак, дети умирают от этой воды. — Да, дизентерия. Там есть любая болезнь, передающаяся через воду, которую вы только можете себе представить. С 4-летнего возраста они проводят весь день с утра до ночи, собирая воду и принося её в дом. У меня есть видео, где маленьких девочек учат носить воду, и они спотыкаются о камни и падают, а им всего по 4 года. У меня самого есть дочь. Да, это чертовски душераздирающее зрелище. Это стало моим проектом любви, в котором я подумал: «Мы останавливаем это прямо здесь и сейчас». И мы сделали это. — Правильно. Почему больше предпринимателей не делают этого? Что останавливает людей? — Это страх и недостаток любви. Раздача денег... Я раздал, не знаю, может быть, уже два миллиона баксов. Я точно не уверен, но что-то в этом роде... Для какого-то чувака раздавать такие грёбаные деньги чертовски страшно. Я мог бы использовать эти деньги, чтобы купить кучу дурацкого дерьма, или, может быть, эти деньги мне могли бы понадобится позже! И люди очень бояться этого. Однако я просто постоянно напоминаю себе, что пройдет не так много дней, когда я умру и буду похоронен в грёбаной земле, и я хочу, чтобы это стало легендарным с точки зрения «Этот ублюдок сделал так много чертовски хорошего. Он не просто брал, он и дал тоже, чувак». Это моя цель. Я работаю, а не притворяюсь, что я работаю! — Но ведь и ты тоже живешь по-крупному? — Да, конечно! — Я имею в виду, я слежу за тобой в Instagram. Вы путешествуете первым классом, навещаете всех этих знаменитостей и всё такое, и у вас отличная жизнь. — Я пытаюсь сделать и то, и другое сразу! Я пытаюсь прожить обе жизни одновременно. — Я считаю это невероятным. И всё это возможно благодаря вашей работе в сфере бумажек для самокруток. — Я понимаю это. — Итак, вы просто постоянно думаете о том, как улучшить продукт для людей? — Да. Это буквально то, что я делаю. Это действительно хороший способ выразиться. — Что ж, расскажи мне ещё немного о Raw Papers. Многие люди считают, что это бумага как бумага. Что отличает Raw от других? — Хорошо. Мы не будем слишком углубляться в науку о бумаге. Самая важная вещь — это то, что называется джоулями, когда вы пытаетесь сопоставить джоули, хранящиеся в бумаге, с вашим материалом. И поскольку в мире меняются материалы, мне пришлось изготавливать новую бумагу, чтобы соответствовать новым, невероятно высококачественным стандартам, которые есть у нас сейчас. Если я смогу сделать тонкую бумагу и дать вам ровно столько накопленной энергии, чтобы заставить ваш косяк правильно гореть и передавать свою энергию вам, то я выполнил свою работу совершенно правильно. Если я сделаю бумагу слишком толстой, вы тоже не испытаете радости от своего стаффа. Вы не будете чувствовать его так хорошо, как это возможно. Если я сделаю бумагу слишком тонкой, у бумаги не останется плотности, чтобы ваш стафф протлел полностью. Так что прямо сейчас Raw Black настолько тонкие, насколько это только возможно. На современном оборудовании вполне можно сделать намного тоньше. Мы могли бы, вероятно, сократить эту тонкость даже наполовину, но если вы закурите их, то вы их тут же возненавидите, потому что они не будет иметь нужной плотности для правильного сгорания вашего стаффа. Наше сырье делается из растений. Итак, если вы решите сделать бумагу только из растений, как вы сможете контролировать сгорание? Как сделать его лучше, не добавляя безумных химикатов? Ну, вы наносите свой «водяной знак». Это отпечаток на бумаге, который наносится паровым прокатным колесом, чтобы контролировать тление и чтобы он горел именно так, как вы хотите. Вы также разрабатываете этот «водяной знак» с разными размерами, разными формами. Затем вы работаете и над другими вещами. Затем мы продолжаем и продолжаем в том же духе, пытаясь сделать так, чтобы, в конце концов, каждый мог испытать лучшую в мире бумагу для самокруток. — Когда вы говорите о материалах животного происхождения, возможно, люди действительно не понимают, что многие из этих клеев на бумагах имеют животную основу, верно? — Некоторые компании, по крайней мере в прошлом, использовали клеи животного происхождения. Это то, что я ненавидел, когда делал свои бумажки, особенно в 90-х, — то, что они требовали натурального клея, когда клей был сделан из... — Копыта лошади и тому подобное. — Да, всё в таком роде. И да, технически это естественно. Просто это не то, о чем мы думаем, когда думаем о натуральности продукта. Согласен? — Правильно. — Итак, да, Raw по сути, просто сделаны из древесного сока. Та-дам! Знаешь, люди такие: «В чём твой секрет?» Немного растений и немного древесного сока! Это действительно так просто. — Что вы посоветуете предпринимателям? — Мой совет им — по-настоящему извлекать максимум из того, что они делают. Меня воспитывали бабушка и дедушка. Я вырос на теории создания лучшей мышеловки, согласно которой вы получаете вознаграждение за создание лучшей мышеловки. И ваша цель — всегда делать лучшее из того, что когда-либо делалось. Это первый шаг. Я знаю, что в настоящее время вы должны продвигать товар на рынок и заниматься всем этим… Отлично, круто. Это второй шаг. Шаг первый — сначала сделать максимально возможно крутой продукт. — Правильно, улучшите что-нибудь. А затем, если это удастся, улучшите мир... — Да. — Вы знаете, я думаю, что у людей есть общий цинизм, что каждый фонд — это налоговое убежище. Каждый раз, когда у кого-то появляется этот импульс, его мотивация не чиста. Но я имею в виду, очевидно, что у вас мотивация чистая... — Ну нет. Я говорю, что тут не так чисто. Ты хочешь знать почему? Отчасти я это делаю потому, что от этого мне чертовски хорошо. Трудно чувствовать себя плохо, когда за плечами столько жизней. Если вы понимаете, о чём я. — Вы напрямую спасаете жизни, и вам становится легче помогать людям. — Да, каждый раз, когда мы делаем проект. И каждый раз, когда ты находишься там, и видишь проекты, и трогаешь людей, которым ты чертовски помог… Чувак... Честно говоря, я должен сказать тебе, что на свете тупо нет большего кайфа, хотя я в своей жизни употреблял много грёбаных наркотиков, чувак. Нет ничего более великого, чем это чувство! — Невероятно! Что ж, от всех бумаг Raw, которые я употреблял за эти годы, мне стало легче. Но как обычный человек может участвовать в этом и помогать другим? — Из-за всей той чуши, которая там творится, из-за того, что здесь так много чуши, лжи, мошенничества и всего остального, что вы можете себе представить, мы ни у кого не берем деньги. Мы действительно этого не делаем. Иногда я прошу друзей внести свой вклад, а иногда, если мне приходится подавать в суд на какого-то чувака, я делаю урегулирование иска таким: «Хорошо, ты должен заплатить 50 тысяч баксов в Wine to Water» [смеется]. Вы собираетесь спасти кучу жизней в Эфиопии вместе со мной, нравится вам это или нет! Я делаю такие вещи, но на самом деле мы никогда не берём деньги у посторонних. Я больше всего хочу, чтобы люди делали то же самое. Я хочу, чтобы они подражали этому. Я хочу, чтобы они добились величайших успехов в грёбаном мире, особенно в том, чему они отдаются полностью. Итак, что бы вы ни делали, я просто хочу, чтобы вы делали это невероятно хорошо, добились грёбаного успеха, потому что мир нуждается в вас, а затем делились этим с другими. Ещё почитать: Интервью с Cheech Marin Интервью с Майком Тайсоном: Как он переписывает свою историю вместе с каннабисом Интервью с Борисом Йорданом: Русских в каннабизнесе больше чем кажется Просмотр полной Статья
  10. В 2005 году Джон основал компанию RAW, которая производит полностью натуральную бумагу для самокруток. Под его руководством бренд RAW стал узнаваемым и востребованным во всём мире. В этом эксклюзивном интервью для журнала High Times, опубликованном в апреле 2019 года, он рассказал о секрете своего успеха, важности инноваций в предпринимательстве и о благотворительной деятельности, ставшей его главной страстью. — Большинство людей знают Raw Papers — это и моя любимая бумага для самокруток. Она уже стала частью жизни многих людей. — Спасибо. — Нам интересно, что было до того, как вы основали компанию? Верните нас в то время. Как вы попали в индустрию? — Хорошо, я расскажу вам сверхкороткую версию этой истории, потому что вы не дадите мне несколько часов, чтобы рассказать все подробно. Но я бы это сделал! Для меня всё началось, когда я был ребенком здесь, в Нью-Йорке, и мой отец проделывал волшебный трюк с бумагой для самокруток. Это был единственный магический трюк, который он знал, и он заставил меня полюбить эти бумажки. Они стали для меня истинным и страстным увлечением. Я стал их коллекционировать. Всё, чем я действительно хотел заниматься, — это скручивать бумагу. Я любил эти бумажки. Думаю, в то время у меня была самая большая коллекция в мире. Это было моё хобби. Это была моя страсть. Поэтому, когда я учился в колледже, я собрал достаточно денег, чтобы открыть свой крошечный магазинчик в Гейнсвилле, штат Флорида, где я начал общаться с другими коллекционерами, чтобы привозить разные классные бумажки из Европы, в общем, много старого и классного дерьма. Это и привело меня в настоящую индустрию, где я уже импортирую бумаги в Америку и продаю их. А потом у меня появилась идея Raw: я был в своем магазине и привозил почти всё, что кто-нибудь просил привезти. Один чувак попросил меня притащить ему натуральных сигарет, и в то время это было большим делом, ведь это был 1993-й. Он сказал: «Боже мой, ты должен достать их, они потрясающие! Вы просто должны привести их!». Поэтому я ответил: «Конечно». Я привез их ему, он входит, открывает дверь и дает мне покурить. И он вытаскивает их, а я уже на тот момент очень много знал про бумагу. Ну и вот, я стою и ожидаю, что они будут натурального коричневого цвета (ведь табак коричневый). Я ожидаю, что это будет такая красивая вещь, потому что он говорил мне: «Они натуральные!». А он вытаскивает сигарету, и она выглядит как обычный грёбаный Мальборо. Я был так разочарован. Именно тогда я понял, что вся бумага, по сути, была белая. Почему это было так? Почему мы до сих пор творим это дерьмо? Это и привело меня к Raw. — Вы ведь говорите об отбеливателе? То есть бумага отбеливается настоящим отбеливателем? — Некоторые виды бумаги отбеливаются настоящим отбеливателем. Часто, когда вы видите белую бумагу, вы видите меловую пыль, как в школьные времена. Крупнейшие бумажные компании добавляют мел в свою бумагу. Он даёт вам то, что мы называем фиктивным белым пеплом: когда бумага сгорает, вы видите белый пепел и думаете: «Боже мой, это же очень хорошее качество стаффа!». Но вы не понимаете, что буквально курите меловую пыль. Теперь вы знаете, что это, скорее всего, повлияет на вкус и другие аспекты. Но если вы такой же любитель всего чистого и натурального, как я, то последнее, чем вы хотите заниматься — это курить меловую пыль. Они делают это даже с коричневой бумагой. Они буквально берут старую бумагу, и, может быть, она немного отличается, но в ней всё ещё есть мел, а затем они добавляют этот коричневый краситель. Это называется «аммиачная карамель», аммиачно-коричневый краситель. Они добавляют его, чтобы сделать бумагу более коричневой! Они не думают о том, что вы сможете почувствовать вкус мела. Они даже не ждут, что вы это осознаете, ну а вы-то всё понимаете, потому что ощущаете «это» на вкус! — Итак, у вас был свой магазин, и вы поняли, что на рынке не хватает натуральной бумаги, и это привело к появлению Raw Papers? — По сути да. Я курю. Я много курю. У меня всегда есть покурить. И вы наверняка знаете, каково это, когда вы курите в компании. Вы сидите с друзьями и придумываете всякие чертовски изумительные идеи, и, кстати, Raw был одной из таких идей. Я не знал, хватит ли у меня когда-нибудь средств, чтобы на самом деле это осуществить, но я мечтал об этом, начиная с 1993-го года. — Я помню, как впервые увидел пачку твоих бумаг, я тогда немного скептически относился к любому новому продукту. Но потом попробовал и понял, что они крутые, это что-то совсем другое и новое. Смена старым бумажкам. Это было ещё до того, как началось повальное увлечение прозрачной бумагой... — О Боже! — Я всегда был против этого. Однако у меня было несколько друзей, которые пошли этим путем. Ну, а теперь у вас в амбасадорах есть все эти знаменитости, Виз Халифа и 2 Чейнз... — Да, они мои приятели. — Все они на Raw. Особенно запомнился Curren$y. Он был одним из первых рэперов, которые сказали: «Эй, я курю бумажки вместо бланта». Он чуть ли не стыдил своих друзей, которые курили бланты. — Да, потому что, когда ты куришь блант, ты не прочувствуешь вкуса всех терпенов, чувак. У вас просто нет шансов почувствовать вкус, его нет. — Ну, и ты убиваешь себя табаком. — Да, и ты в буквальном смысле убиваешь себя. — Люди говорили мне: «О, я бросил курить сигареты», и затем они курят блант. Ну и я спрашивал: «Вы ведь знаете, что вы будете курить нефильтрованный табак?» — О, не только это. Помните, что бланты и чистый табак не предназначены для полного вдыхания. Все знают, что сигары нельзя вдыхать... — Да, именно поэтому у людей и возникает некое чувство головокружения. Но, знаешь, идея бланта заключалась в том, чтобы одного пака хватало на дольше. Так сказать, растянуть удовольствие. — У меня тоже есть своя теория. Как тебе известно, я чертовски хорошо знаю эту культуру. Ведь я тоже часть этой культуры. Это началось, когда мы все курили действительно дерьмо. Но тогда и не было ничего другого, кроме действительно отвратного дерьма. Когда вы курите мусор, блант может стать отличным выходом, понимаете? — Верно, но если вам нужен аромат... — Да, мы идем другим путем. Вы видели мои последние новинки, такие как Raw Black. Все дело в том, чтобы вы смогли почувствовать вкус ещё лучше. Я имею в виду, что если вы курите что-то, что на вкус как дерьмо, блант — отличный способ, потому что он замаскирует этот аромат и вкус. Но если вы курите что-то восхитительное, вы действительно хотите получить от этого удовольствие. Вы же не хотите есть стейк с долбаным презервативом на языке, если вы понимаете, о чём я. — Верно-верно. Но если говорить о стейке, вы ведь веган? — Да. — Вы стали веганом уже очень давно. А правда что у вас веганский Феррари? — Да, правда. Все дое…вают меня по этому поводу. — Это довольно лихо. Вообще нет кожи? — Никаких продуктов животного происхождения в клее, никакой кожи в машине. Это задача была настоящей занозой в заднице. Но это очень красиво. — Итак, очевидно, это и есть признак успеха вашего предпринимательства, которым вы так сильно увлечены. Но вы ещё больше увлечены благотворительностью, не так ли? — Этот придурок, сидящий прямо перед тобой, вероятно, к настоящему времени спас примерно 25000 жизней. Представьте себе это. Этот гребаный чувак, который курит больше, чем кто-либо из читающих это, буквально так или иначе спас около 25000 других людей. Это уму непостижимо, что я вообще могу делать это дерьмо. — Как такое возможно? — Есть очень большая потребность в помощи в таких местах, как Эфиопия, Уганда и Конго, и различные программы питания, которые я реализовал на Филиппинах. Но мои самые большие заслуги приходятся на Эфиопию, потому что у меня там есть потрясающая бригада помощников. Не знаю даже, как это описать. Я называю это предпринимательской филантропией, мы ведем её почти как подразделение бизнеса, мы буквально стремимся к этому. Мы называем это CPL — стоимость жизни — что ужасно. Надеюсь, вам никогда в жизни не придется рассчитывать такое. Когда вы оцениваете, какие проекты выполнять, вы решаете, какова стоимость жизни, и вы рассчитываете на максимальную стоимость жизни, не глядя на религию, предпочтения или что-то ещё. — Правильно. Вы говорите о самых бедных частях нашего мира. — Да, вы смотрите на самых бедных из бедных. В апреле я был в Дире Дауа, Эфиопия, где вместе с коллективом Sisters of Mother Teresa мы только что установил прекрасную систему водоснабжения. У них там не было пресной воды, хорошей чистой воды. Мы внедрили эту удивительную систему для них. Это место, где так бедно и сурово, что мне там просто нельзя ночевать, ведь я там не местный... Вы буквально копаете для них первые колодцы, которые когда-либо существовали в этих местах. Иногда они все-таки сами получают доступ к воде, но вода, которую они добывают, настолько низкого качества, что её нельзя пить ни в коем случае! — Итак, дети умирают от этой воды. — Да, дизентерия. Там есть любая болезнь, передающаяся через воду, которую вы только можете себе представить. С 4-летнего возраста они проводят весь день с утра до ночи, собирая воду и принося её в дом. У меня есть видео, где маленьких девочек учат носить воду, и они спотыкаются о камни и падают, а им всего по 4 года. У меня самого есть дочь. Да, это чертовски душераздирающее зрелище. Это стало моим проектом любви, в котором я подумал: «Мы останавливаем это прямо здесь и сейчас». И мы сделали это. — Правильно. Почему больше предпринимателей не делают этого? Что останавливает людей? — Это страх и недостаток любви. Раздача денег... Я раздал, не знаю, может быть, уже два миллиона баксов. Я точно не уверен, но что-то в этом роде... Для какого-то чувака раздавать такие грёбаные деньги чертовски страшно. Я мог бы использовать эти деньги, чтобы купить кучу дурацкого дерьма, или, может быть, эти деньги мне могли бы понадобится позже! И люди очень бояться этого. Однако я просто постоянно напоминаю себе, что пройдет не так много дней, когда я умру и буду похоронен в грёбаной земле, и я хочу, чтобы это стало легендарным с точки зрения «Этот ублюдок сделал так много чертовски хорошего. Он не просто брал, он и дал тоже, чувак». Это моя цель. Я работаю, а не притворяюсь, что я работаю! — Но ведь и ты тоже живешь по-крупному? — Да, конечно! — Я имею в виду, я слежу за тобой в Instagram. Вы путешествуете первым классом, навещаете всех этих знаменитостей и всё такое, и у вас отличная жизнь. — Я пытаюсь сделать и то, и другое сразу! Я пытаюсь прожить обе жизни одновременно. — Я считаю это невероятным. И всё это возможно благодаря вашей работе в сфере бумажек для самокруток. — Я понимаю это. — Итак, вы просто постоянно думаете о том, как улучшить продукт для людей? — Да. Это буквально то, что я делаю. Это действительно хороший способ выразиться. — Что ж, расскажи мне ещё немного о Raw Papers. Многие люди считают, что это бумага как бумага. Что отличает Raw от других? — Хорошо. Мы не будем слишком углубляться в науку о бумаге. Самая важная вещь — это то, что называется джоулями, когда вы пытаетесь сопоставить джоули, хранящиеся в бумаге, с вашим материалом. И поскольку в мире меняются материалы, мне пришлось изготавливать новую бумагу, чтобы соответствовать новым, невероятно высококачественным стандартам, которые есть у нас сейчас. Если я смогу сделать тонкую бумагу и дать вам ровно столько накопленной энергии, чтобы заставить ваш косяк правильно гореть и передавать свою энергию вам, то я выполнил свою работу совершенно правильно. Если я сделаю бумагу слишком толстой, вы тоже не испытаете радости от своего стаффа. Вы не будете чувствовать его так хорошо, как это возможно. Если я сделаю бумагу слишком тонкой, у бумаги не останется плотности, чтобы ваш стафф протлел полностью. Так что прямо сейчас Raw Black настолько тонкие, насколько это только возможно. На современном оборудовании вполне можно сделать намного тоньше. Мы могли бы, вероятно, сократить эту тонкость даже наполовину, но если вы закурите их, то вы их тут же возненавидите, потому что они не будет иметь нужной плотности для правильного сгорания вашего стаффа. Наше сырье делается из растений. Итак, если вы решите сделать бумагу только из растений, как вы сможете контролировать сгорание? Как сделать его лучше, не добавляя безумных химикатов? Ну, вы наносите свой «водяной знак». Это отпечаток на бумаге, который наносится паровым прокатным колесом, чтобы контролировать тление и чтобы он горел именно так, как вы хотите. Вы также разрабатываете этот «водяной знак» с разными размерами, разными формами. Затем вы работаете и над другими вещами. Затем мы продолжаем и продолжаем в том же духе, пытаясь сделать так, чтобы, в конце концов, каждый мог испытать лучшую в мире бумагу для самокруток. — Когда вы говорите о материалах животного происхождения, возможно, люди действительно не понимают, что многие из этих клеев на бумагах имеют животную основу, верно? — Некоторые компании, по крайней мере в прошлом, использовали клеи животного происхождения. Это то, что я ненавидел, когда делал свои бумажки, особенно в 90-х, — то, что они требовали натурального клея, когда клей был сделан из... — Копыта лошади и тому подобное. — Да, всё в таком роде. И да, технически это естественно. Просто это не то, о чем мы думаем, когда думаем о натуральности продукта. Согласен? — Правильно. — Итак, да, Raw по сути, просто сделаны из древесного сока. Та-дам! Знаешь, люди такие: «В чём твой секрет?» Немного растений и немного древесного сока! Это действительно так просто. — Что вы посоветуете предпринимателям? — Мой совет им — по-настоящему извлекать максимум из того, что они делают. Меня воспитывали бабушка и дедушка. Я вырос на теории создания лучшей мышеловки, согласно которой вы получаете вознаграждение за создание лучшей мышеловки. И ваша цель — всегда делать лучшее из того, что когда-либо делалось. Это первый шаг. Я знаю, что в настоящее время вы должны продвигать товар на рынок и заниматься всем этим… Отлично, круто. Это второй шаг. Шаг первый — сначала сделать максимально возможно крутой продукт. — Правильно, улучшите что-нибудь. А затем, если это удастся, улучшите мир... — Да. — Вы знаете, я думаю, что у людей есть общий цинизм, что каждый фонд — это налоговое убежище. Каждый раз, когда у кого-то появляется этот импульс, его мотивация не чиста. Но я имею в виду, очевидно, что у вас мотивация чистая... — Ну нет. Я говорю, что тут не так чисто. Ты хочешь знать почему? Отчасти я это делаю потому, что от этого мне чертовски хорошо. Трудно чувствовать себя плохо, когда за плечами столько жизней. Если вы понимаете, о чём я. — Вы напрямую спасаете жизни, и вам становится легче помогать людям. — Да, каждый раз, когда мы делаем проект. И каждый раз, когда ты находишься там, и видишь проекты, и трогаешь людей, которым ты чертовски помог… Чувак... Честно говоря, я должен сказать тебе, что на свете тупо нет большего кайфа, хотя я в своей жизни употреблял много грёбаных наркотиков, чувак. Нет ничего более великого, чем это чувство! — Невероятно! Что ж, от всех бумаг Raw, которые я употреблял за эти годы, мне стало легче. Но как обычный человек может участвовать в этом и помогать другим? — Из-за всей той чуши, которая там творится, из-за того, что здесь так много чуши, лжи, мошенничества и всего остального, что вы можете себе представить, мы ни у кого не берем деньги. Мы действительно этого не делаем. Иногда я прошу друзей внести свой вклад, а иногда, если мне приходится подавать в суд на какого-то чувака, я делаю урегулирование иска таким: «Хорошо, ты должен заплатить 50 тысяч баксов в Wine to Water» [смеется]. Вы собираетесь спасти кучу жизней в Эфиопии вместе со мной, нравится вам это или нет! Я делаю такие вещи, но на самом деле мы никогда не берём деньги у посторонних. Я больше всего хочу, чтобы люди делали то же самое. Я хочу, чтобы они подражали этому. Я хочу, чтобы они добились величайших успехов в грёбаном мире, особенно в том, чему они отдаются полностью. Итак, что бы вы ни делали, я просто хочу, чтобы вы делали это невероятно хорошо, добились грёбаного успеха, потому что мир нуждается в вас, а затем делились этим с другими. Ещё почитать: Интервью с Cheech Marin Интервью с Майком Тайсоном: Как он переписывает свою историю вместе с каннабисом Интервью с Борисом Йорданом: Русских в каннабизнесе больше чем кажется
  11. В этом интервью, опубликованном в журнале High Times в 1979 году, вернувшийся после нескольких лет изгнания скандальный американский автор книги «Голый завтрак» рассказывает нам о Джеке Керуаке, вкусе, астральном опыте, космическом пространстве, силе мозга, шоке будущего, фашизме и самом важном романе 80-х, который он и написал: Cities of the Red Night («Города Красной ночи») «Я думаю, — сказал Норман Мейлер в 1962 году, когда был опубликован «Голый завтрак», — что Уильям Берроуз — единственный из ныне живущих американских романистов, который может быть одержим гением». Берроуз был наркоманом в течение 16 лет, до того момента, как принял лекарство «Апоморфин» в Лондоне, в 1956 году. С тех пор он не употреблял наркотики и стал главной новаторской силой и литературным лидером, создавая не только устаканенные метафоры, но и целые поколения людей выросших на его книгах, но с собственным разумом. Он является одним из гигантов нашего времени, наряду с Диланом, Ленноном, Джаггером, Уорхолом и другими. Великие перспективы первых книг и ранних экспериментов Берроуза казались ему испорченными, как он объяснил это в наших недавних беседах, потому что у него закончились исходные материалы. Это важно знать, если вы хотите понять карьеру писателя, и я думаю, что в это стоит углубиться, потому что Уильям Сьюард Берроуз (чей дед изобрел счетную машину Берроуза, сейчас мы называем её калькулятором) — человек, которого особенно стоит попытаться понять. После грандиозного триумфа «Голого завтрака» Берроуза критиковали за то, что он писал книги, которые были слишком недоступны читателю или просто плохи. Но он писал и весьма хорошие книги, которые были очень популярны, например, романы «Дикие мальчики» и «Нарколыга». В своей попытке вырваться вперед Берроуз чрезмерно экспериментировал со стилем и в результате не просто зашёл слишком далеко, но и потерял контакт с большой частью своей аудитории. Также он признаёт, что часть опубликованного должна была остаться лишь в его записных книжках. Но Берроуз пережил это. Он снова начал набирать обороты, когда вернулся в Штаты в 1973 году. После 25 лет заключения он был выпущен под залог и заново открыл для себя свою молодую и растущую американскую аудиторию. С тех пор он только набирал силу, проводя серию публичных чтений по всей стране, читал лекции, преподавал в разных колледжах и постоянно писал. Его недавно завершенный роман «Города красной ночи» (детектив, который должен выйти в свет в ближайшее время) подаёт большие надежды. Одним из наиболее необычных аспектов карьеры Берроуза как писателя является то, что он не начал писать, пока ему не исполнилось 34. Всегда интересно догадываться, что же дало волю словесному запасу автора. В случае Берроуза это вполне могло быть случайной стрельбой в 1949 году в Мексике, обернувшейся смертью его гражданской жены Джоан Воллмер. В тот ужасный день он пришел в себя, когда плакал на улице. Вернувшись домой, он начал пить и внезапно сказал жене, что «пришло время для нашего выступления Вильгельма Телля». 38-й калибр дал осечку. Ослепляющая вспышка — и его жена мертва. После этого случая Берроуз начал постоянно писать. Его записки, которые позже превратились в «Голый завтрак», были написаны в захудалых отелях и барах по всей Южной Америке и, наконец, собраны в книгу в Копенгагене, Танжере, Венеции и Париже. «С 13 лет я читал книги по фармакологии и медицине. Однако больные люди действуют мне на нервы». Берроуз сочинил свои тексты на основе своих ранних опытов, некоторые из которых прямо связаны с «Нарколыгой». Между тем, когда Берроуз был наркоманом, он работал крысоловом, барменом и даже частным детективом. Некоторый свет проливается на переулок, из которого он смотрел на свою жизнь, после инцидента, о котором он недавно рассказал: «Я помню, как пытался попасть в «21» [эксклюзивный ресторан на Манхэттене, предназначенный для кинозвезд и богачей] в качестве частного детектива, чтобы вызвать в суд какого-то гражданина, и найти способ обойти охрану на входе». «В детстве я хотел быть писателем, потому что писатели всегда были богатыми и знаменитыми». Его любимые авторы — Грэм Грин, Ричард Хьюз, Джозеф Конрад, Раймонд Чандлер. «Они бездельничали в Сингапуре и Рангуне, курили опиум в жёлтых шёлковых костюмах. В Мэйфэре они нюхали кокаин. Ещё они пробирались в запретные места с верными друзьями, а там курили гашиш». Детство Берроуза прошло в Сент-Луисе. Позже он описал как это «злокачественное матриархальное общество». Семья из четырех человек, в которой была гувернантка-англичанка. «Моё первое литературное эссе называлось «Автобиография волка». Люди смеялись и говорили: «Вы, должно быть, имеете в виду биографию волка». Нет, я имел в виду автобиографию волка и до сих пор так думаю. Было что-то ещё под названием «Карл Крэнбери в Египте», который так и не вышел в свет… «Карл Крэнбери» застрял там, на жёлтой линованной бумаге… Тогда я также написал вестерны, рассказы о гангстерах и доме с привидениями. Я был совершенно уверен, что хочу стать писателем». С 12 до 15 лет Берроуз посещал школу Джона Берроуза. В 15 лет из-за состояния здоровья его отправили в школу-ранчо Лос-Аламос. «У меня возникла романтическая привязанность к одному из мальчиков из Лос-Аламоса, и я вел дневник этого романа, который затем оставил в школе перед отъездом домой... Даже сейчас я краснею, когда вспоминаю его содержание. Во время пасхальных каникул второго года обучения я уговорил свою семью разрешить мне остаться в Сент-Луисе, поэтому мои вещи были упакованы и отправлены мне из школы. Я сильно переживал, представляя, как мои одноклассники читают это вслух друг другу. Когда коробка с вещами наконец прибыла ко мне, я с безумным волнением открыл её и вытаскивал оттуда всё, пока не нашел дневник и не уничтожил его, даже не взглянув на те ужасные страницы». После Берроуз поступил в Гарвард, где изучал английскую литературу, живя сначала в Адамс-хаусе, а затем в Клеверли-холле. В детстве его волосы были светлыми. Сейчас Уильяму Берроузу 64 года (на момент интервью). High Times: В своем новом романе «Города красной ночи» вы пишете о покидании сознанием тела. Это что, происходит на самом деле? Берроуз: Я убежден, что вся книга о клонировании была сплошным обманом, но это вполне возможно. И нет никаких сомнений в том, что то, что вы называете своим «я», имеет определенное место в нашем мозгу, и если они могут его пересадить, они могут пересадить и ваше «я». Фактически, то, над чем работают эти трансплантологи, — это трансплантация мозга. High Times: Был ли у вас когда-нибудь опыт выхода из тела? Берроуз: А у кого не было? High Times: Я не совсем понимаю, что это такое. Берроуз: Я покажу тебе прямо сейчас. Вот где вы остановились? High Times: В отеле Lazy L. Берроуз: Как выглядит ваша комната? High Times: Стандартная двуспальная кровать, коврик цвета ржавчины и... Берроуз: Вы прямо сейчас переживаете такой опыт. Прямо сейчас ты находишься там. High Times: Да, я будто стоял прямо посреди комнаты и осматривался, но в своей памяти. Берроуз: Это круто, не правда ли? Но и сны, конечно, тоже прекрасны... High Times: Вы когда-нибудь мечтали быть кем-то другим? Берроуз: Часто. Как-то раз я посмотрел в зеркало, и обнаружил, что я черный. Посмотрел на свои руки, но они все ещё были белыми. Это обычное дело. Чаще всего это кто-то, кого я не знаю. Я смотрю на своё лицо, и оно совсем другое, и не только мое лицо, но и мои мысли. Я оказался посреди чьей-то идентичности, но мне почти всегда комфортнее быть тем человеком, которым я стал. High Times: В чем ваша самая большая сила и слабость? Берроуз: Моя самая большая сила — это способность противостоять самому себе, независимо от того, насколько это тяжко и неприятно. Моя самая большая слабость в том, что я этого не делаю. Я знаю, что это загадочно, но на самом деле это своего рода общая формула для всех нас. High Times: Вы помните, как впервые покурили марихуану? Берроуз: До 1937 года не существовало федерального закона о запрете марихуаны. Раньше её можно было купить в магазинах. Фиолетовая травка «Лучшее, что я когда-либо курил...» — сказал мне парень. Я купил немного и выкурил всё в одиночестве, в своей комнате. Мне тогда было 18 лет. Это произвело потрясающий эффект. High Times: Как ты потерял палец? Берроуз: А... э... взрыв. Потрепал мне всю руку. Видите ли, я почти потерял всю руку, но мне делал операцию очень хороший хирург, и он спас остальные пальцы. High Times: Это был взрыв пистолета? Берроуз: Нет, нет, нет, это были, э... химические вещества! Хлорат калия и красный фосфор. High Times: Что ты с ними делал? Берроуз: Химические вещества! Мы дети! Мне было 14 лет, я всю жизнь интересовался лекарствами, медициной и болезнями, а фармакология всю жизнь была одним из моих любимых хобби. Фактически я год учился в Вене, но решил не продолжать, потому что это был слишком долгий период учебы для меня. И тогда я совсем не был уверен, что хочу заниматься именно медицинской практикой. Но меня всегда интересовали болезни и их симптомы, яды и лекарства. С 13 лет я читал книги по фармакологии и медицине. Однако больные люди действовали мне на нервы. High Times: Я слышал, что в ближайшее время мы можем рассчитывать на гораздо большую продолжительность жизни. Берроуз: Об этом есть очень интересная книга Гордона Тейлора «Биологическая бомба замедленного действия». Он говорит, что существует возможность продлить жизнь до 200 лет, причём не через 100 лет в будущем, а уже через 10 или 15 лет. Тогда возникает вопрос: а что, если все проживут так долго? Куда мы их всех положим? У нас сейчас слишком много людей. Разумеется, любое избирательное распределение или посредничество, продлевающее жизнь, было бы очень трудным. По сути, это указывает на то, что наша скрипучая социальная система не может принять биологические открытия, которые встречаются на пути развития, и это одно из них. Мы также сможем повысить интеллект с помощью определённых лекарств. Но тогда кто будет получать эти лекарства, кто будет это решать? High Times: это приведет к гораздо более контролируемому обществу. Берроуз: Я не думаю, что это вообще так. То, что сделал Лири, и я считаю его вполне обоснованным, состоит в том, что Вашингтон больше не центр силы, он больше не центр чего-либо, это пустышка. Он всё меньше и меньше влияет на то, что на самом деле происходит в стране. Нет необходимости кому-то контролировать всё это, потому что есть признаки того, что они этого не сделают. Предположим, я богатый человек, нанял группу ученых, и они открыли таблетку долголетия. Что ж, тогда я решаю, что с этим делать. Я могу раздать таблетки всем своим друзьям или ученым, которые их создали. Именно на это указывает Тейлор, что наше правительство не может принимать эти решения, поэтому им не придется их принимать. Они не будут отвечать. Правительство не может полностью монополизировать все научные открытия. Поэтому я думаю, что у нас не будет более контролируемого общества. Науку по своей природе очень трудно монополизировать, потому что, как только что-то известно, оно становится общеизвестным в научных кругах, и каждый может это делать. High Times: Является ли героин наркотиком, который следует изучать и использовать? Берроуз: По сути, нет разницы между героином и морфином. Героин сильнее по объему, а значит, и качественно сильнее. Боль, которую не облегчит никакое количество кодеина, можно облегчить с помощью морфина. Вероятно, существуют такие заболевания, как проказа глаза и рыбный яд, при которых можно накачать любое количество морфина, и это не принесет никакой пользы. А вот героин сможет справиться. Конечно, героин следует использовать в медицинских целях, и они думают о том, чтобы узаконить производство героина, потому что это лучшее обезболивающее, чем морфин, и менее тошнотворное. Бывают ситуации, когда тошнота от морфина может привести к летальному исходу после определенных операций. В таких случаях героин оказывается гораздо более полезным наркотиком, чем морфин. Кроме того, он гораздо полезнее при неизлечимых формах рака. High Times: Что на самом деле вызывает рост употребления наркотиков молодежью? Берроуз: Менее информированные СМИ имеют большое значение. High Times: А что на самом деле произойдет? Берроуз: Они собираются легализовать марихуану, значит, рано или поздно они придут к какой-либо форме поддержки героина. Многие люди, связанные с обеспечением соблюдения законов о наркотиках, на самом деле думают, что бесполезно пытаться обеспечить соблюдение не имеющего законной силы закона и что это такой же провал, как и запрет. Это произведет потрясающие перемены. Это уничтожило бы весь чёрный рынок героина и полностью устранило бы необходимость в Управлении по борьбе с наркотиками. High Times: Смогут ли они в будущем применять наркотики практически для чего угодно? Берроуз: Они уже на этом пути. Очень скоро у них будет синтезированный эндорфин. Это опиат, вырабатываемый организмом, в 30 раз более сильный, чем морфин, который теперь извлекается из мозга животных, особенно верблюдов, у которых очень высокий болевой порог. Они обнаружили, что он действительно купирует острую боль и снимает симптомы, но это всё ещё ужасно дорого, 3000 долларов за одну дозу. Речь идет о положении, в котором был кортизон, когда он впервые появился. Очень дорого! Но это вопрос дополнительных исследований и синтеза, хотя им понадобится примерно пять лет, чтобы вывести эндорфин на рынок, потому что грёбаное FDA действительно мешает любым исследованиям. Он вполне может решить всю проблему зависимости, потому что, будучи естественным веществом тела, он, по-видимому, не вызывает привыкания. High Times: Писать под морфином сильно отличается от письма под марихуаной? Берроуз: Это настолько разные вещи, насколько это возможно. Два препарата действуют в совершенно противоположных направлениях. Обезболивающее, такое как морфин, естественным образом снижает вашу осведомленность об окружающем и вообще обо всем, что происходит в вашем физическом теле. Когда вы принимаете морфин, у вас становится не такое богатое воображения. Ориентация становится фактической. Можно писать, можно делать всё что угодно, но я считаю, что морфин противопоказан для любого творчества. Подходит лишь для рутинной работы. На нём могут работать врачи и юристы, банковские кассиры, и он, возможно, хорош для написания новостных статей. Это не подходит для творческого письма, потому что притупляет ваше воображение. High Times: Когда вы писали «Голый завтрак», вы сказали Джеку Керуаку, что, по-видимому, являетесь агентом какой-то другой планеты, и ещё не все сообщения были расшифрованы вами. Все ли ваши работы были отправлены с других планет, и ваша работа заключалась в их расшифровке? Берроуз: Я думаю, это можно сказать про любого писателя. Лучшее, кажется, всегда исходит откуда-то... возможно и из недоминирующей части мозга. Есть очень интересная книга Джулиана Джейнса «Происхождение сознания и разрушение двухпалатного разума». Его теория состоит в том, что первые голоса были голосами галлюцинаций, что все были шизофрениками примерно до 800 г. до н.э. и имели лишь суперэго, но совсем не личное эго. Поэтому не было никакой ответственности. Всё изменилось во время великого хаоса, и тогда у нас появилась идея морали, ответственности, закона, а также интуиция. Если вы действительно знаете, что делать, вам не придётся спрашивать. Идея Джейнса заключалась в том, что первые люди всегда знали, что им делать. Им это приходило извне. Это не было фантастикой, потому что они действительно видели и слышали своих богов. Так что у них не было ничего, что мы называем «я». Наше «я» — это полностью иллюзорное понятие. У него есть пространство, в котором оно существует. У них не было этого пространства, не было никакого «я» или чего-либо, что ему соответствовало. High Times: Виновата ли человеческая природа в этом... Берроуз: Человеческая природа — еще один плод воображения. High Times: Что я имею в виду, когда говорю о человеческой природе? Берроуз: Вы имеете в виду, что существует некий скрытый смысл, которым люди живут. Я вообще не думаю, что это правда. Огромный диапазон, в котором люди могут быть обусловлены, поставит под сомнение любую такую концепцию. High Times: Во что вы верите? Берроуз: Идея веры также бессмысленна. Что это значит: ну, например, я кое-чему верю. Хорошо, теперь у вас есть кто-то, кто слышит голоса и верит в них. Это не значит, что у них есть какая-то необходимая реальность. Вся ваша концепция нашего «я» — иллюзия. Нет такого понятия. У нас должно быть хоть что-то, называемое «я», прежде чем мы будем говорить о том, во что верит это «я». High Times: кажется, существует невообразимое количество бессмысленных слов, загрязняющих наш язык. Берроуз: Капитан говорит: «Корабль тонет». Люди говорят, что он пессимист. Он говорит: «Корабль будет плавать бесконечно». Он оптимист. Но на самом деле это не имеет ничего общего с тем, что происходит с протечкой и состоянием корабля. И пессимист, и оптимист — бессмысленные слова. Все абстрактные слова бессмысленны. Они объединят такие разрозненные политические явления, как нацистская Германия и экспансионистское милитаристское движение в высокоразвитой индустриальной стране, вместе с Южной Африкой и назовут их фашизмом. Южная Африка — просто белое меньшинство, которое пытается удержать то, что у них есть. Это совсем не одно и то же. Назвать обоих фашистами — все равно, что сказать, что нет разницы между наручными и настенными часами. High Times: Какой была атмосфера в Нью-Йорке во время Второй мировой войны? Берроуз: Здесь было полно униформы, и на любом бизнесе зарабатывались невероятные суммы денег. Вам просто нужно было запустить прачечную или что-то ещё, и вы могли бы заработать состояние, потому что все услуги были недоступны. Предприниматели уводили людей с улиц, чтобы заставить их работать на любой работе. Это было очень необычно. High Times: Вы были в Вене в 37-м. Было ли ощущение, что всё это место вот-вот взорвется? Берроуз: Они знали, что Гитлер идет на них. High Times: Как люди отреагировали на Гитлера как на фигуру СМИ? Берроуз: Многие люди в Америке были прогитлеровскими, и не только богатые. Мой дядя, Айви Ли, в конце 30-х годов был пиарщиком Гитлера в кампании «Делай бизнес с Германией». У него было много разговоров с Гитлером, и он однажды сказал: «Гитлер сказал мне: «Я ничего не имею против евреев». Старик Айви умер через четыре месяца после этого разговора... от опухоли мозга. Весь Йорквилл в Нью-Йорке был прогитлеровским, целые части Чикаго были прогитлеровскими. High Times: Что же им могло нравиться в нем? Берроуз: Он был лидером, у которого не были связаны руки. Нами правят люди, у которых «связаны руки». Они всегда говорят: «Ну, я бы хотел что-нибудь сделать с этим... но у меня связаны руки». High Times: С точки зрения вашей жизни и работы в 40-е, 50-е и 60-е годы, удивлены ли вы нынешним состоянием Америки и американцев в целом? Берроуз: Я бы сказал, что это самое простое место для жизни, какое только можно найти, и тут чертовски лучше, чем я ожидал. Казалось, что США должно было перерасти в репрессивное полицейское государство, но этого не произошло. Одним из важнейших поворотных моментов, несомненно, стал Уотергейт. Но что такое американцы? Здесь есть всё, от фермеров до физиков-атомщиков, и определенно нет единообразия в их мыслительных процессах. У них очень мало общего. На самом деле, у американцев, так сказать, меньше общего, чем у представителей любой другой национальности. Между сельской и городской средой существует огромная разница. Существует так много групповых и профессиональных различий у населения. High Times: Вы за государственное, а не за национальное правительство? Берроуз: От федерального правительства не поступало ничего, кроме проблем и расходов. Запреты и вся эта чушь пытаться контролировать наркотики. Федеральное управление по лекарственным средствам в целом мешает любым исследованиям. Им понадобится пять лет, чтобы вывести этот эндорфин на рынок из-за долбанного FDA. И ещё они работают рука об руку с крупными фармацевтическими компаниями. Они на самом деле некие полицейские среди крупных фармацевтических компаний. Так что чем меньше вмешательства со стороны федеральной бюрократии, тем лучше. А также они принимают законы, которые затрагивают штаты, у которых проблемы совершенно иные, чем у восточного побережья, но ведь им должна быть предоставлена свобода действий для решения своих собственных проблем. High Times: Большая часть ваших работ резко осуждает планету в целом. Что вы думаете по этому поводу? Берроуз: Что касается всего цикла перенаселения и загрязнения, создается вопиющее и отвратительное ощущение того, что делается всё очень неадекватно, и это только лишь одна проблема. Также есть распространение ядерного оружия, что также является проблемой загрязнения всей планеты. Проблема всей экономической системы, когда нужно всё больше и больше, чтобы покупать всё меньше и меньше. И это общемировая проблема, которая вовсе не ограничивается западной культурой. Другой вопрос, есть ли способ решить эти проблемы. Честно говоря, я сомневаюсь, что многое будет сделано для этого. Загрязнение продолжается уже весьма долгое время, но знаете, иногда внезапно наступает момент, когда вы достигаете насыщения. Что касается любой возможной надежды или решения, я согласен с Тимоти Лири — единственные возможности находятся в космосе. В недавнем разговоре о космических станциях он сказал: «Когда место заполняется до такой степени, как Земля, это признак того, что народ успешен и пора покорять новые земли». Итак, он сказал — подумайте! — об этих космических станциях. У нас будет таблетка долголетия, чтобы вы могли прожить 500, 600, 700 лет. Так что он предлагает, как мне кажется, две самые важные вещи — бессмертие и космос. Он также указывает, что настоящие космические программы будут разрабатываться частными инвесторами, что станет одним из лучших вложений для частного капитала, делающего что-то действительно радикальное с деньгами. Кажется, это уже возможно в рамках современных технологий. Они поддержали бы довольно небольшие группы людей, и, очевидно, можно было бы выбрать планету, так что там было место для бисексуальных вегетарианцев и Аниты Брайант! High Times: Но похоже, что на космос тратят лишь ограниченное количество денег. Берроуз: Мы очень близки к тому моменту, когда деньги в любом случае не будут ничего значить. Они кричат: «А сколько же это будет стоить?» Это действительно совершенно бессмысленная концепция. Деньги всё меньше и меньше определяют нашу реальность. Понимаете, вся эта идея, например: формула — убить богатых людей и забрать их деньги. Ну, ты убиваешь богатых людей и начинаешь забирать их деньги, а у тебя столько бумаги, которая уже ничего не значит. Деньги не являются постоянным фактором, это просто процесс, полностью зависящий от признания их существования. Мы уже видим ситуации без денег, и я думаю, что мы всё ближе и ближе к этому подходим. Что касается коммунизма, это чисто относительная формулировка, выросшая из капитализма. Другими словами, он вообще не является независимым новым, и по этой причине он менее гибкий и имеет меньший потенциал выживания. Дни невмешательства капитализма полностью мертвы, и предположения коммунизма XIX века также мертвы, потому что они основывались на капитализме невмешательства. Хотя в капиталистических странах от него почти не осталось и следа, коммунизм всё ещё связан с чем-то, что умерло более ста лет назад. И современные коммунисты цепляются за эти устаревшие концепции, отказываясь признать противоречия и неудачи всей марксистской системы. Коммунизм не знает перемен. Капитализм гибок, и он всё время меняется, причем бесконечно. Коммунисты, видимо, до сих пор утверждают, что они не меняются, они следуют тем же марксистским принципам. У нас нет никаких принципов. Это наше преимущество. High Times: Считаете ли вы, что много разговоров, которые ведутся в газетах, на телевидении и в повседневной жизни, совершенно бессмысленны? Берроуз: Совершенно верно, потому что они всегда используют лишь общие слова. Нет такой сущности, как люди. Нет такой сущности, как американцы, нет такой сущности, как «большинство людей». Это лишь общие сведения. Все общие слова просто бессмысленны. Вы должны привязать это к конкретному человеку, выполняющему определенное действие в определенное время и в определенном месте. «Люди говорят...», «Люди верят...», «В соответствии с общепринятым мнением врачей...». Ну, как только вы это услышите, вы поймете, что этот человек не может определить, о ком он говорит, и вы знаете, что слушаете бессмысленные заявления. Медицинское мнение сводилось к тому, что марихуана сводила людей с ума. Что ж, мы прижали Анслингера и попросили доказательства. Все, что он смог придумать, — это один индийский врач, который заявил, что считает использование марихуаны основанием для заключения в психиатрическую лечебницу. Таким образом, было доказано, что марихуана сводит людей с ума. Всегда следует бросать вызов общественности. Начальник полиции Лос-Анджелеса, Дэвис, написал свою колонку о порнографии. Он говорит: «Исследования показали, что порнография приводит к экономической катастрофе». Хоть кто то спросил: «Кто изучает? Где исследования?». High Times: Почему текст всё ещё остается позади живописи? Берроуз: Не было изобретения, которое заставляло бы писателей двигаться, как и фотография, которая заставляла бы художников двигаться. Сто лет назад они рисовали коров в траве — репрезентативная картина — и она выглядит точно так же, как коровы в траве. Что ж, фотография могла бы сделать это лучше. Одно из изобретений, которое определенно исключает какой-либо вид письма, — это магнитофон, который может записывать субвокальную речь, так называемый поток сознания. В письменной форме мы всегда интерпретируем то, что думают люди. Ну, я имею в виду, что это просто моё приблизительное предположение. Предположим, у меня есть машина, с помощью которой я могу записывать субвокальную речь. Если бы я действительно мог записывать то, что кто-то думает, мне не нужно было бы интерпретировать это. High Times: Как будет работать эта машина? Берроуз: Мы знаем, что субвокальная речь включает в себя фактическое движение голосовых связок, так что это просто вопрос чувствительности. Есть шум, связанный с субвокальной речью, но мы не можем его уловить. Возможно, можно это сделать в рамках современных технологий, но пока этого не сделано. High Times: Люди усваивают и повторяют слова рок-песен, что делает их очень эффективными. Как вы думаете, печатное слово может стать более эффективным средством коммуникации, чем оно есть, потому что люди не тратят время на чтение отрывков из книг в своей голове? Берроуз: Да, это так. High Times: Ну, не много людей. Берроуз: Многие из них не знают, откуда взялось то, что у них в головах. Многое из книг. High Times: Однако слова в сопровождении музыки, как правило, имеют больший эффект. Берроуз: Это соответствует теории двухпалатного мозга. Если вам удастся добраться до недоминантной части мозга, значит, всё готово. Вот откуда берутся песни, которые играют в вашей голове, в правом полушарии мозга. Как ни странно, самое интересное в этой книге — это все клинические данные Джейнса о людях, у которых были разрушены различные области мозга. Недоминантная часть мозга может петь, но не может говорить. Вы можете сказать таким людям: «Хорошо, если не можете сказать, спойте». High Times: Был ли Керуак самым близким другом и писателем твоего поколения? Берроуз: Джек предложил название «Голый завтрак», и он призвал меня писать, когда мне это было неинтересно. Вот оно. Но стилистически или в плане влияния, я совсем не чувствую себя с ним близким. Если бы я упомянул двух писателей, которые оказали самое непосредственное влияние на моё творчество, это были бы Джозеф Конрад и Дентон Уэлч, а не Керуак. High Times: Был ли у Керуака хороший жизненный опыт, чтобы он мог о нём написать? Берроуз: Я бы сказал, что он был там как писатель, а не как мастер механик или кем бы он ни был. Он сказал: «Я шпион в чьем-то теле. Я здесь не тот, каким должен быть». High Times: Это то, что в конечном итоге сделало его несчастным? Берроуз: Вовсе нет. Это верно для всех художников. Вы здесь не как газетный репортёр, врач или полицейский, вы здесь как писатель. High Times: Казалось, он потерял контакт с людьми, так он и закончил... Берроуз: Все писатели теряют контакт. Я бы не сказал, что он был особенно несчастен. У него были проблемы с алкоголем. Это и убило его. High Times: Когда вы в последний раз видели его? Берроуз: В 1968. Я был на съезде в Чикаго, и Esquire предоставил в мое распоряжение комнату в отеле Delmonico, чтобы написать рассказ. Затем Керуак пришел навестить меня, и он жил в то время в Лоуэлле, и у него были эти старшие зятья, один из которых держал винный магазин, и они возили его повсюду. Ему было очень тяжело, потому что он снял другую комнату в отеле и остался ночевать, заказывал бутылки виски и пил в ресторане. High Times: Вы много говорили? Берроуз: Ну, у него тяжёлая работа. Это было, когда он пошел на шоу Бакли, и я сказал ему: «Нет, Джек, не ходи, ты не в состоянии идти». Но он ушел той же ночью. Я сказал: «Я даже не пойду». Аллен Гинзберг ушел. И все они уехали на следующий день. Это был последний раз, когда я его видел. Год спустя он умер. Цирроз, массивное кровотечение. Вы когда-нибудь слышали о писателе по имени Дентон Уэлч? High Times: Кто это был? Берроуз: Ну, он был своего рода оригинальным панком, и его отец называл его Панки. Он ехал на велосипеде, когда ему было 20, и какая-то полная п***да ударила его и искалечила на всю оставшуюся жизнь. Он умер в 1948 году в возрасте 33 лет, написав четыре прекрасные книги. Он был великим писателем, очень ценным. В заключение я хотел бы порекомендовать одну книгу читателям High Times. Это книга «Молодость — это удовольствие» от Дентона Уэлча. Куда ты сейчас едешь? High Times: В «21». Берроуз: «21» еще существует? High Times: он не только существует, но и невероятно или нет, в нём есть лучший в мире стейк-тартар по-сенегальски. Вещь, которую вы не сможете забыть. Берроуз: Я бы предпочел сесть в такси и попросить их прислать мне обед. Ужин в «21» весьма дорогой. Меня туда никогда не приглашали… Ещё почитать: Легенды High Times: Чарльз Буковски Легенды High Times: Эд Розенталь Гранд-дама мира каннабиса Интервью с создателем RAW Сеть Шарлотты: История происхождения КБД Просмотр полной Статья
  12. «Я думаю, — сказал Норман Мейлер в 1962 году, когда был опубликован «Голый завтрак», — что Уильям Берроуз — единственный из ныне живущих американских романистов, который может быть одержим гением». Берроуз был наркоманом в течение 16 лет, до того момента, как принял лекарство «Апоморфин» в Лондоне, в 1956 году. С тех пор он не употреблял наркотики и стал главной новаторской силой и литературным лидером, создавая не только устаканенные метафоры, но и целые поколения людей выросших на его книгах, но с собственным разумом. Он является одним из гигантов нашего времени, наряду с Диланом, Ленноном, Джаггером, Уорхолом и другими. Великие перспективы первых книг и ранних экспериментов Берроуза казались ему испорченными, как он объяснил это в наших недавних беседах, потому что у него закончились исходные материалы. Это важно знать, если вы хотите понять карьеру писателя, и я думаю, что в это стоит углубиться, потому что Уильям Сьюард Берроуз (чей дед изобрел счетную машину Берроуза, сейчас мы называем её калькулятором) — человек, которого особенно стоит попытаться понять. После грандиозного триумфа «Голого завтрака» Берроуза критиковали за то, что он писал книги, которые были слишком недоступны читателю или просто плохи. Но он писал и весьма хорошие книги, которые были очень популярны, например, романы «Дикие мальчики» и «Нарколыга». В своей попытке вырваться вперед Берроуз чрезмерно экспериментировал со стилем и в результате не просто зашёл слишком далеко, но и потерял контакт с большой частью своей аудитории. Также он признаёт, что часть опубликованного должна была остаться лишь в его записных книжках. Но Берроуз пережил это. Он снова начал набирать обороты, когда вернулся в Штаты в 1973 году. После 25 лет заключения он был выпущен под залог и заново открыл для себя свою молодую и растущую американскую аудиторию. С тех пор он только набирал силу, проводя серию публичных чтений по всей стране, читал лекции, преподавал в разных колледжах и постоянно писал. Его недавно завершенный роман «Города красной ночи» (детектив, который должен выйти в свет в ближайшее время) подаёт большие надежды. Одним из наиболее необычных аспектов карьеры Берроуза как писателя является то, что он не начал писать, пока ему не исполнилось 34. Всегда интересно догадываться, что же дало волю словесному запасу автора. В случае Берроуза это вполне могло быть случайной стрельбой в 1949 году в Мексике, обернувшейся смертью его гражданской жены Джоан Воллмер. В тот ужасный день он пришел в себя, когда плакал на улице. Вернувшись домой, он начал пить и внезапно сказал жене, что «пришло время для нашего выступления Вильгельма Телля». 38-й калибр дал осечку. Ослепляющая вспышка — и его жена мертва. После этого случая Берроуз начал постоянно писать. Его записки, которые позже превратились в «Голый завтрак», были написаны в захудалых отелях и барах по всей Южной Америке и, наконец, собраны в книгу в Копенгагене, Танжере, Венеции и Париже. «С 13 лет я читал книги по фармакологии и медицине. Однако больные люди действуют мне на нервы». Берроуз сочинил свои тексты на основе своих ранних опытов, некоторые из которых прямо связаны с «Нарколыгой». Между тем, когда Берроуз был наркоманом, он работал крысоловом, барменом и даже частным детективом. Некоторый свет проливается на переулок, из которого он смотрел на свою жизнь, после инцидента, о котором он недавно рассказал: «Я помню, как пытался попасть в «21» [эксклюзивный ресторан на Манхэттене, предназначенный для кинозвезд и богачей] в качестве частного детектива, чтобы вызвать в суд какого-то гражданина, и найти способ обойти охрану на входе». «В детстве я хотел быть писателем, потому что писатели всегда были богатыми и знаменитыми». Его любимые авторы — Грэм Грин, Ричард Хьюз, Джозеф Конрад, Раймонд Чандлер. «Они бездельничали в Сингапуре и Рангуне, курили опиум в жёлтых шёлковых костюмах. В Мэйфэре они нюхали кокаин. Ещё они пробирались в запретные места с верными друзьями, а там курили гашиш». Детство Берроуза прошло в Сент-Луисе. Позже он описал как это «злокачественное матриархальное общество». Семья из четырех человек, в которой была гувернантка-англичанка. «Моё первое литературное эссе называлось «Автобиография волка». Люди смеялись и говорили: «Вы, должно быть, имеете в виду биографию волка». Нет, я имел в виду автобиографию волка и до сих пор так думаю. Было что-то ещё под названием «Карл Крэнбери в Египте», который так и не вышел в свет… «Карл Крэнбери» застрял там, на жёлтой линованной бумаге… Тогда я также написал вестерны, рассказы о гангстерах и доме с привидениями. Я был совершенно уверен, что хочу стать писателем». С 12 до 15 лет Берроуз посещал школу Джона Берроуза. В 15 лет из-за состояния здоровья его отправили в школу-ранчо Лос-Аламос. «У меня возникла романтическая привязанность к одному из мальчиков из Лос-Аламоса, и я вел дневник этого романа, который затем оставил в школе перед отъездом домой... Даже сейчас я краснею, когда вспоминаю его содержание. Во время пасхальных каникул второго года обучения я уговорил свою семью разрешить мне остаться в Сент-Луисе, поэтому мои вещи были упакованы и отправлены мне из школы. Я сильно переживал, представляя, как мои одноклассники читают это вслух друг другу. Когда коробка с вещами наконец прибыла ко мне, я с безумным волнением открыл её и вытаскивал оттуда всё, пока не нашел дневник и не уничтожил его, даже не взглянув на те ужасные страницы». После Берроуз поступил в Гарвард, где изучал английскую литературу, живя сначала в Адамс-хаусе, а затем в Клеверли-холле. В детстве его волосы были светлыми. Сейчас Уильяму Берроузу 64 года (на момент интервью). High Times: В своем новом романе «Города красной ночи» вы пишете о покидании сознанием тела. Это что, происходит на самом деле? Берроуз: Я убежден, что вся книга о клонировании была сплошным обманом, но это вполне возможно. И нет никаких сомнений в том, что то, что вы называете своим «я», имеет определенное место в нашем мозгу, и если они могут его пересадить, они могут пересадить и ваше «я». Фактически, то, над чем работают эти трансплантологи, — это трансплантация мозга. High Times: Был ли у вас когда-нибудь опыт выхода из тела? Берроуз: А у кого не было? High Times: Я не совсем понимаю, что это такое. Берроуз: Я покажу тебе прямо сейчас. Вот где вы остановились? High Times: В отеле Lazy L. Берроуз: Как выглядит ваша комната? High Times: Стандартная двуспальная кровать, коврик цвета ржавчины и... Берроуз: Вы прямо сейчас переживаете такой опыт. Прямо сейчас ты находишься там. High Times: Да, я будто стоял прямо посреди комнаты и осматривался, но в своей памяти. Берроуз: Это круто, не правда ли? Но и сны, конечно, тоже прекрасны... High Times: Вы когда-нибудь мечтали быть кем-то другим? Берроуз: Часто. Как-то раз я посмотрел в зеркало, и обнаружил, что я черный. Посмотрел на свои руки, но они все ещё были белыми. Это обычное дело. Чаще всего это кто-то, кого я не знаю. Я смотрю на своё лицо, и оно совсем другое, и не только мое лицо, но и мои мысли. Я оказался посреди чьей-то идентичности, но мне почти всегда комфортнее быть тем человеком, которым я стал. High Times: В чем ваша самая большая сила и слабость? Берроуз: Моя самая большая сила — это способность противостоять самому себе, независимо от того, насколько это тяжко и неприятно. Моя самая большая слабость в том, что я этого не делаю. Я знаю, что это загадочно, но на самом деле это своего рода общая формула для всех нас. High Times: Вы помните, как впервые покурили марихуану? Берроуз: До 1937 года не существовало федерального закона о запрете марихуаны. Раньше её можно было купить в магазинах. Фиолетовая травка «Лучшее, что я когда-либо курил...» — сказал мне парень. Я купил немного и выкурил всё в одиночестве, в своей комнате. Мне тогда было 18 лет. Это произвело потрясающий эффект. High Times: Как ты потерял палец? Берроуз: А... э... взрыв. Потрепал мне всю руку. Видите ли, я почти потерял всю руку, но мне делал операцию очень хороший хирург, и он спас остальные пальцы. High Times: Это был взрыв пистолета? Берроуз: Нет, нет, нет, это были, э... химические вещества! Хлорат калия и красный фосфор. High Times: Что ты с ними делал? Берроуз: Химические вещества! Мы дети! Мне было 14 лет, я всю жизнь интересовался лекарствами, медициной и болезнями, а фармакология всю жизнь была одним из моих любимых хобби. Фактически я год учился в Вене, но решил не продолжать, потому что это был слишком долгий период учебы для меня. И тогда я совсем не был уверен, что хочу заниматься именно медицинской практикой. Но меня всегда интересовали болезни и их симптомы, яды и лекарства. С 13 лет я читал книги по фармакологии и медицине. Однако больные люди действовали мне на нервы. High Times: Я слышал, что в ближайшее время мы можем рассчитывать на гораздо большую продолжительность жизни. Берроуз: Об этом есть очень интересная книга Гордона Тейлора «Биологическая бомба замедленного действия». Он говорит, что существует возможность продлить жизнь до 200 лет, причём не через 100 лет в будущем, а уже через 10 или 15 лет. Тогда возникает вопрос: а что, если все проживут так долго? Куда мы их всех положим? У нас сейчас слишком много людей. Разумеется, любое избирательное распределение или посредничество, продлевающее жизнь, было бы очень трудным. По сути, это указывает на то, что наша скрипучая социальная система не может принять биологические открытия, которые встречаются на пути развития, и это одно из них. Мы также сможем повысить интеллект с помощью определённых лекарств. Но тогда кто будет получать эти лекарства, кто будет это решать? High Times: это приведет к гораздо более контролируемому обществу. Берроуз: Я не думаю, что это вообще так. То, что сделал Лири, и я считаю его вполне обоснованным, состоит в том, что Вашингтон больше не центр силы, он больше не центр чего-либо, это пустышка. Он всё меньше и меньше влияет на то, что на самом деле происходит в стране. Нет необходимости кому-то контролировать всё это, потому что есть признаки того, что они этого не сделают. Предположим, я богатый человек, нанял группу ученых, и они открыли таблетку долголетия. Что ж, тогда я решаю, что с этим делать. Я могу раздать таблетки всем своим друзьям или ученым, которые их создали. Именно на это указывает Тейлор, что наше правительство не может принимать эти решения, поэтому им не придется их принимать. Они не будут отвечать. Правительство не может полностью монополизировать все научные открытия. Поэтому я думаю, что у нас не будет более контролируемого общества. Науку по своей природе очень трудно монополизировать, потому что, как только что-то известно, оно становится общеизвестным в научных кругах, и каждый может это делать. High Times: Является ли героин наркотиком, который следует изучать и использовать? Берроуз: По сути, нет разницы между героином и морфином. Героин сильнее по объему, а значит, и качественно сильнее. Боль, которую не облегчит никакое количество кодеина, можно облегчить с помощью морфина. Вероятно, существуют такие заболевания, как проказа глаза и рыбный яд, при которых можно накачать любое количество морфина, и это не принесет никакой пользы. А вот героин сможет справиться. Конечно, героин следует использовать в медицинских целях, и они думают о том, чтобы узаконить производство героина, потому что это лучшее обезболивающее, чем морфин, и менее тошнотворное. Бывают ситуации, когда тошнота от морфина может привести к летальному исходу после определенных операций. В таких случаях героин оказывается гораздо более полезным наркотиком, чем морфин. Кроме того, он гораздо полезнее при неизлечимых формах рака. High Times: Что на самом деле вызывает рост употребления наркотиков молодежью? Берроуз: Менее информированные СМИ имеют большое значение. High Times: А что на самом деле произойдет? Берроуз: Они собираются легализовать марихуану, значит, рано или поздно они придут к какой-либо форме поддержки героина. Многие люди, связанные с обеспечением соблюдения законов о наркотиках, на самом деле думают, что бесполезно пытаться обеспечить соблюдение не имеющего законной силы закона и что это такой же провал, как и запрет. Это произведет потрясающие перемены. Это уничтожило бы весь чёрный рынок героина и полностью устранило бы необходимость в Управлении по борьбе с наркотиками. High Times: Смогут ли они в будущем применять наркотики практически для чего угодно? Берроуз: Они уже на этом пути. Очень скоро у них будет синтезированный эндорфин. Это опиат, вырабатываемый организмом, в 30 раз более сильный, чем морфин, который теперь извлекается из мозга животных, особенно верблюдов, у которых очень высокий болевой порог. Они обнаружили, что он действительно купирует острую боль и снимает симптомы, но это всё ещё ужасно дорого, 3000 долларов за одну дозу. Речь идет о положении, в котором был кортизон, когда он впервые появился. Очень дорого! Но это вопрос дополнительных исследований и синтеза, хотя им понадобится примерно пять лет, чтобы вывести эндорфин на рынок, потому что грёбаное FDA действительно мешает любым исследованиям. Он вполне может решить всю проблему зависимости, потому что, будучи естественным веществом тела, он, по-видимому, не вызывает привыкания. High Times: Писать под морфином сильно отличается от письма под марихуаной? Берроуз: Это настолько разные вещи, насколько это возможно. Два препарата действуют в совершенно противоположных направлениях. Обезболивающее, такое как морфин, естественным образом снижает вашу осведомленность об окружающем и вообще обо всем, что происходит в вашем физическом теле. Когда вы принимаете морфин, у вас становится не такое богатое воображения. Ориентация становится фактической. Можно писать, можно делать всё что угодно, но я считаю, что морфин противопоказан для любого творчества. Подходит лишь для рутинной работы. На нём могут работать врачи и юристы, банковские кассиры, и он, возможно, хорош для написания новостных статей. Это не подходит для творческого письма, потому что притупляет ваше воображение. High Times: Когда вы писали «Голый завтрак», вы сказали Джеку Керуаку, что, по-видимому, являетесь агентом какой-то другой планеты, и ещё не все сообщения были расшифрованы вами. Все ли ваши работы были отправлены с других планет, и ваша работа заключалась в их расшифровке? Берроуз: Я думаю, это можно сказать про любого писателя. Лучшее, кажется, всегда исходит откуда-то... возможно и из недоминирующей части мозга. Есть очень интересная книга Джулиана Джейнса «Происхождение сознания и разрушение двухпалатного разума». Его теория состоит в том, что первые голоса были голосами галлюцинаций, что все были шизофрениками примерно до 800 г. до н.э. и имели лишь суперэго, но совсем не личное эго. Поэтому не было никакой ответственности. Всё изменилось во время великого хаоса, и тогда у нас появилась идея морали, ответственности, закона, а также интуиция. Если вы действительно знаете, что делать, вам не придётся спрашивать. Идея Джейнса заключалась в том, что первые люди всегда знали, что им делать. Им это приходило извне. Это не было фантастикой, потому что они действительно видели и слышали своих богов. Так что у них не было ничего, что мы называем «я». Наше «я» — это полностью иллюзорное понятие. У него есть пространство, в котором оно существует. У них не было этого пространства, не было никакого «я» или чего-либо, что ему соответствовало. High Times: Виновата ли человеческая природа в этом... Берроуз: Человеческая природа — еще один плод воображения. High Times: Что я имею в виду, когда говорю о человеческой природе? Берроуз: Вы имеете в виду, что существует некий скрытый смысл, которым люди живут. Я вообще не думаю, что это правда. Огромный диапазон, в котором люди могут быть обусловлены, поставит под сомнение любую такую концепцию. High Times: Во что вы верите? Берроуз: Идея веры также бессмысленна. Что это значит: ну, например, я кое-чему верю. Хорошо, теперь у вас есть кто-то, кто слышит голоса и верит в них. Это не значит, что у них есть какая-то необходимая реальность. Вся ваша концепция нашего «я» — иллюзия. Нет такого понятия. У нас должно быть хоть что-то, называемое «я», прежде чем мы будем говорить о том, во что верит это «я». High Times: кажется, существует невообразимое количество бессмысленных слов, загрязняющих наш язык. Берроуз: Капитан говорит: «Корабль тонет». Люди говорят, что он пессимист. Он говорит: «Корабль будет плавать бесконечно». Он оптимист. Но на самом деле это не имеет ничего общего с тем, что происходит с протечкой и состоянием корабля. И пессимист, и оптимист — бессмысленные слова. Все абстрактные слова бессмысленны. Они объединят такие разрозненные политические явления, как нацистская Германия и экспансионистское милитаристское движение в высокоразвитой индустриальной стране, вместе с Южной Африкой и назовут их фашизмом. Южная Африка — просто белое меньшинство, которое пытается удержать то, что у них есть. Это совсем не одно и то же. Назвать обоих фашистами — все равно, что сказать, что нет разницы между наручными и настенными часами. High Times: Какой была атмосфера в Нью-Йорке во время Второй мировой войны? Берроуз: Здесь было полно униформы, и на любом бизнесе зарабатывались невероятные суммы денег. Вам просто нужно было запустить прачечную или что-то ещё, и вы могли бы заработать состояние, потому что все услуги были недоступны. Предприниматели уводили людей с улиц, чтобы заставить их работать на любой работе. Это было очень необычно. High Times: Вы были в Вене в 37-м. Было ли ощущение, что всё это место вот-вот взорвется? Берроуз: Они знали, что Гитлер идет на них. High Times: Как люди отреагировали на Гитлера как на фигуру СМИ? Берроуз: Многие люди в Америке были прогитлеровскими, и не только богатые. Мой дядя, Айви Ли, в конце 30-х годов был пиарщиком Гитлера в кампании «Делай бизнес с Германией». У него было много разговоров с Гитлером, и он однажды сказал: «Гитлер сказал мне: «Я ничего не имею против евреев». Старик Айви умер через четыре месяца после этого разговора... от опухоли мозга. Весь Йорквилл в Нью-Йорке был прогитлеровским, целые части Чикаго были прогитлеровскими. High Times: Что же им могло нравиться в нем? Берроуз: Он был лидером, у которого не были связаны руки. Нами правят люди, у которых «связаны руки». Они всегда говорят: «Ну, я бы хотел что-нибудь сделать с этим... но у меня связаны руки». High Times: С точки зрения вашей жизни и работы в 40-е, 50-е и 60-е годы, удивлены ли вы нынешним состоянием Америки и американцев в целом? Берроуз: Я бы сказал, что это самое простое место для жизни, какое только можно найти, и тут чертовски лучше, чем я ожидал. Казалось, что США должно было перерасти в репрессивное полицейское государство, но этого не произошло. Одним из важнейших поворотных моментов, несомненно, стал Уотергейт. Но что такое американцы? Здесь есть всё, от фермеров до физиков-атомщиков, и определенно нет единообразия в их мыслительных процессах. У них очень мало общего. На самом деле, у американцев, так сказать, меньше общего, чем у представителей любой другой национальности. Между сельской и городской средой существует огромная разница. Существует так много групповых и профессиональных различий у населения. High Times: Вы за государственное, а не за национальное правительство? Берроуз: От федерального правительства не поступало ничего, кроме проблем и расходов. Запреты и вся эта чушь пытаться контролировать наркотики. Федеральное управление по лекарственным средствам в целом мешает любым исследованиям. Им понадобится пять лет, чтобы вывести этот эндорфин на рынок из-за долбанного FDA. И ещё они работают рука об руку с крупными фармацевтическими компаниями. Они на самом деле некие полицейские среди крупных фармацевтических компаний. Так что чем меньше вмешательства со стороны федеральной бюрократии, тем лучше. А также они принимают законы, которые затрагивают штаты, у которых проблемы совершенно иные, чем у восточного побережья, но ведь им должна быть предоставлена свобода действий для решения своих собственных проблем. High Times: Большая часть ваших работ резко осуждает планету в целом. Что вы думаете по этому поводу? Берроуз: Что касается всего цикла перенаселения и загрязнения, создается вопиющее и отвратительное ощущение того, что делается всё очень неадекватно, и это только лишь одна проблема. Также есть распространение ядерного оружия, что также является проблемой загрязнения всей планеты. Проблема всей экономической системы, когда нужно всё больше и больше, чтобы покупать всё меньше и меньше. И это общемировая проблема, которая вовсе не ограничивается западной культурой. Другой вопрос, есть ли способ решить эти проблемы. Честно говоря, я сомневаюсь, что многое будет сделано для этого. Загрязнение продолжается уже весьма долгое время, но знаете, иногда внезапно наступает момент, когда вы достигаете насыщения. Что касается любой возможной надежды или решения, я согласен с Тимоти Лири — единственные возможности находятся в космосе. В недавнем разговоре о космических станциях он сказал: «Когда место заполняется до такой степени, как Земля, это признак того, что народ успешен и пора покорять новые земли». Итак, он сказал — подумайте! — об этих космических станциях. У нас будет таблетка долголетия, чтобы вы могли прожить 500, 600, 700 лет. Так что он предлагает, как мне кажется, две самые важные вещи — бессмертие и космос. Он также указывает, что настоящие космические программы будут разрабатываться частными инвесторами, что станет одним из лучших вложений для частного капитала, делающего что-то действительно радикальное с деньгами. Кажется, это уже возможно в рамках современных технологий. Они поддержали бы довольно небольшие группы людей, и, очевидно, можно было бы выбрать планету, так что там было место для бисексуальных вегетарианцев и Аниты Брайант! High Times: Но похоже, что на космос тратят лишь ограниченное количество денег. Берроуз: Мы очень близки к тому моменту, когда деньги в любом случае не будут ничего значить. Они кричат: «А сколько же это будет стоить?» Это действительно совершенно бессмысленная концепция. Деньги всё меньше и меньше определяют нашу реальность. Понимаете, вся эта идея, например: формула — убить богатых людей и забрать их деньги. Ну, ты убиваешь богатых людей и начинаешь забирать их деньги, а у тебя столько бумаги, которая уже ничего не значит. Деньги не являются постоянным фактором, это просто процесс, полностью зависящий от признания их существования. Мы уже видим ситуации без денег, и я думаю, что мы всё ближе и ближе к этому подходим. Что касается коммунизма, это чисто относительная формулировка, выросшая из капитализма. Другими словами, он вообще не является независимым новым, и по этой причине он менее гибкий и имеет меньший потенциал выживания. Дни невмешательства капитализма полностью мертвы, и предположения коммунизма XIX века также мертвы, потому что они основывались на капитализме невмешательства. Хотя в капиталистических странах от него почти не осталось и следа, коммунизм всё ещё связан с чем-то, что умерло более ста лет назад. И современные коммунисты цепляются за эти устаревшие концепции, отказываясь признать противоречия и неудачи всей марксистской системы. Коммунизм не знает перемен. Капитализм гибок, и он всё время меняется, причем бесконечно. Коммунисты, видимо, до сих пор утверждают, что они не меняются, они следуют тем же марксистским принципам. У нас нет никаких принципов. Это наше преимущество. High Times: Считаете ли вы, что много разговоров, которые ведутся в газетах, на телевидении и в повседневной жизни, совершенно бессмысленны? Берроуз: Совершенно верно, потому что они всегда используют лишь общие слова. Нет такой сущности, как люди. Нет такой сущности, как американцы, нет такой сущности, как «большинство людей». Это лишь общие сведения. Все общие слова просто бессмысленны. Вы должны привязать это к конкретному человеку, выполняющему определенное действие в определенное время и в определенном месте. «Люди говорят...», «Люди верят...», «В соответствии с общепринятым мнением врачей...». Ну, как только вы это услышите, вы поймете, что этот человек не может определить, о ком он говорит, и вы знаете, что слушаете бессмысленные заявления. Медицинское мнение сводилось к тому, что марихуана сводила людей с ума. Что ж, мы прижали Анслингера и попросили доказательства. Все, что он смог придумать, — это один индийский врач, который заявил, что считает использование марихуаны основанием для заключения в психиатрическую лечебницу. Таким образом, было доказано, что марихуана сводит людей с ума. Всегда следует бросать вызов общественности. Начальник полиции Лос-Анджелеса, Дэвис, написал свою колонку о порнографии. Он говорит: «Исследования показали, что порнография приводит к экономической катастрофе». Хоть кто то спросил: «Кто изучает? Где исследования?». High Times: Почему текст всё ещё остается позади живописи? Берроуз: Не было изобретения, которое заставляло бы писателей двигаться, как и фотография, которая заставляла бы художников двигаться. Сто лет назад они рисовали коров в траве — репрезентативная картина — и она выглядит точно так же, как коровы в траве. Что ж, фотография могла бы сделать это лучше. Одно из изобретений, которое определенно исключает какой-либо вид письма, — это магнитофон, который может записывать субвокальную речь, так называемый поток сознания. В письменной форме мы всегда интерпретируем то, что думают люди. Ну, я имею в виду, что это просто моё приблизительное предположение. Предположим, у меня есть машина, с помощью которой я могу записывать субвокальную речь. Если бы я действительно мог записывать то, что кто-то думает, мне не нужно было бы интерпретировать это. High Times: Как будет работать эта машина? Берроуз: Мы знаем, что субвокальная речь включает в себя фактическое движение голосовых связок, так что это просто вопрос чувствительности. Есть шум, связанный с субвокальной речью, но мы не можем его уловить. Возможно, можно это сделать в рамках современных технологий, но пока этого не сделано. High Times: Люди усваивают и повторяют слова рок-песен, что делает их очень эффективными. Как вы думаете, печатное слово может стать более эффективным средством коммуникации, чем оно есть, потому что люди не тратят время на чтение отрывков из книг в своей голове? Берроуз: Да, это так. High Times: Ну, не много людей. Берроуз: Многие из них не знают, откуда взялось то, что у них в головах. Многое из книг. High Times: Однако слова в сопровождении музыки, как правило, имеют больший эффект. Берроуз: Это соответствует теории двухпалатного мозга. Если вам удастся добраться до недоминантной части мозга, значит, всё готово. Вот откуда берутся песни, которые играют в вашей голове, в правом полушарии мозга. Как ни странно, самое интересное в этой книге — это все клинические данные Джейнса о людях, у которых были разрушены различные области мозга. Недоминантная часть мозга может петь, но не может говорить. Вы можете сказать таким людям: «Хорошо, если не можете сказать, спойте». High Times: Был ли Керуак самым близким другом и писателем твоего поколения? Берроуз: Джек предложил название «Голый завтрак», и он призвал меня писать, когда мне это было неинтересно. Вот оно. Но стилистически или в плане влияния, я совсем не чувствую себя с ним близким. Если бы я упомянул двух писателей, которые оказали самое непосредственное влияние на моё творчество, это были бы Джозеф Конрад и Дентон Уэлч, а не Керуак. High Times: Был ли у Керуака хороший жизненный опыт, чтобы он мог о нём написать? Берроуз: Я бы сказал, что он был там как писатель, а не как мастер механик или кем бы он ни был. Он сказал: «Я шпион в чьем-то теле. Я здесь не тот, каким должен быть». High Times: Это то, что в конечном итоге сделало его несчастным? Берроуз: Вовсе нет. Это верно для всех художников. Вы здесь не как газетный репортёр, врач или полицейский, вы здесь как писатель. High Times: Казалось, он потерял контакт с людьми, так он и закончил... Берроуз: Все писатели теряют контакт. Я бы не сказал, что он был особенно несчастен. У него были проблемы с алкоголем. Это и убило его. High Times: Когда вы в последний раз видели его? Берроуз: В 1968. Я был на съезде в Чикаго, и Esquire предоставил в мое распоряжение комнату в отеле Delmonico, чтобы написать рассказ. Затем Керуак пришел навестить меня, и он жил в то время в Лоуэлле, и у него были эти старшие зятья, один из которых держал винный магазин, и они возили его повсюду. Ему было очень тяжело, потому что он снял другую комнату в отеле и остался ночевать, заказывал бутылки виски и пил в ресторане. High Times: Вы много говорили? Берроуз: Ну, у него тяжёлая работа. Это было, когда он пошел на шоу Бакли, и я сказал ему: «Нет, Джек, не ходи, ты не в состоянии идти». Но он ушел той же ночью. Я сказал: «Я даже не пойду». Аллен Гинзберг ушел. И все они уехали на следующий день. Это был последний раз, когда я его видел. Год спустя он умер. Цирроз, массивное кровотечение. Вы когда-нибудь слышали о писателе по имени Дентон Уэлч? High Times: Кто это был? Берроуз: Ну, он был своего рода оригинальным панком, и его отец называл его Панки. Он ехал на велосипеде, когда ему было 20, и какая-то полная п***да ударила его и искалечила на всю оставшуюся жизнь. Он умер в 1948 году в возрасте 33 лет, написав четыре прекрасные книги. Он был великим писателем, очень ценным. В заключение я хотел бы порекомендовать одну книгу читателям High Times. Это книга «Молодость — это удовольствие» от Дентона Уэлча. Куда ты сейчас едешь? High Times: В «21». Берроуз: «21» еще существует? High Times: он не только существует, но и невероятно или нет, в нём есть лучший в мире стейк-тартар по-сенегальски. Вещь, которую вы не сможете забыть. Берроуз: Я бы предпочел сесть в такси и попросить их прислать мне обед. Ужин в «21» весьма дорогой. Меня туда никогда не приглашали… Ещё почитать: Легенды High Times: Чарльз Буковски Легенды High Times: Эд Розенталь Гранд-дама мира каннабиса Интервью с создателем RAW Сеть Шарлотты: История происхождения КБД
  13. На подходе к дедлайну произошла забавная вещь... Ну, может быть, и не совсем смешная, но определенно слегка забавная и с оттенком поэтической справедливости. Дорогой редактор! Я понимаю, что пропустил дедлайн, но меня преследовали всякие мелочи, такие как ссора с женщиной, поломка машины, гость дома на одну неделю и многие другие, которые я не могу вспомнить. Но я точно помню, что мне пришлось продлевать водительские права. Каждый раз, когда мне продлевают водительские права, я начинаю понимать, насколько я стал старше. Это действительно знак того, что вы всё ближе к могиле, это даже более убедительный знак, чем Новый год или дни рождения. И хотя я действительно не против умереть, видимо, я не готов принимать этот факт старения, поэтому каждые четыре года при продлении водительских прав я устраиваю себе нехилую пьянку. Похоже, что именно так я и поступил — напился! А на следующий день я поехал, свернул налево на Фонтан и поехал в сторону Департамента транспортных средств Голливуда, но у меня слишком сильно болела голова, чтобы смотреть кому-то в глаза, поэтому я свернул направо и остановился у ближайшего бара. Голливудский бульвар, кажется, я был на Лас-Пальмас или Чероки, припарковался, вышел, вошел, сел, заказал у бармена Heineken в бутылке и хорошо поехал. Через пару стульев от меня, сидела старая девушка, которая выглядела так, будто у нее на голове была щетина дикобраза вместо волос. Она выглядела так, будто вырезала дыру в центре грязной простыни, чтобы сквозь нее могла проскользнуть голова, и надела эту вещь. — Привет, — сказала она. Я посмотрел на нее более пристально. — Я цыганка Хелена, — сказала она. — Филипп Мессбелл, безработный диспетчер, — ответил я. — Погадаем на ладони, Филипп? — Сколько? — Одно пиво. — Хорошо. Хелена перетащила свою простыню на табурет рядом со мной, схватила мою левую руку, скрутила её и стала трогать мою ладонь. — Ах, — сказала она, — у тебя очень длинная линия жизни... Ты проживешь долго... — Это уже было сделано. Расскажи мне что-нибудь новое. — А, — она потерла руку еще немного, — твое любимое пиво — Heineken. — Я сказал, прекрати это дерьмо. — О, теперь я это вижу! — воскликнула она. — Да, что видишь? — Тебя трахнут в течение следующего часа. — Кто? Ты что ли? — удивился я. — Может быть, и я. У тебя есть двадцать пять долларов? — Нет. — Тогда не я... Она выпила своё пиво, я допил своё и ушёл. Я сел в машину, поехал и свернул на бульвар. Моей голове стало немного лучше. Мне нужно было пройти этот чёртов экзамен, не прочитав книгу с правилами, но это было нормально для меня. Я ненавидел стоять в длинных очередях и смотреть на затылки людей. Затылки, конечно, зачастую выглядели не так плохо, как физиономии, но, тем не менее, это тоже было весьма ужасающе. Мне пришлось перестать копаться в своих мыслях. Когда я подъехал к следующему светофору, я внезапно почувствовал, что мне нужно как-то выделиться. Чтобы не думать о своей морщинистой заднице, я разглядывал бульвар. И тут я увидел эту женщину, которая сидела на скамейке автобусной остановки, возможно, это была Монро, вернувшаяся к жизни, только слегка побитая и бомжеватая. А ещё — с более полными боками и, конечно же, с более похотливой ухмылкой. Я улыбнулся её распахнутой юбке, которая показала мне гораздо больше, чем я видел за последние несколько месяцев. А она увидела, что я смотрю, и улыбнулась мне в ответ. Я улыбался. Она улыбалась. Это был улыбающийся мир. Как только загорелся зелёный свет, она соскочила с лавки и подбежала к моей машине. Я пнул правой ногой и дверь открылась, а она проскользнула внутрь автомобиля, как виноградная лоза, которую нужно сорвать. Парень в машине позади меня прокричал: «Если эта шлюха не убьёт тебя, то уже ничего не убьёт!» Я нажал на газ и помчался. Когда я взглянул на нее, она почесывала внутреннюю часть бедра. — Меня зовут Рози, — сказала она. — Гордон Плагг, — сказал я, Чарльз Буковски — Ты хочешь «Глубокое дерьмо», — спросила Рози, — или лучше «Вокруг света»? Может, тебе нужна «английская соль», «Коричневая собака» или «Желтое море»? «Проволочный хлыст»? «Присоска»? «Ручка от метлы»? «Трубочист»? Что ты хочешь? — Я хочу продлить свои водительские права. — Это будет стоить пятьдесят баксов. — Вы это сделаете? — Да. — Тогда делаем. Она посмотрела на меня, закуривая остатки маленькой сигары. — Ты странного вида, старый пердун. Ты выглядишь так, будто должен быть уже мёртв, но ты, похоже, забыл умереть. — Я подумаю над твоими словами. — В чем твоя проблема? — Разные вещи беспокоят меня весь день и всю ночь, Рози. — Какие? — Ну, например, каждый раз, когда я натягиваю штаны утром и начинаю застёгивать ширинку, я всегда думаю, сработает ли молния? Пока что она работает. Но меня беспокоит, почему эта мысль меня посещает? Она проходит сквозь меня? Зачем мне это нужно? Это энергетический ожог, совершенно бесполезный. — Почему ты не сходишь к психоаналитику? — Что мне нужно, так это психоаналитик, которому не нужен психиатр, а таких в городе нет. — То есть ты хочешь сказать, что почти все чокнутые? — Что ж, почти у всех есть свои проблемы, вроде моей молнии. Просто уровень их интенсивности и беспорядка различается в отношении молний и других подобных вещей. Рози зевнула: — Как далеко нам ещё до твоего дома? — Вот дерьмо, я думал, что мы идём к тебе! Рози изрыгнула сквозь кольцо дыма от сигары: — Это будет десять дополнительных долларов. — Хорошо, но мне всё ещё нужно продлить водительские права. — Ты сделаешь это… — Это будет что-то, — сказал я. — Я могу дать тебе банановый сплит-крем прямо в машине, пока ты за рулём. — Нет, я просто хочу продлить водительские права. — И ты готов к этому? — Каждые четыре года... Рози провела меня по улицам, а затем мы оказались у неё дома. Выглядел он так, будто всё построено из фанеры, стены немного прогибались. Но прямо передо мной стояла величественная пальма. Я следил за её задницей, пока она извивалась, пока она кружилась, кружилась и пела, требуя высвобождения из этой юбки, требуя высвобождения этого белого вещества из узелков Человека — этого вонючего, белого вещества, которое продлевало наше уродливое существование сквозь века. И я тоже иду по этому пути, как и те, кто был до меня. Рози распахнула дверь ногой, и я заметил много разных мальчуганов, которые сидели на корточках или слонялись по дому. Один парень, склонившись, работал над склеиванием авиамодели. Рози подошла и пнула его ногой по заднице так, что он укатился к дальней стене комнаты. — Дэвид, я же сказал тебе прекратить нюхать этот клей! Он разъедает границу между твоим мозгом и мешком для пердежа! Дэвид покачал головой, получил благословение, ткнул в Рози пальцем и крикнул: — Жри дерьмо и умри! Другой маленький парень сидел в футболке с Тимоти Лири. Он выглядел так, словно его выбросило на берег в четыре года. Маленькая девочка держала фотографию Берта Рейнольдса и прикладывала зажженную зажигалку к его огромному, мужественно улыбающемуся рту. Рот почернел и открылся. — Сгоревший Рейнольдс, — сказала она. Рози посмотрела на меня: — Деньги вперед! Я дал ей пятьдесят и десять, и она положила их куда-то и начала раздеваться, пока я смотрел, и, в отличие от большинства женщин, она выглядела без одежды гораздо лучше, чем в ней. — Рози, — тихо сказал я, — дети… —Тут нет ничего такого, чего они не видели, и причём много раз. Это похоже на старый фильм для них, который их уже утомляет. Ну и мне это тоже надоедает. — А теперь, Рози, мне нужна работа по продлению водительских прав. — Люди всегда получают то, за что платят. Рози выключила свет болтающимся сверху шнурком, затем она улеглась на грязный матрас. Я подошел, расстегнул ширинку и упал в волшебную необъятность этого тела, груди, бедер. Я думал об облаках и водопадах, о том, что мне повезёт в игре в кости, а потом я подумал: Господи, я даже не снял одежду, даже обувь. Мои руки нащупали её волосы, казалось, что в них будто застряли кусочки песка. А от неё самой пахло мокрыми резиновыми перчатками. Мне было весьма грустно, мне даже хотелось плакать, но я не понимал почему. Затем рот Рози открылся, и я был готов к этому. Я подумал, что ей одиноко, ведь она действительно одинока. Нет, подумал я, это я... Её язык был холодным, я прикусил его, и она впилась ногтями в мою спину, разрывая мою рубашку. Я почувствовал немного крови. Я опустил свою руку ей между ног и начал играть, прямо как на музыкальном инструменте... Все было хорошо, хорошо, а потом я был там, и она была очень хороша, это была не измученная п…да, а прямо потрясающая вещь, и тогда я забыл и не понимал, была ли это ночь или день, или где я нахожусь, но потом я словно вернулся с потолка и подумал, что это всего лишь чертовски хороший секс, и я трахался, и я эякулировал, опираясь на её волшебное тело, затем скатился и уже стоял перед камерой, там был старый весёлый урод и толстая женщина с глазами, как грецкие орехи, — она была примерно моего возраста, и она сказала: «Давай, улыбнись! Больно не будет!» Я улыбнулся. Была вспышка... — У вас есть временная лицензия на вождение, — сказала мне старуха. — В течение тридцати-шестидесяти дней ваши водительские права будут отправлены вам по почте. Затем я посмотрел вниз и заметил, что у меня расстегнута ширинка. Я потянулся, чтобы закрыть её. Но на этот раз она уже не закрылась. Сломалась! Я пошел к выходу и почувствовал, как прохладный воздух проникает в мою разорванную рубашку со спины. Моя машина стояла на стоянке. Я сел в неё, поджег сигарету и закурил. Я выехал со стоянки и поехал по улице. Это был неплохой день, и, судя по моим автомобильным часам, свободной у меня оставалась большая часть дня. Может, поеду на пляж или в кино. Я не любил фильмы, даже какое-то время вообще не смотрел ни одного. Но тут я решился на это. Я включил автомобильное радио и услышал песню о любви, ужасную песню о любви. Это был мир, полный паршивых песен о любви. Я выключил радио, и тут что-то напомнило мне, что я должен сходить в туалет. Скорее всего, это был мой всё ещё морщинистый зад. Я нашел заправочную станцию в трёх кварталах вниз, заехал туда, вышел и пошел в сторону мужского туалета. Дежурный на заправке меня увидел. — Эй, приятель, у тебя ширинка расстегнута. — Да, я знаю, что это так. — Послушайте, — сказал он мне, — ребята, которые используют наш сортир, должны тут что-нибудь купить или воспользоваться нашими услугами». — Давай мне немного шины подкачаем, — сказал я ему. Зашел в сортир, нашел свободную кабинку, там даже одноразовые чехлы для стульчака были. Я разложил три таких, снял свои трусы и сел. Именно тогда я заметил, что ваш журнал просто валяется на полу, а обложка разорвана, дряблая и промокшая, так грустно, знаете ли, там, на полу сральника, найти ваш журнал. И когда я выбросил его, я вспомнил, что пропустил ваш дедлайн, и решил написать вам и рассказать об этом, и вот оно, моё письмо. Источник: High Times Перевод и адаптация: Terpen Ещё почитать: Великие High Times: Эд Розенталь Сеть Шарлотты: История происхождения КБД Гранд-дама мира каннабиса
  14. Чарльз Буковски — культовая фигура в американской (и не только) литературе. В 1983–1984 годах он писал свои колонки «Записки грязного старикашки» для High Times. Одну из них — «Нет песен о любви», напечатанную в мае 1983 года, мы публикуем сегодня в память о крутейшем нападающем на контркультурном поле. На подходе к дедлайну произошла забавная вещь... Ну, может быть, и не совсем смешная, но определенно слегка забавная и с оттенком поэтической справедливости. Дорогой редактор! Я понимаю, что пропустил дедлайн, но меня преследовали всякие мелочи, такие как ссора с женщиной, поломка машины, гость дома на одну неделю и многие другие, которые я не могу вспомнить. Но я точно помню, что мне пришлось продлевать водительские права. Каждый раз, когда мне продлевают водительские права, я начинаю понимать, насколько я стал старше. Это действительно знак того, что вы всё ближе к могиле, это даже более убедительный знак, чем Новый год или дни рождения. И хотя я действительно не против умереть, видимо, я не готов принимать этот факт старения, поэтому каждые четыре года при продлении водительских прав я устраиваю себе нехилую пьянку. Похоже, что именно так я и поступил — напился! А на следующий день я поехал, свернул налево на Фонтан и поехал в сторону Департамента транспортных средств Голливуда, но у меня слишком сильно болела голова, чтобы смотреть кому-то в глаза, поэтому я свернул направо и остановился у ближайшего бара. Голливудский бульвар, кажется, я был на Лас-Пальмас или Чероки, припарковался, вышел, вошел, сел, заказал у бармена Heineken в бутылке и хорошо поехал. Через пару стульев от меня, сидела старая девушка, которая выглядела так, будто у нее на голове была щетина дикобраза вместо волос. Она выглядела так, будто вырезала дыру в центре грязной простыни, чтобы сквозь нее могла проскользнуть голова, и надела эту вещь. — Привет, — сказала она. Я посмотрел на нее более пристально. — Я цыганка Хелена, — сказала она. — Филипп Мессбелл, безработный диспетчер, — ответил я. — Погадаем на ладони, Филипп? — Сколько? — Одно пиво. — Хорошо. Хелена перетащила свою простыню на табурет рядом со мной, схватила мою левую руку, скрутила её и стала трогать мою ладонь. — Ах, — сказала она, — у тебя очень длинная линия жизни... Ты проживешь долго... — Это уже было сделано. Расскажи мне что-нибудь новое. — А, — она потерла руку еще немного, — твое любимое пиво — Heineken. — Я сказал, прекрати это дерьмо. — О, теперь я это вижу! — воскликнула она. — Да, что видишь? — Тебя трахнут в течение следующего часа. — Кто? Ты что ли? — удивился я. — Может быть, и я. У тебя есть двадцать пять долларов? — Нет. — Тогда не я... Она выпила своё пиво, я допил своё и ушёл. Я сел в машину, поехал и свернул на бульвар. Моей голове стало немного лучше. Мне нужно было пройти этот чёртов экзамен, не прочитав книгу с правилами, но это было нормально для меня. Я ненавидел стоять в длинных очередях и смотреть на затылки людей. Затылки, конечно, зачастую выглядели не так плохо, как физиономии, но, тем не менее, это тоже было весьма ужасающе. Мне пришлось перестать копаться в своих мыслях. Когда я подъехал к следующему светофору, я внезапно почувствовал, что мне нужно как-то выделиться. Чтобы не думать о своей морщинистой заднице, я разглядывал бульвар. И тут я увидел эту женщину, которая сидела на скамейке автобусной остановки, возможно, это была Монро, вернувшаяся к жизни, только слегка побитая и бомжеватая. А ещё — с более полными боками и, конечно же, с более похотливой ухмылкой. Я улыбнулся её распахнутой юбке, которая показала мне гораздо больше, чем я видел за последние несколько месяцев. А она увидела, что я смотрю, и улыбнулась мне в ответ. Я улыбался. Она улыбалась. Это был улыбающийся мир. Как только загорелся зелёный свет, она соскочила с лавки и подбежала к моей машине. Я пнул правой ногой и дверь открылась, а она проскользнула внутрь автомобиля, как виноградная лоза, которую нужно сорвать. Парень в машине позади меня прокричал: «Если эта шлюха не убьёт тебя, то уже ничего не убьёт!» Я нажал на газ и помчался. Когда я взглянул на нее, она почесывала внутреннюю часть бедра. — Меня зовут Рози, — сказала она. — Гордон Плагг, — сказал я, Чарльз Буковски — Ты хочешь «Глубокое дерьмо», — спросила Рози, — или лучше «Вокруг света»? Может, тебе нужна «английская соль», «Коричневая собака» или «Желтое море»? «Проволочный хлыст»? «Присоска»? «Ручка от метлы»? «Трубочист»? Что ты хочешь? — Я хочу продлить свои водительские права. — Это будет стоить пятьдесят баксов. — Вы это сделаете? — Да. — Тогда делаем. Она посмотрела на меня, закуривая остатки маленькой сигары. — Ты странного вида, старый пердун. Ты выглядишь так, будто должен быть уже мёртв, но ты, похоже, забыл умереть. — Я подумаю над твоими словами. — В чем твоя проблема? — Разные вещи беспокоят меня весь день и всю ночь, Рози. — Какие? — Ну, например, каждый раз, когда я натягиваю штаны утром и начинаю застёгивать ширинку, я всегда думаю, сработает ли молния? Пока что она работает. Но меня беспокоит, почему эта мысль меня посещает? Она проходит сквозь меня? Зачем мне это нужно? Это энергетический ожог, совершенно бесполезный. — Почему ты не сходишь к психоаналитику? — Что мне нужно, так это психоаналитик, которому не нужен психиатр, а таких в городе нет. — То есть ты хочешь сказать, что почти все чокнутые? — Что ж, почти у всех есть свои проблемы, вроде моей молнии. Просто уровень их интенсивности и беспорядка различается в отношении молний и других подобных вещей. Рози зевнула: — Как далеко нам ещё до твоего дома? — Вот дерьмо, я думал, что мы идём к тебе! Рози изрыгнула сквозь кольцо дыма от сигары: — Это будет десять дополнительных долларов. — Хорошо, но мне всё ещё нужно продлить водительские права. — Ты сделаешь это… — Это будет что-то, — сказал я. — Я могу дать тебе банановый сплит-крем прямо в машине, пока ты за рулём. — Нет, я просто хочу продлить водительские права. — И ты готов к этому? — Каждые четыре года... Рози провела меня по улицам, а затем мы оказались у неё дома. Выглядел он так, будто всё построено из фанеры, стены немного прогибались. Но прямо передо мной стояла величественная пальма. Я следил за её задницей, пока она извивалась, пока она кружилась, кружилась и пела, требуя высвобождения из этой юбки, требуя высвобождения этого белого вещества из узелков Человека — этого вонючего, белого вещества, которое продлевало наше уродливое существование сквозь века. И я тоже иду по этому пути, как и те, кто был до меня. Рози распахнула дверь ногой, и я заметил много разных мальчуганов, которые сидели на корточках или слонялись по дому. Один парень, склонившись, работал над склеиванием авиамодели. Рози подошла и пнула его ногой по заднице так, что он укатился к дальней стене комнаты. — Дэвид, я же сказал тебе прекратить нюхать этот клей! Он разъедает границу между твоим мозгом и мешком для пердежа! Дэвид покачал головой, получил благословение, ткнул в Рози пальцем и крикнул: — Жри дерьмо и умри! Другой маленький парень сидел в футболке с Тимоти Лири. Он выглядел так, словно его выбросило на берег в четыре года. Маленькая девочка держала фотографию Берта Рейнольдса и прикладывала зажженную зажигалку к его огромному, мужественно улыбающемуся рту. Рот почернел и открылся. — Сгоревший Рейнольдс, — сказала она. Рози посмотрела на меня: — Деньги вперед! Я дал ей пятьдесят и десять, и она положила их куда-то и начала раздеваться, пока я смотрел, и, в отличие от большинства женщин, она выглядела без одежды гораздо лучше, чем в ней. — Рози, — тихо сказал я, — дети… —Тут нет ничего такого, чего они не видели, и причём много раз. Это похоже на старый фильм для них, который их уже утомляет. Ну и мне это тоже надоедает. — А теперь, Рози, мне нужна работа по продлению водительских прав. — Люди всегда получают то, за что платят. Рози выключила свет болтающимся сверху шнурком, затем она улеглась на грязный матрас. Я подошел, расстегнул ширинку и упал в волшебную необъятность этого тела, груди, бедер. Я думал об облаках и водопадах, о том, что мне повезёт в игре в кости, а потом я подумал: Господи, я даже не снял одежду, даже обувь. Мои руки нащупали её волосы, казалось, что в них будто застряли кусочки песка. А от неё самой пахло мокрыми резиновыми перчатками. Мне было весьма грустно, мне даже хотелось плакать, но я не понимал почему. Затем рот Рози открылся, и я был готов к этому. Я подумал, что ей одиноко, ведь она действительно одинока. Нет, подумал я, это я... Её язык был холодным, я прикусил его, и она впилась ногтями в мою спину, разрывая мою рубашку. Я почувствовал немного крови. Я опустил свою руку ей между ног и начал играть, прямо как на музыкальном инструменте... Все было хорошо, хорошо, а потом я был там, и она была очень хороша, это была не измученная п…да, а прямо потрясающая вещь, и тогда я забыл и не понимал, была ли это ночь или день, или где я нахожусь, но потом я словно вернулся с потолка и подумал, что это всего лишь чертовски хороший секс, и я трахался, и я эякулировал, опираясь на её волшебное тело, затем скатился и уже стоял перед камерой, там был старый весёлый урод и толстая женщина с глазами, как грецкие орехи, — она была примерно моего возраста, и она сказала: «Давай, улыбнись! Больно не будет!» Я улыбнулся. Была вспышка... — У вас есть временная лицензия на вождение, — сказала мне старуха. — В течение тридцати-шестидесяти дней ваши водительские права будут отправлены вам по почте. Затем я посмотрел вниз и заметил, что у меня расстегнута ширинка. Я потянулся, чтобы закрыть её. Но на этот раз она уже не закрылась. Сломалась! Я пошел к выходу и почувствовал, как прохладный воздух проникает в мою разорванную рубашку со спины. Моя машина стояла на стоянке. Я сел в неё, поджег сигарету и закурил. Я выехал со стоянки и поехал по улице. Это был неплохой день, и, судя по моим автомобильным часам, свободной у меня оставалась большая часть дня. Может, поеду на пляж или в кино. Я не любил фильмы, даже какое-то время вообще не смотрел ни одного. Но тут я решился на это. Я включил автомобильное радио и услышал песню о любви, ужасную песню о любви. Это был мир, полный паршивых песен о любви. Я выключил радио, и тут что-то напомнило мне, что я должен сходить в туалет. Скорее всего, это был мой всё ещё морщинистый зад. Я нашел заправочную станцию в трёх кварталах вниз, заехал туда, вышел и пошел в сторону мужского туалета. Дежурный на заправке меня увидел. — Эй, приятель, у тебя ширинка расстегнута. — Да, я знаю, что это так. — Послушайте, — сказал он мне, — ребята, которые используют наш сортир, должны тут что-нибудь купить или воспользоваться нашими услугами». — Давай мне немного шины подкачаем, — сказал я ему. Зашел в сортир, нашел свободную кабинку, там даже одноразовые чехлы для стульчака были. Я разложил три таких, снял свои трусы и сел. Именно тогда я заметил, что ваш журнал просто валяется на полу, а обложка разорвана, дряблая и промокшая, так грустно, знаете ли, там, на полу сральника, найти ваш журнал. И когда я выбросил его, я вспомнил, что пропустил ваш дедлайн, и решил написать вам и рассказать об этом, и вот оно, моё письмо. Источник: High Times Перевод и адаптация: Terpen Ещё почитать: Великие High Times: Эд Розенталь Сеть Шарлотты: История происхождения КБД Гранд-дама мира каннабиса Просмотр полной Статья
  15. Предлагаем вашему вниманию рассказ Кассандры Пурди, автора High Times, об очень интересной и известной персоне — писательнице, неутомимой защитнице и иконе французского каннабиса Мишке Силигер-Чатлин. Это первая в мире женщина, в честь которой был создан сорт каннабиса, названный её именем. Статья была опубликована в High Times в декабре 2019 года. Мы с Мишкой Силигер-Чатлин (Michka Seeliger-Chatelain) находимся в её уютной кухне в Париже, нарезаем овощи на деревянных досочках, а с бульвара, что под нами, доносятся сирены. Её любимая традиционная марокканская трубка ждёт нас в стеклянной пепельнице рядом с мерцающей свечой из пчелиного воска. Небольшая керамическая крышка мягко дребезжит, когда из горшочка для риса на плите вырывается пар. Ещё с тех пор, когда я была подростком, мы так и проводили время: просто подолгу болтали, так же, как тысячелетиями делали это все женщины, когда занимались приготовлением еды. Но на этот раз у неё есть очень важные новости для всех нас. Когда мы заколачивали очередной напас и передавали трубку друг другу нашими руками, испачканными чесноком, Мишка рассказала, что Sensi Seeds работают над созданием сорта, который будет носить ее имя. Она станет единственной на сегодняшний день женщиной, удостоенной этой чести. Но она часто была «первой и единственной женщиной» во всей европейской каннабис-индустрии с начала 1970-х годов. Мишка родилась и выросла в послевоенном Париже, в семье, которая очень серьёзно относилась к её образованию. Она училась в престижной Сорбонне, когда во время лыжного отпуска в Швейцарии встретила моряка старше её. Проведя год в Париже, они переехали в Англию. Там её жизнь пошла по совершенно иному пути. Мишка и её мужчина решили иммигрировать в Британскую Колумбию. В 1974 году они отплыли из Ванкувера, пересекли Панамский канал и вернулись в Европу. Мишка опубликовала свою первую книгу об этом путешествии и своей жизни на море в 1977 году. Будучи хорошо воспитанной парижанкой чуть старше 20 лет, она открыла для себя каннабис только в Канаде. Но к тому времени, когда она вернулась во Францию, это растение стало её любимым компаньоном. После своего грандиозного путешествия Мишка снова оказалась в Париже. Незадолго до этого она вышла замуж за харизматичного писателя Уго Верломма, любителя морей, который держал «действительно хорошего колумбийца» в синей жестяной коробке из-под конфет. Они были сильной парой и провели вместе 24 года, создавая книги и семью. Мишка знала, что публикаций о марихуане и её запрете во Франции существовало немного, если таковые вообще тогда были, и к тому времени эта тема стала её главной страстью. Она тщательно исследовала и изучала всю информацию о каннабисе, а в 1978 году выпустила первую из своих книг на эту тему — Le Dossier vert d'une drogue douce («Зелёная папка мягкого наркотика»). Вскоре после этого Мишка и Хьюго решили покинуть Париж и построить усадьбу в Британской Колумбии на участке земли без электричества и водопровода. Там у них родился первый сын, и они писали рукописи при свете масляных ламп в окружении лишь небольшой общины друзей-единомышленников. Это очень отличалось от городской жизни, которую они вели в Париже. Мишка и по сей день проводит часть года в этой хижине, которая выглядит так же, как и 30 лет назад. Когда в 1985 году они вернулись в Париж, Мишка уже считалась экспертом по конопле и марихуане, а также по органическому садоводству в целом. Она регулярно писала статьи о городском садоводстве и методах выращивания для многих французских журналов. Одно из самых волшебных мест во всем Париже — это секретный сад, который Мишка и её друзья создали на заброшенном участке, заваленном бетоном и битым стеклом, и превратили его в сказочный оазис, наполненный зелёной жизнью. На протяжении многих лет — и до сих пор — этот сад был долгожданной передышкой от суеты столицы и напоминанием о том, что, хотя Мишка всегда была парижанкой, в её душе жила и простая деревенская девушка, которой иногда нужно ходить босиком по земле и готовить еду. Многие считают Мишку канна-активисткой, но она всегда относилась к этому званию скептически. «Я не претендую на то, чтобы быть активистом. Мне нравится расширять границы, — говорит она. — Думаю, если вы представитель каннабиса и любите расширять границы, возможно, это и делает вас активистом». Как и многие люди, которые имеют тесные отношения с миром растений, Мишка сделала каннабис своим личным союзником по жизни, а ещё она считает своим призванием защищать его. В 1993 году она написала статью для французского журнала, осуждающую ложную научную публикацию предполагаемого эксперта по каннабису. Это привело к получившему широкую огласку судебному делу, которое поставило Мишку в центр дебатов о каннабисе во Франции. Этот случай оживил её роль как человека, который использует свою платформу писателя для борьбы с мировыми усилиями по очернению этого целебного и божественного растения. Когда я недавно спросила её о разных жёстких законах о каннабисе, которые всё ещё действуют сегодня во Франции, она ответила, что, несмотря на эти законы, французы употребляют даже больше каннабиса, чем люди в большинстве других стран Европейского Союза. «Просто читать законы недостаточно, нужно знать, применяются ли они, — говорит Мишка. — Я думаю, что сейчас копы считают, что у них есть дела поважнее каннабиса». В 2000 году Мишка и её давний друг и единомышленник Тигран Хаденге решили основать собственную компанию Mama Editions. Всего за год до этого они вместе с Уго Верломмом выпустили огромную антологию литературы по каннабису, которая подтолкнула всех во Франции к разговору о долгой и хорошо известной истории этого растения — от древних греков до Бодлера. Первый год работы издательства запомнился одним происшествием на огромной сельскохозяйственной выставке в Париже, где на стенде Mama Editions была представлена новая книга Pourquoi et comment cultiver du chanvre» («Как и зачем выращивать коноплю»). На её обложке была изображена изящная Ева с листом конопли, прикрывающим её лобок. Одна из отвратительных драконовских тактик запугивания во Франции в то время касалась изображения листа каннабиса в общественных или коммерческих целях и того, считалось ли это «подстрекательством к употреблению вещества». Полиция посчитала демонстрацию этой книги открытой провокацией и конфисковала все книги, а также саженцы конопли, представленные на стенде. «Франция имеет давние традиции выращивания конопляного волокна, что и побудило нас представить книгу на этой ярмарке, — говорит Мишка. — Иногда я скучаю по партизанской тактике наших начинаний! На следующий день мы выставили книги, обёрнутые бумагой с надписью «Книга, обложку которой мы не можем показать», что только увеличило любопытство публики. Споры вокруг книги попали в национальные новости и положили конец этой нелепой практике цензуры листьев марихуаны». Двадцать лет спустя Mama Editions продолжает расширять свои границы и говорить только правду людям и властям. Мишка писала серию личных историй о своей жизни и своём пути — пути женщины в мире травки. Эти истории представлены в её книге The Cannabis Icon Tells Her Story, которая дебютировала на Emerald Cup в декабре 2019 года в Калифорнии. Когда Sensi Seeds впервые спросили Мишку, согласна ли она на создание своего личного сорта, то на этот счёт у Мишки было несколько не подлежащих обсуждению просьб. И она сказала: «Только если мне действительно будет нравиться этот сорт!». Команда Sensi Seeds знала, что её планка высока. В конце концов, её стандарт для Haze был установлен Невилом. Бен Дронкерс, основатель Sensi Seeds, является старым другом и бывшим деловым партнером Невила, а его сыновья, которые сейчас управляют компанией, оказались настоящими OG. Разработка и презентация сорта были выполнены с большим уважением и любовью. Мишка поехала в Амстердам, чтобы попробовать его и дать официальное одобрение, прежде чем этот сорт будет представлен на торговой выставке в Праге. «У меня был всего один вздох, и это было так прекрасно, что я получила свой ответ мгновенно. Это было: «да»! Можно сказать, что Michka — это, скорее всего, женский сорт, потому что он действительно прекрасный и не жёсткий. Он идеально подойдет, если вы хотите ощутить настоящий кайф, а не так, будто вас ударили по голове дубиной. «В идеале я люблю, чтобы каннабис был органическим и дарил радость. Я заявляю, что при создании этого сорта меня услышали!» Недоброжелатели часто клевещут на каннабис, что он притупляет ум и лишает людей способности нормально говорить. Мишка будет утверждать, и многие интеллектуалы согласятся, что правильная трава на самом деле улучшает ум, помогая обеспечить ясность и понимание. Как писатель, переводчик и редактор Мишка может подтвердить нюансы того, что она называет «травкой хорошего писателя». Это полная противоположность мощнейшей снотворной индике или гибриду с высоким ТГК. Как она объясняет: «Между дымом и словами есть связь; это заставляет меня писать и выражать себя устно. В отличие от многих других сортов каннабиса, которые погружают вас в себя, за более чем 30 лет нашей дружбы мы посетили бесчисленное количество книжных ярмарок и выставок каннабиса по всему миру, путешествовали по Индии, работали всю ночь над книжными проектами, вместе готовили тысячи блюд и праздновали множество праздников вместе, все вместе в милостивой компании хорошего Haze’а». Отвечая на вопрос о важности роли женщин в традиционно мужском мире каннабиса, Мишка, которая всегда чувствовала себя комфортно в компании мужчин и привыкла, что они превосходят численностью, ответила, что она определённо заметила сдвиг в нужную сторону. С первых Кубков каннабиса в Амстердаме и первой торговой выставки каннабиса в Германии в 90-х годах она говорила: «Я помню, что это были почти исключительно одни мужчины, пока не появилась первая волна женщин. Вторая волна пришла совсем недавно, с медицинской марихуаной. Потому что исцеление по своей сути женское дело. В Европе, как и в Соединенных Штатах, всё больше и больше компаний, принадлежащих женщинам, появляются в сфере каннабиса, и многие женщины, которые возглавляют их, ищут Мишку на различных выставках каннабиса, чтобы выразить свою любовь к ней и поделиться своими историями. В 2018 году издание Mama Editions опубликовало книгу Милы Янсен «Как я стала королевой хеша», дающую голос другой пожилой женщине на сцене каннабиса. Мишка и Мила были представлены на прекрасной передвижной фотовыставке We Are Mary Jane, целью которой является просвещение общественности и продвижение влиятельных женщин в нашем сообществе. Этот экспонат был представлен на выставке Spannabis в 2019 году в Барселоне перед переполненным залом поклонников в Музее марихуаны и хэша Sensi Seed. Увидеть, как собравшаяся толпа признаёт влияние этих женщин не только как активисток, но и как участников многолетнего культурного и социально-политического движения за устранение стигмы и легализацию этого растения, было весьма трогательно. «В стране, которая все еще очень репрессивна, — говорит Мишка, — я полностью открыто рассказываю о своих отношениях с травкой, и я рада об этом говорить». В новой автобиографии Мишки рассказывается о её личном путешествии по жизни; это очень честный и трогательный рассказ. Она не боится делиться своей правдой и побуждать к этому других, стремясь создать лучшую жизнь для всех нас. Её отличительные черты — прозрачность и ясность выражения мыслей. Мишка продолжает прокладывать свой путь для всех нас, женщин и мужчин, которые любят это растение и уважают тонкий мир природы. Теперь, в дополнение к её книгам, это большое наследие будет передано через выражение этих характеристик в виде сорта с её именем. Просмотр полной Статья
  16. Мы с Мишкой Силигер-Чатлин (Michka Seeliger-Chatelain) находимся в её уютной кухне в Париже, нарезаем овощи на деревянных досочках, а с бульвара, что под нами, доносятся сирены. Её любимая традиционная марокканская трубка ждёт нас в стеклянной пепельнице рядом с мерцающей свечой из пчелиного воска. Небольшая керамическая крышка мягко дребезжит, когда из горшочка для риса на плите вырывается пар. Ещё с тех пор, когда я была подростком, мы так и проводили время: просто подолгу болтали, так же, как тысячелетиями делали это все женщины, когда занимались приготовлением еды. Но на этот раз у неё есть очень важные новости для всех нас. Когда мы заколачивали очередной напас и передавали трубку друг другу нашими руками, испачканными чесноком, Мишка рассказала, что Sensi Seeds работают над созданием сорта, который будет носить ее имя. Она станет единственной на сегодняшний день женщиной, удостоенной этой чести. Но она часто была «первой и единственной женщиной» во всей европейской каннабис-индустрии с начала 1970-х годов. Мишка родилась и выросла в послевоенном Париже, в семье, которая очень серьёзно относилась к её образованию. Она училась в престижной Сорбонне, когда во время лыжного отпуска в Швейцарии встретила моряка старше её. Проведя год в Париже, они переехали в Англию. Там её жизнь пошла по совершенно иному пути. Мишка и её мужчина решили иммигрировать в Британскую Колумбию. В 1974 году они отплыли из Ванкувера, пересекли Панамский канал и вернулись в Европу. Мишка опубликовала свою первую книгу об этом путешествии и своей жизни на море в 1977 году. Будучи хорошо воспитанной парижанкой чуть старше 20 лет, она открыла для себя каннабис только в Канаде. Но к тому времени, когда она вернулась во Францию, это растение стало её любимым компаньоном. После своего грандиозного путешествия Мишка снова оказалась в Париже. Незадолго до этого она вышла замуж за харизматичного писателя Уго Верломма, любителя морей, который держал «действительно хорошего колумбийца» в синей жестяной коробке из-под конфет. Они были сильной парой и провели вместе 24 года, создавая книги и семью. Мишка знала, что публикаций о марихуане и её запрете во Франции существовало немного, если таковые вообще тогда были, и к тому времени эта тема стала её главной страстью. Она тщательно исследовала и изучала всю информацию о каннабисе, а в 1978 году выпустила первую из своих книг на эту тему — Le Dossier vert d'une drogue douce («Зелёная папка мягкого наркотика»). Вскоре после этого Мишка и Хьюго решили покинуть Париж и построить усадьбу в Британской Колумбии на участке земли без электричества и водопровода. Там у них родился первый сын, и они писали рукописи при свете масляных ламп в окружении лишь небольшой общины друзей-единомышленников. Это очень отличалось от городской жизни, которую они вели в Париже. Мишка и по сей день проводит часть года в этой хижине, которая выглядит так же, как и 30 лет назад. Когда в 1985 году они вернулись в Париж, Мишка уже считалась экспертом по конопле и марихуане, а также по органическому садоводству в целом. Она регулярно писала статьи о городском садоводстве и методах выращивания для многих французских журналов. Одно из самых волшебных мест во всем Париже — это секретный сад, который Мишка и её друзья создали на заброшенном участке, заваленном бетоном и битым стеклом, и превратили его в сказочный оазис, наполненный зелёной жизнью. На протяжении многих лет — и до сих пор — этот сад был долгожданной передышкой от суеты столицы и напоминанием о том, что, хотя Мишка всегда была парижанкой, в её душе жила и простая деревенская девушка, которой иногда нужно ходить босиком по земле и готовить еду. Многие считают Мишку канна-активисткой, но она всегда относилась к этому званию скептически. «Я не претендую на то, чтобы быть активистом. Мне нравится расширять границы, — говорит она. — Думаю, если вы представитель каннабиса и любите расширять границы, возможно, это и делает вас активистом». Как и многие люди, которые имеют тесные отношения с миром растений, Мишка сделала каннабис своим личным союзником по жизни, а ещё она считает своим призванием защищать его. В 1993 году она написала статью для французского журнала, осуждающую ложную научную публикацию предполагаемого эксперта по каннабису. Это привело к получившему широкую огласку судебному делу, которое поставило Мишку в центр дебатов о каннабисе во Франции. Этот случай оживил её роль как человека, который использует свою платформу писателя для борьбы с мировыми усилиями по очернению этого целебного и божественного растения. Когда я недавно спросила её о разных жёстких законах о каннабисе, которые всё ещё действуют сегодня во Франции, она ответила, что, несмотря на эти законы, французы употребляют даже больше каннабиса, чем люди в большинстве других стран Европейского Союза. «Просто читать законы недостаточно, нужно знать, применяются ли они, — говорит Мишка. — Я думаю, что сейчас копы считают, что у них есть дела поважнее каннабиса». В 2000 году Мишка и её давний друг и единомышленник Тигран Хаденге решили основать собственную компанию Mama Editions. Всего за год до этого они вместе с Уго Верломмом выпустили огромную антологию литературы по каннабису, которая подтолкнула всех во Франции к разговору о долгой и хорошо известной истории этого растения — от древних греков до Бодлера. Первый год работы издательства запомнился одним происшествием на огромной сельскохозяйственной выставке в Париже, где на стенде Mama Editions была представлена новая книга Pourquoi et comment cultiver du chanvre» («Как и зачем выращивать коноплю»). На её обложке была изображена изящная Ева с листом конопли, прикрывающим её лобок. Одна из отвратительных драконовских тактик запугивания во Франции в то время касалась изображения листа каннабиса в общественных или коммерческих целях и того, считалось ли это «подстрекательством к употреблению вещества». Полиция посчитала демонстрацию этой книги открытой провокацией и конфисковала все книги, а также саженцы конопли, представленные на стенде. «Франция имеет давние традиции выращивания конопляного волокна, что и побудило нас представить книгу на этой ярмарке, — говорит Мишка. — Иногда я скучаю по партизанской тактике наших начинаний! На следующий день мы выставили книги, обёрнутые бумагой с надписью «Книга, обложку которой мы не можем показать», что только увеличило любопытство публики. Споры вокруг книги попали в национальные новости и положили конец этой нелепой практике цензуры листьев марихуаны». Двадцать лет спустя Mama Editions продолжает расширять свои границы и говорить только правду людям и властям. Мишка писала серию личных историй о своей жизни и своём пути — пути женщины в мире травки. Эти истории представлены в её книге The Cannabis Icon Tells Her Story, которая дебютировала на Emerald Cup в декабре 2019 года в Калифорнии. Когда Sensi Seeds впервые спросили Мишку, согласна ли она на создание своего личного сорта, то на этот счёт у Мишки было несколько не подлежащих обсуждению просьб. И она сказала: «Только если мне действительно будет нравиться этот сорт!». Команда Sensi Seeds знала, что её планка высока. В конце концов, её стандарт для Haze был установлен Невилом. Бен Дронкерс, основатель Sensi Seeds, является старым другом и бывшим деловым партнером Невила, а его сыновья, которые сейчас управляют компанией, оказались настоящими OG. Разработка и презентация сорта были выполнены с большим уважением и любовью. Мишка поехала в Амстердам, чтобы попробовать его и дать официальное одобрение, прежде чем этот сорт будет представлен на торговой выставке в Праге. «У меня был всего один вздох, и это было так прекрасно, что я получила свой ответ мгновенно. Это было: «да»! Можно сказать, что Michka — это, скорее всего, женский сорт, потому что он действительно прекрасный и не жёсткий. Он идеально подойдет, если вы хотите ощутить настоящий кайф, а не так, будто вас ударили по голове дубиной. «В идеале я люблю, чтобы каннабис был органическим и дарил радость. Я заявляю, что при создании этого сорта меня услышали!» Недоброжелатели часто клевещут на каннабис, что он притупляет ум и лишает людей способности нормально говорить. Мишка будет утверждать, и многие интеллектуалы согласятся, что правильная трава на самом деле улучшает ум, помогая обеспечить ясность и понимание. Как писатель, переводчик и редактор Мишка может подтвердить нюансы того, что она называет «травкой хорошего писателя». Это полная противоположность мощнейшей снотворной индике или гибриду с высоким ТГК. Как она объясняет: «Между дымом и словами есть связь; это заставляет меня писать и выражать себя устно. В отличие от многих других сортов каннабиса, которые погружают вас в себя, за более чем 30 лет нашей дружбы мы посетили бесчисленное количество книжных ярмарок и выставок каннабиса по всему миру, путешествовали по Индии, работали всю ночь над книжными проектами, вместе готовили тысячи блюд и праздновали множество праздников вместе, все вместе в милостивой компании хорошего Haze’а». Отвечая на вопрос о важности роли женщин в традиционно мужском мире каннабиса, Мишка, которая всегда чувствовала себя комфортно в компании мужчин и привыкла, что они превосходят численностью, ответила, что она определённо заметила сдвиг в нужную сторону. С первых Кубков каннабиса в Амстердаме и первой торговой выставки каннабиса в Германии в 90-х годах она говорила: «Я помню, что это были почти исключительно одни мужчины, пока не появилась первая волна женщин. Вторая волна пришла совсем недавно, с медицинской марихуаной. Потому что исцеление по своей сути женское дело. В Европе, как и в Соединенных Штатах, всё больше и больше компаний, принадлежащих женщинам, появляются в сфере каннабиса, и многие женщины, которые возглавляют их, ищут Мишку на различных выставках каннабиса, чтобы выразить свою любовь к ней и поделиться своими историями. В 2018 году издание Mama Editions опубликовало книгу Милы Янсен «Как я стала королевой хеша», дающую голос другой пожилой женщине на сцене каннабиса. Мишка и Мила были представлены на прекрасной передвижной фотовыставке We Are Mary Jane, целью которой является просвещение общественности и продвижение влиятельных женщин в нашем сообществе. Этот экспонат был представлен на выставке Spannabis в 2019 году в Барселоне перед переполненным залом поклонников в Музее марихуаны и хэша Sensi Seed. Увидеть, как собравшаяся толпа признаёт влияние этих женщин не только как активисток, но и как участников многолетнего культурного и социально-политического движения за устранение стигмы и легализацию этого растения, было весьма трогательно. «В стране, которая все еще очень репрессивна, — говорит Мишка, — я полностью открыто рассказываю о своих отношениях с травкой, и я рада об этом говорить». В новой автобиографии Мишки рассказывается о её личном путешествии по жизни; это очень честный и трогательный рассказ. Она не боится делиться своей правдой и побуждать к этому других, стремясь создать лучшую жизнь для всех нас. Её отличительные черты — прозрачность и ясность выражения мыслей. Мишка продолжает прокладывать свой путь для всех нас, женщин и мужчин, которые любят это растение и уважают тонкий мир природы. Теперь, в дополнение к её книгам, это большое наследие будет передано через выражение этих характеристик в виде сорта с её именем.
  17. Розенталь просветительскую деятельность начал еще в 70-х годах, вдохновив многих людей на изучение методов выращивания каннабиса в помещении. В 80-х и 90-х работал корреспондентом в High Times. В 2002 году был осужден за выращивание более 100 растений каннабиса с перспективой лишения свободы на срок до 100 лет и штрафа до $4,5 млн, но приговор был отменен в апелляционном порядке. Дело Розенталя стало важным прецедентом для декриминализации выращивания психотропной конопли в Калифорнии. Принимал активное участие в продвижении и разработке политики гражданского регулирования лекарственной марихуаны. Сотрудничал с правительством штата и местными властями, чтобы обеспечить поставки фармацевтического каннабиса пациентам. В 2010 написал учебник по выращиванию каннабиса для Окстердамского университета. В мае 1984 года Ларри Сломен и Джордж Баркин взяли интервью у неутомимого исследователя конопли Эда Розенталя, который щедро делился своими идеями, опытом и мнениями. День рождения Эда приходится на 15 сентября, в честь чего и было переиздано это интервью. Султан Дыма, Махариши из Моты, Бурбанк из Бу и ещё целая куча прозвищ Эда свидетельствуют о том, что это человек, который сделал американскую травку лучшей во всем мире. Именно Розенталь привел змея-искусителя в сады, когда в 1977 году он в соавторстве с Мелом Фрэнком выпустил руководство по выращиванию марихуаны (The Marijuana Growers Guide). До этого «доморощенная» и «домашняя» травка были синонимами «пеньки» и «рудералиса». Но спустя пару харвестов после появления Growers Guide Америка обильно зазеленела от побережья до побережья. Хиппи, спрятавшись в глубинах Каскадов, Голубого Хребта и Сискиуса (горы и район в США — ред.), выращивали сиамские и гималайские ландрейсы, что ставило крест на традиционном импорте. Кто-то ещё помнит Acapulco Gold? Это достижение Эда Розенталя. Сегодня Эд посвящает огромное количество времени и энергии общественной деятельности. Он напряженно работает, чтобы сплотить многочисленные, но разрозненные политические группы, проводящие «политику свободы от конопли» на Западном побережье. Эд часто летает в Вашингтон, где выступает перед Конгрессом, высказываясь о безумии нынешней официальной наркотической политики, а также об экономическом буме, который произойдет после появления разумной системы налогообложения и регулирования официального рынка каннабиса. Этот человек заслуживает молниеносно разрастающегося дискурса вокруг него, а не только несколько скудных страниц, которые он ежемесячно публикует в своей колонке «Спроси Эда» в журнале «Cannabis Culture». Поэтому мы пригласили его на интервью для этого выпуска. HT — High Times; ER — Ed Rosenthal. HT: Когда вы начали курить травку? ER: В 1966 году. В 1965-м попробовал пару раз, но не понимал кайфа. В 1966-м я купил колпачок и накуривался со своим соседом по комнате в колледже. Едва накурившись, я осознал, что марихуана — мой союзник в том же смысле, в каком Карлос Кастанеда говорил о чёртовой травке. Конопля стала настолько моим хорошим другом, что уже ко второй покупке я начал ей торговать. HT: Что вы имеете в виду, когда говорите, что ганджа стала вашим другом? ER: Я постоянно тянусь к тому, чтобы накуриться, к этому ощущению. Это моё нормальное состояние сознания, я чувствовал, что так и должно быть. Так травка и становится союзником. Я научился работать под ней, играть под ней, кто-то даже однажды сказал, что канна будит меня утром и укладывает спать ночью. В принципе, я живу, чтобы курить. Это случилось двадцать лет назад. HT: Ранее вы никогда не достигали такого состояния, не накуриваясь? ER: Ну, психоделики... Я думаю, что каннабис — слабый психоделик, а ещё, что у меня были крайне несчастливые детство и юность. Я прошел через терапию, всё такое, но к подростковому возрасту всё ещё страдал от депрессии. Во-первых, конопля помогла мне взглянуть со стороны и увидеть, что тысячи часов терапии и куча долларов, потраченных на нее, не помогли. В 1967-м я вернулся в Нью-Йорк, где попал на вечеринку в Центральном парке. На сцене тогда был Эбби Хоффман, он спрыгнул вниз и начал раздавать кислоту. Обратившись ко мне совершенно безлично, как к тысяче других, он сказал: «Хочешь трипануть?», а я ответил: «Да», после этого он кинул таблетку мне на язык, и я пережил самый глубокий опыт. Все дерьмо, весь негатив, что накопились за всю мою жизнь, ринулись наружу. Я не твердил: «Это бэдтрип, это отвратительно, ужасно», я всё понял и осознал. Это была не кислота, это было содержимое моей головы, выходящее наружу. Вскоре после этого я позабыл, что такое депрессия. Я научился контролировать состояние своего сознания. HT: Траву курят огромное количество людей, но как это стало делом вашей жизни, вашим делом? ER: Я думаю, мы должны жить фантазиями, каждый должен. Большинству людей не нравится то, чем они зарабатывают на жизнь. Я всегда старался делать свою работу профессионально. HT: Вы объездили весь мир в поисках методик культивации. Где вы наблюдали, как растет каннабис? ER: Во всех Штатах. На самом деле, там я видел больше всего. Может быть, не количественно, но качественно. Потом я побывал в Индии, Марокко, Амстердаме, Испании, Колумбии... В Колумбии я был всего день, работал консультантом. HT: Что значит «работал консультантом»? ER: У этих людей была плантация, страдающая от массы проблем. Они консультировались со мной, пытаясь выяснить причину, чтобы затем попытаться её исправить. HT: Все получилось? ER: Не знаю, второй раз плантацию я не увидел. HT: Где вы нашли лучшую травку? ER: В Соединенных Штатах. Никаких сомнений, американские гроверы лучше всех понимают марихуану, больше, чем любые другие культиваторы. Конечно, это разница между странами первого и третьего мира, потому что большая часть других мест культивации — в странах третьего мира, однако Европа в вопросах выращивания просто отстает от нас лет на десять. HT: Кроме того, гроверы здесь чаще всего сами курят, в отличие от Южной Америки, где всё делается для экспорта. ER: Угу. В Индии у меня было такое чувство, что фермеры покуривали, а вот остальные сотрудники — нет. Розничные торговцы тоже любители дунуть. HT: Когда вы приезжаете в Марокко или Колумбию, как вас воспринимают местные садоводы? Как американского франта или как исследователя конопли? ER: Ко мне относятся чрезвычайно серьёзно, меня уважают. HT: Власти часто вас беспокоят? ER: Когда я был в Индии, я хотел увидеть легальные плантации. Во время поездки в поезде я увидел в окно все эти засаженные поля и спросил, что это за город. Мне ответили: «Кхандва». Мы поехали в Министерство сельского хозяйства, и я спросил: «У вас в Кхандве целые поля конопли, я хотел бы посмотреть на них. Что для этого надо сделать?» Мне ответили, что в Кхандве ганджа не растет. Да и в Мадхья-Прадеше она не растет. Тогда я сказал, что видел коноплю своими глазами. Они позвонили в местный департамент Кхандвы, покивали головами, а затем ответили, что это не входит в их юрисдикцию, всем этим управляет Министерства акцизного налога. Но так или иначе, они написали письмо в тот мелкий департамент. Тогда я поехал в Кхандву. У меня были копии моей книги, а когда я их показывал, то становился таким серьезным... Приехал американский ученый, посмотрите. Важничал, в общем. А на следующий день подъехала колонна из четырех машин, всех посадили в джипы. Сперва мы посетили перерабатывающий завод, затем съездили на поля, а потом вернулись обратно. Я спросил, могу ли я сорвать пару соцветий? Ответ был: «Конечно, бери всё, что захочешь». Перед глазами гигантское поле с разными сортами и генетиками, а тут они говорят: «Бери, что хочешь». В общем, на следующие две недели нам хватило с лихвой. Конечно, мы не срезали растения, просто взяли самые красивые шишки. Они были великолепны. А еще через день, когда мы были в нашем гостиничном номере, кто-то постучался в дверь. Затем дверь распахнулась, это всё выглядело как ограбление или что-то такое, но на пороге оказался парень из «акцизного», он просто принес нам травки. У него была целая пригоршня, он сунул её нам, и это был первый и последний раз, когда правительственный агент принес мне дунуть. HT: Методы культивации в Марокко отличаются от тех, которые распространены в Западной Вирджинии или где-то ещё? ER: Да, естественно. Большинство людей в Америке из-за политической ситуации и незащищенности, как правило, гровят огромные растения или несколько больших кустов. В общем, тратят много сил на отдельную растишку. В других частях света не выращивают сенсемилью. Люди растят эту культуру так же, как кукурузу или любые другие полевые растения. В Индии они выращивают коноплю на расстоянии метра друг от друга в каждом ряду. В Марокко растят от пятнадцати до двадцати-тридцати растений на квадратный фут. Кусты выглядят, как палки из земли. В High Times были фотографии. HT: Как вы относитесь к гашишу? ER: Некоторые люди молятся на гашиш: он для них всё, но я предпочитаю соцветия сативы. HT: Почему? Из-за изменчивости качества? ER: Я думаю, что разные сорта по-разному демонстрируют своё плато. Сатива более церебральна и вызывает хай, когда афганцы прибивают к земле и погружают в стоун. HT: Как вы думаете, это культурная предрасположенность? Большинству американцев нравится бодрость, которую даёт сатива? ER: Нет, я думаю, что большинство американцев любит напиваться в стельку. Конечно, есть несколько человек, которые любят сативу, но склоняюсь к мнению, что большинству нравятся афганские корни. HT: Почему гашиш не стал более популярным? ER: Плохо горит, его нельзя положить в сигарету. Положив в косяк, вы неминуемо сожжёте свою одежду. HT: Давайте отмотаем время назад, к моменту, когда вы учились в колледже. Едва купив стафф во второй раз, вы тут же стали торговать. ER: Ага. Первый раз я купил колпачок, а второй раз уже 220 грамм. HT: Это из-за предпринимательской жилки? Вы сказали: «Вау, это крутой способ заработать денег и повеселиться?» ER: Скорее, чувствовал себя миссионером. HT: Примерно в 1966 году? ER: К 1967-му я уже бросил школу. HT: Получается, все эти негативные сплетни о конопле — сущая правда. ER: Причина, по которой я бросил школу, состоит в том, что я получил категорию годности «А» к службе в армии, означающую, что я — идеальное пушечное мясо. Потом я устроился на несколько обычных работ, в том числе, на Уолл-стрит. Всегда мечтал там работать. HT: Почему? ER: Это было захватывающе. Здесь продавались вещи, не имеющие материальной ценности, кроме той, которую люди хотели за них заплатить. На самом деле они не стоили ничего. Они стоили столько, сколько люди вкладывали в их стоимость. Так что это было интересное, хорошее время. Я стал помощником комплаенс-офицера, который следил за соблюдением внутренних правил и положений Федеральной комиссии связи. И какое-то время я провел там, а потом меня уволили. HT: Вы были сотрудником внутренней безопасности Уолл-стрит. ER: Ну да. HT: Травку вы тогда курили? ER: Да. Вы же слышали о Фондовой бирже, внебиржевом рынке, ну а я... Я управлял рынком подпольным. Однажды пришел мой начальник. У меня была с собой коричневая сумка, он спросил: «Что это такое?». Я ответил, что в ней мой обед. Он приоткрыл её, а там целый пакет травки, затем он выдает: «Не приносите свой обед на работу». HT: Так когда же вы ушли с Уолл-стрит? ER: В 1969-м. Я начал делать свечи. Примерно в это же время я переехал в шестикомнатную квартиру в Бронксе, и начал гровить в одной из комнат. Это был шаг на пути естественной эволюции, которая и привела меня сегодня сюда. HT: Что заставило вас это сделать? ER: Когда я был ребенком, то всегда хотел был ученым-растениеводом и писателем. Я действительно увлекался растениями. Раньше я посещал занятия в Ботаническом саду, поэтому для меня было вполне естественным выращивать растения, если бы у меня была свободная комната. Тогда я очень мало знал об этом, не было никакой литературы. На самом деле, парочка книг была, но одна мне казалась особенной, не знаю, осталась ли она у меня. Её написал парень, который рассказал всю историю своей жизни: он служил в армии, потом курил коноплю, видел ошибки своего Пути, вылетел из армии, растил траву в своей квартире в нижнем Ист-Сайде, заполнив землей всю комнату и культивируя растения... В общем, всё, что нужно было сделать, — это купить пару мешков земли в свою комнату, но вместо этого я растил в горшках. У меня были флуоресцентные лампы, я не знал о соцветиях, поэтому курил листья. Я так кайфовал от этой дряни, все жители этого дома кайфовали! Все жили тем, что я собирал по несколько таких листьев каждый день. Нас реально убивало. HT: Но жили вы за счет свечей? ER: Да. Тогда я подумал, что выращивание — это так круто, поэтому я убрал всю свою комнату, избавился от горшков и решил продавать теплицы для культивации. Я продавал крутые теплицы! Пришёл бы и установил её в вашем доме, сделал бы все шаманства, кроме семян. Так я и познакомился с Мелом Фрэнком. Мы оба дали интервью журналу Rolling Stone и решили написать об этом книгу за шесть недель, а годом позже придумали ещё одну — каталог для гровинга в индоре и аутдоре (Indoor-Outdoor Marijuana Growers Catalog), и с тех пор, как книгу опубликовали, стали куда серьёзнее в наших начинаниях. HT: Какой был год? ER: 1972–1973, мы начали погружаться в нашу деятельность. Поехали в Университет штата Миссисипи, познакомились с Карлтоном Тернером, который сейчас является советником федерального правительства по вопросам наркополитики. Тогда он руководил Миссисипским проектом, своеобразным контрактом на наркобизнес с правительством. Тернер познакомил нас с Миссисипской коллекцией всех научных работ по конопле, опубликованных в 1968–1972 годах. Мы купились. Решили, какие научные статьи мы хотели бы прочитать, дабы собрать всю информацию воедино и разработать на их основе несколько теорий. Так и появился Growers Guide. HT: Что за человек этот Тернер? ER: Чувак с Нового Юга. Пример приспособленчества, думающий о себе больше, чем нужно. HT: Что вы под этим подразумеваете? ER: Фашистский менталитет, облечённый в нежные слова и кажущуюся разумность. Я думаю, Билль о правах не так много значит для людей на Юге. HT: Вы думаете, он похож на Анслингера, как бы волк в овечьей шкуре? Своего рода продолжение? ER: Да, я считаю, что даже если отдельные члены этой группы не являются фанатиками, есть определенные высказывания, находящие отклик в их сердцах. Точно так же, как каждый кандидат в президенты от республиканцев всегда делает какую-нибудь неприятную античёрную оговорку, просто, чтобы фанатики знали, что их поддерживают, что, в общем-то, вовсе не оговорка. У них есть кодовые слова, люди внемлют им, а их подлинное чувство заключается в непринятии тех или иных категорий граждан. Как куски дерьма, что нельзя смыть в унитаз. Мы будем использовать все законы, все возможности, чтобы контролировать таких людей. Так появились законы о наркотиках, так они существуют до сей поры. Большинство читателей High Times принадлежат к этому списку. Даже если они перестанут курить травку, правительству не понравится их мышление. Они независимы, не желают быть подопечными государства. Правительственный чиновник США Гарри Дж. Анслингер. В конце 1950-х развернул массированную пропаганду в мировой прессе, которая во многом способствовала включению каннабиса в Единую конвенцию ООН по наркотическим веществам. HT: Что случилось с психоделической революцией? ER: Всё ещё продолжается. В крупных городах поутихло из-за дорогой аренды. Каждый год продаётся больше кислоты, больше грибов, чем когда-либо прежде. HT: Как вы думаете, конопля может менять отношение людей к чему-либо или это просто гедонистическая вещь? ER: Люди всё ещё меняются с помощью травки, а мы даже не осознаем, оглядываясь назад, насколько велики изменения последних тридцати лет. Двадцать лет назад незамужняя женщина и неженатый мужчина, будь они соседями по комнате, просто разговаривали бы. HT: Какая самая переоцененная травка из тех, которые вы курили? ER: Я думаю, что многие мексиканские сорта-первопроходцы переоценены. HT: Вы имеете в виду что-то вроде Acapulco Gold? ER: Многие переоценены. Потом идет всяческая «мистическая трава», вроде Panama Red. Я никогда её не видел, но много лет слышал всякие байки. Сколько людей её курили? Для меня это сказка, а хотелось бы посмотреть. HT: Какая травка дала вам самые лучшие эмоции? ER: Легендарный нью-йоркский Wacky Weed. Боже, эта штука определенно была очень психоделической. Жалко, что у меня нет семян. HT: Курили ли вы что-нибудь распиаренное? ER: Не люблю колумбийскую генетику, которая сейчас нахлынула, поэтому я её не курю. Но покуриваю новых мексиканцев, у них великолепная цена. У колумбийцев много проблем, качество падает. Но им, кажется, плевать. HT: Вы разговариваете со своими растениями? ER: Выращивать в Калифорнии незаконно, но я скажу, что растить каннабис интереснее, чем помидоры. HT: Есть ли духовная связь между вами и вашими растишками? ER: Иногда я думаю, что я агент конопляного мира, посланный сюда, чтобы помочь спасти этот мир. Я уже размышлял над этим. HT: Началось! Когда вы разговариваете со своими растениями, чувствуете ли вы какую-то общность? У растишек может быть сознание? ER: Не думаю, что растения обладают способностью к обучению или генетической способностью к самовыражению, похожему на наше. Я не думаю, что общение с кустами или воспроизведение музыки может помочь. HT: Вы так не делаете? ER: Считаю, что правильное кормление важнее. HT: Вы не полагаете, подобно растафарианцам или другим мистикам, что Бог даёт нам растения, дабы духовно просветить человека? ER: Позвольте, я расскажу вам несколько вещей о конопле. Для многих людей каннабис — это растение, которое позволило перейти от скотоводческого, кочевого общества к сельскохозяйственному, и это продолжается до сих пор. Пигмеи выращивают только одну культуру — коноплю, что и позволило им совершить переход к сельскохозяйственному обществу, этот процесс цикличен. HT: В каком смысле? Я не понимаю. ER: В обществе кочевников вы просто путешествуете повсюду. А если начинаете что-то сажать, то должны ухаживать за этим, правильно? HT: Так зачем же они занимаются садоводством? В чем мотивация? ER: Продают. Курят и продают другим племенам. HT: Вы разговариваете со своими растениями? ER: Выращивать в Калифорнии незаконно, но я скажу, что растить каннабис интереснее, чем помидоры. HT: Есть ли духовная связь между вами и вашими растишками? ER: Иногда я думаю, что я агент конопляного мира, посланный сюда, чтобы помочь спасти этот мир. Я уже размышлял над этим. HT: Началось! Когда вы разговариваете со своими растениями, чувствуете ли вы какую-то общность? У растишек может быть сознание? ER: Не думаю, что растения обладают способностью к обучению или генетической способностью к самовыражению, похожему на наше. Я не думаю, что общение с кустами или воспроизведение музыки может помочь. HT: Вы так не делаете? ER: Считаю, что правильное кормление важнее. HT: Вы не полагаете, подобно растафарианцам или другим мистикам, что Бог даёт нам растения, дабы духовно просветить человека? ER: Позвольте, я расскажу вам несколько вещей о конопле. Для многих людей каннабис — это растение, которое позволило перейти от скотоводческого, кочевого общества к сельскохозяйственному, и это продолжается до сих пор. Пигмеи выращивают только одну культуру — коноплю, что и позволило им совершить переход к сельскохозяйственному обществу, этот процесс цикличен. HT: В каком смысле? Я не понимаю. ER: В обществе кочевников вы просто путешествуете повсюду. А если начинаете что-то сажать, то должны ухаживать за этим, правильно? HT: Так зачем же они занимаются садоводством? В чем мотивация? ER: Продают. Курят и продают другим племенам. HT: Вы сошли с ума. Вам приходилось покупать траву у пигмеев? ER: Нет, я никогда там не был. HT: Ладно, перейдем к каннаактивизму, политической стороне Эда. ER: Хорошо, расскажу, как все начиналось. Я отдыхал во Флориде в 1971 году, встретил двух студентов колледжа, которые делали бонги. Они изготовили один и для меня, в качестве прощального подарка. Накануне вечером мы здорово трипанули под кислотой все вместе, это было невероятно, потом они вручили мне бонг, из которого мы сделали по одной затяжке, и начали возвращение автостопом в Нью-Йорк. Нас арестовали в Боулинг-Грин, штат Вирджиния, за путешествия автостопом. В чемодане у меня нашли бонг, я был арестован за остатки травки и сам девайс. Это обошлось мне в $500 и две поездки обратно в Вирджинию. Я уверен, не случись этого, я бы никогда не имел проблем с законом. HT: Весьма радикальный опыт. ER: Угу. HT: Вы подвергались жесткому обращению со стороны сотрудников полиции? ER: Нет, но полицейский захотел пожать мне руку, сказав после суда: «Не обижайся, сынок». Я ответил: «Ты свинья». Именно в это время NORML [крупнейшая антипрогибиционистская организация США, официально лоббирующая декриминализацию/легализацию психотропной конопли.] провела первую народную каннаконференцию законных активистов. Это было круто. Мероприятие проходило в подвале церкви, где люди устанавливали палатки. Меня попросили спуститься к ним и произнести речь о культивации. HT: Кто просил? ER: Кит Строуп. HT: Это случилось до выхода вашей книги? ER: Это было до того, как я выпустил книгу, но тогда я занимался теплицами. HT: Так вот откуда Строуп знал вас? ER: Да. Я был в Rolling Stone, потом я встретил Майка Олдрича на конференции и он сказал мне: «Приезжайте в Калифорнию, у нас есть инициатива 72-го года». Поэтому я решил поехать в Калифорнию, на конференции выступил с речью о гровинге, она была чертовски хороша, люди были вовлечены. К этому времени мы все ещё трудились над книгой. В Калифорнию я отправился, чтобы поработать над инициативой. HT: На протяжении многих лет вы были известны как назойливая муха каннаактивизма. У вас были большие разногласия с NORML и конопляным истеблишментом. Не могли бы вы осветить некоторые из этих разногласий вкратце? ER: Я бы не назвал NORML конопляным истеблишментом. Думаю, они вообще с краю. HT: Что вы думаете о Строупе? ER: Я думаю, что он основал организацию, и, чтобы сохранить над ней контроль по мере роста её успешности, он пожертвовал организацией во имя себя. Другими словами, им были нужны профессионалы, но профессиональных организаторов никто ничего делать не заставлял. Потренируют любителей, а потом торопятся дальше. Тоже самое с хиппи — те никогда не пытались стать движением масс. Кейт Строуп HT: Я не думаю, что они хотели быть массовым движением. ER: Проблема в том, что у них нет четкой цели и самоидентификации, они сами не знают, чего хотят. Это и есть главная проблема NORML, они хотят быть всем для всех. Такое невозможно. HT: Разве NORML не обучает юристов, борющихся за наркоправа? ER: Они действительно занимаются этим, однако это лишь одна важная роль, а куда больше они тратят на судебные разбирательства. С точки зрения активизма и работы над законодательством, NORML не делает ничего. HT: Разве не это было их намерением? ER: Думается, что главным их намерением был Конгресс в Вашингтоне и лоббирование интересов. Но получилось, что никто не слушает лоббистов, если у тех нет денег или голосов. А голосов нет, если нет членства. Это один из примеров, почему NRA, Национальная стрелковая ассоциация, так эффективна: у них миллионы членов. HT: Да, но разве не было кооптации миллионов курильщиков в движение легализации, так что теперь правительство использует законы о каннабисе более избирательно? Большинство людей не попадается. Большинство может курить каннабис и не чувствовать такой угрозы. Людей арестовывают по другим причинам. ER: Ну, это правда. Большая часть потребителей не подвержены рискам. За исключением того, что правительство старается постоянно это изменить, — пожалуйста, не заблуждайтесь. При администрации Рейгана отношение к нам изменилось. Процент арестов за коноплю резко вырос. Они стараются... Знаете, например, брать анализ мочи на рабочем месте, поэтому, если вы покурили прошлым вечером, утром у вас будет положительный результат. Поэтому я считаю, что курильщики каннабиса сейчас находятся под нарастающим давлением. HT: Как насчет будущего каннареферендумов? ER: Ну, в Калифорнии мы даже не смогли бы принять закон о возврате стеклотары, поэтому, я думаю, всё весьма сложно. HT: Какие возможности есть с точки зрения легализации? ER: Одна возможность — я думаю, что NORML и каннадвижение должны объединиться и заявить о себе как о правозащитном движении, как о части массового движения, где есть защитники окружающей среды, геи, разные меньшинства и тому подобное. И когда проблему признают в таком ракурсе, тогда её подадут вместе с другими. Это один из исходов, который я вижу. Другой исход, который я вижу, — фундаментальный прорыв в мировой политике, который затронет Соединенные Штаты. Испания легализовала хранение, мне кажется, Италия довольно далеко продвинулась. А ещё я думаю, что некоторые африканские страны способны пробить заслон, вместе с тем на это способна и Индия. Я полагаю, мир поляризируется на почве легализации. HT: Выход из единой конвенции? ER: США и Британия могут пойти путем правого крыла, особенно при Рейгане, так что в конечном счете у нас будут программы реабилитации, а для хронических потребителей ещё чего похуже. HT: Конопля — ваш союзник, вы всеми силами её защищаете. Есть ли какая опасность в употреблении? ER: Да. Знаете, я не из тех, кто верит в абсолютную безвредность. Она воздействует на печень и обмен веществ. А дым вредит лёгким. HT: Что насчет амотивационного синдрома? ER: У меня его нет. Я много курю и с ним не сталкивался. HT: Сколько вы курите? ER: По-разному. Чем лучше стафф, тем больше. HT: В среднем? ER: От семи до четырнадцати грамм в неделю. HT: Вы курите каждый день? ER: Да, покуда я жив. HT: Эд, у вас недавно родился сын. Когда он вырастет, когда ему будет 12–13 лет, он начнет спрашивать о каннабисе, что вы ему скажете? ER: Он и до этого возраста, наверное, будет много спрашивать. HT: Предположим, он начнёт говорить, а его первым словом будет: «травка, травка!» ER: Я думаю, проблемы детей с травой в том, что она незаконна, это повышает её привлекательность, отчего они переусердствуют в этом вопросе. Но я предпочел бы видеть детей курящими, чем пьющими. HT: Есть ли у вас друзья, которым, по вашему мнению, лучше обойтись без конопли? Вы когда-нибудь говорили себе: «Эй, я слишком много курю в последнее время»? ER: Да, иногда я заигрываюсь. Ну, я долгое время обходился и без конопли. HT: Сколько? ER: Я ездил в Мексику на три недели, год назад. Ничего не курил. HT: Вы ведете для нас колонку «Спросите Эда». Какой самый популярный вопрос вам задают? ER: «Как отличить женщину от мужчины?» HT: А вы им на это отвечаете: «Сорвав их растения!», ха-ха! ER: Купить Growers Guide. Там есть фотографии :) HT: Вы только что закончили Special Cultivation для нас. Как вы считаете, сколько людей занимаются культивацией? ER: У меня необычная точка зрения на этот вопрос. Вы наверняка заметили, как много появляется объявлений об оборудовании для выращивания в High Times, каждый месяц в течение последних пяти лет. Вы понимаете же, сколько стоят эти объявления и сколько ламп надо продать, чтобы заплатить за рекламу? После этого понимаешь, что садоводов масса. И каждый месяц тысячи покупают свет. HT: Как, по-вашему, изменится ли индустрия выращивания марихуаны в ближайшие десять, пятнадцать или двадцать лет? Как вы думаете, все уйдут в индор? Предполагая, что растения останутся незаконными. ER: Всё больше и больше людей будут растить в индоре. HT: Можно ли получить крутой продукт в закрытом грунте? ER: Я рад, что вы спросили. В большинстве районов Соединенных Штатов, я думаю, выращивать лучше в помещении. Ваш собственный индорный куст будет круче любого коммерческого, потому что коммерсы имеют другой интерес, они в погоне за количеством в кратчайшие сроки. Свой продукт делают, чтобы получить наилучшее качество. Чтобы была своя заначка. Таким образом, у домашних гроверов другая мотивация, они не обязательно хотят иметь самые большие урожаи или самые скороспелые растишки. Другими словами, коммерсанты могут иметь оборот в 120 дней, когда индорщики-любители занимаются кустами 150–180 дней. Для того чтобы получить истинное достижение ценителя, нужно вырастить сенсемилью колумбийского гибрида или сенсемилью из тайской генетики, может, африканской — то растение, которое займет больше времени, чем афганские корни или другие скороспелыши. Поэтому я вижу все больше людей, растящих в помещении, и, как мне кажется, всё больше говорят: «я не хочу этого афганца». HT: Что за история с рудералисом? Есть ли он на самом деле в США? ER: Я его не видел, Шульц описал рудералис как низкое растение с небольшой кустистостью. От 45 до 60 см в высоту, без ТГК. Было бы не очень приятно курить такое. HT: Но разве коммерческие производители не могли бы использовать его для скрещивания, ведь жизненный цикл растишки завершается за десять недель? ER: Если бы вы могли скрестить какую-нибудь крутую индику с рудералисом, теоретически она принесла бы урожай через несколько месяцев. Я имел дело с марокканской, она готова к харвесту в конце августа. HT: Вспомните статью Rolling Stone около года назад, в которой говорилось о целом поколении, которое курило в конце 60-х, теперь же мы находимся в 80-х, и те люди перестали курить. Вы тот, кто начал курить в 60-х годах, а затем продолжал курить и по сей день. Был ли это хайп, пиар или вы думаете, что произошло значительное падение интереса, и почему? ER: Ну, я думаю, что есть много эксплуататорских статей о поколении 60-х. Например, я выяснил, почему парень покончил с собой в «большом разочаровании». Это было потому, что он больше не мог выносить своих друзей. И ещё, причина, по которой женщина из Rolling Stone не курит, заключается в том, что она не может заполучить крутой стафф. А его у неё нет, потому что она не может получить… Эх, ладно, не буду вдаваться в подробности. Но, думаю, это часть проблемы. Ещё считаю, что употребление наркотиков естественным образом снижается, когда человек достигает зрелости. HT: Вы предвидите день, когда могли бы просто бросить курить? Перерасти? ER: Не знаю, может случиться, что угодно. Я всё ещё не религиозен. HT: Вы думаете о религии? ER: Думаю. В последнее время думаю о жизни и смерти. Попадаешь ты в рай или ад, а может, все намного сложнее. Но скажу тебе, что когда я умру, хочу быть просто компостом. Тогда я буду счастлив целую вечность. Источник: hightimes.com Еще почитать: Интервью с Лестером Гринспуном Лютер Бёрбанк. Краткая история великого селекционера и ярого поклонника каннабиса Как каннабис повлиял на развитие музыки. Часть 1
  18. Эд Розенталь - автор множества книг по гровингу, каннаактивист, пионер легалайза в США. Публикуем перевод его интервью журналу High Times в 1984 году Розенталь просветительскую деятельность начал еще в 70-х годах, вдохновив многих людей на изучение методов выращивания каннабиса в помещении. В 80-х и 90-х работал корреспондентом в High Times. В 2002 году был осужден за выращивание более 100 растений каннабиса с перспективой лишения свободы на срок до 100 лет и штрафа до $4,5 млн, но приговор был отменен в апелляционном порядке. Дело Розенталя стало важным прецедентом для декриминализации выращивания психотропной конопли в Калифорнии. Принимал активное участие в продвижении и разработке политики гражданского регулирования лекарственной марихуаны. Сотрудничал с правительством штата и местными властями, чтобы обеспечить поставки фармацевтического каннабиса пациентам. В 2010 написал учебник по выращиванию каннабиса для Окстердамского университета. В мае 1984 года Ларри Сломен и Джордж Баркин взяли интервью у неутомимого исследователя конопли Эда Розенталя, который щедро делился своими идеями, опытом и мнениями. День рождения Эда приходится на 15 сентября, в честь чего и было переиздано это интервью. Султан Дыма, Махариши из Моты, Бурбанк из Бу и ещё целая куча прозвищ Эда свидетельствуют о том, что это человек, который сделал американскую травку лучшей во всем мире. Именно Розенталь привел змея-искусителя в сады, когда в 1977 году он в соавторстве с Мелом Фрэнком выпустил руководство по выращиванию марихуаны (The Marijuana Growers Guide). До этого «доморощенная» и «домашняя» травка были синонимами «пеньки» и «рудералиса». Но спустя пару харвестов после появления Growers Guide Америка обильно зазеленела от побережья до побережья. Хиппи, спрятавшись в глубинах Каскадов, Голубого Хребта и Сискиуса (горы и район в США — ред.), выращивали сиамские и гималайские ландрейсы, что ставило крест на традиционном импорте. Кто-то ещё помнит Acapulco Gold? Это достижение Эда Розенталя. Сегодня Эд посвящает огромное количество времени и энергии общественной деятельности. Он напряженно работает, чтобы сплотить многочисленные, но разрозненные политические группы, проводящие «политику свободы от конопли» на Западном побережье. Эд часто летает в Вашингтон, где выступает перед Конгрессом, высказываясь о безумии нынешней официальной наркотической политики, а также об экономическом буме, который произойдет после появления разумной системы налогообложения и регулирования официального рынка каннабиса. Этот человек заслуживает молниеносно разрастающегося дискурса вокруг него, а не только несколько скудных страниц, которые он ежемесячно публикует в своей колонке «Спроси Эда» в журнале «Cannabis Culture». Поэтому мы пригласили его на интервью для этого выпуска. HT — High Times; ER — Ed Rosenthal. HT: Когда вы начали курить травку? ER: В 1966 году. В 1965-м попробовал пару раз, но не понимал кайфа. В 1966-м я купил колпачок и накуривался со своим соседом по комнате в колледже. Едва накурившись, я осознал, что марихуана — мой союзник в том же смысле, в каком Карлос Кастанеда говорил о чёртовой травке. Конопля стала настолько моим хорошим другом, что уже ко второй покупке я начал ей торговать. HT: Что вы имеете в виду, когда говорите, что ганджа стала вашим другом? ER: Я постоянно тянусь к тому, чтобы накуриться, к этому ощущению. Это моё нормальное состояние сознания, я чувствовал, что так и должно быть. Так травка и становится союзником. Я научился работать под ней, играть под ней, кто-то даже однажды сказал, что канна будит меня утром и укладывает спать ночью. В принципе, я живу, чтобы курить. Это случилось двадцать лет назад. HT: Ранее вы никогда не достигали такого состояния, не накуриваясь? ER: Ну, психоделики... Я думаю, что каннабис — слабый психоделик, а ещё, что у меня были крайне несчастливые детство и юность. Я прошел через терапию, всё такое, но к подростковому возрасту всё ещё страдал от депрессии. Во-первых, конопля помогла мне взглянуть со стороны и увидеть, что тысячи часов терапии и куча долларов, потраченных на нее, не помогли. В 1967-м я вернулся в Нью-Йорк, где попал на вечеринку в Центральном парке. На сцене тогда был Эбби Хоффман, он спрыгнул вниз и начал раздавать кислоту. Обратившись ко мне совершенно безлично, как к тысяче других, он сказал: «Хочешь трипануть?», а я ответил: «Да», после этого он кинул таблетку мне на язык, и я пережил самый глубокий опыт. Все дерьмо, весь негатив, что накопились за всю мою жизнь, ринулись наружу. Я не твердил: «Это бэдтрип, это отвратительно, ужасно», я всё понял и осознал. Это была не кислота, это было содержимое моей головы, выходящее наружу. Вскоре после этого я позабыл, что такое депрессия. Я научился контролировать состояние своего сознания. HT: Траву курят огромное количество людей, но как это стало делом вашей жизни, вашим делом? ER: Я думаю, мы должны жить фантазиями, каждый должен. Большинству людей не нравится то, чем они зарабатывают на жизнь. Я всегда старался делать свою работу профессионально. HT: Вы объездили весь мир в поисках методик культивации. Где вы наблюдали, как растет каннабис? ER: Во всех Штатах. На самом деле, там я видел больше всего. Может быть, не количественно, но качественно. Потом я побывал в Индии, Марокко, Амстердаме, Испании, Колумбии... В Колумбии я был всего день, работал консультантом. HT: Что значит «работал консультантом»? ER: У этих людей была плантация, страдающая от массы проблем. Они консультировались со мной, пытаясь выяснить причину, чтобы затем попытаться её исправить. HT: Все получилось? ER: Не знаю, второй раз плантацию я не увидел. HT: Где вы нашли лучшую травку? ER: В Соединенных Штатах. Никаких сомнений, американские гроверы лучше всех понимают марихуану, больше, чем любые другие культиваторы. Конечно, это разница между странами первого и третьего мира, потому что большая часть других мест культивации — в странах третьего мира, однако Европа в вопросах выращивания просто отстает от нас лет на десять. HT: Кроме того, гроверы здесь чаще всего сами курят, в отличие от Южной Америки, где всё делается для экспорта. ER: Угу. В Индии у меня было такое чувство, что фермеры покуривали, а вот остальные сотрудники — нет. Розничные торговцы тоже любители дунуть. HT: Когда вы приезжаете в Марокко или Колумбию, как вас воспринимают местные садоводы? Как американского франта или как исследователя конопли? ER: Ко мне относятся чрезвычайно серьёзно, меня уважают. HT: Власти часто вас беспокоят? ER: Когда я был в Индии, я хотел увидеть легальные плантации. Во время поездки в поезде я увидел в окно все эти засаженные поля и спросил, что это за город. Мне ответили: «Кхандва». Мы поехали в Министерство сельского хозяйства, и я спросил: «У вас в Кхандве целые поля конопли, я хотел бы посмотреть на них. Что для этого надо сделать?» Мне ответили, что в Кхандве ганджа не растет. Да и в Мадхья-Прадеше она не растет. Тогда я сказал, что видел коноплю своими глазами. Они позвонили в местный департамент Кхандвы, покивали головами, а затем ответили, что это не входит в их юрисдикцию, всем этим управляет Министерства акцизного налога. Но так или иначе, они написали письмо в тот мелкий департамент. Тогда я поехал в Кхандву. У меня были копии моей книги, а когда я их показывал, то становился таким серьезным... Приехал американский ученый, посмотрите. Важничал, в общем. А на следующий день подъехала колонна из четырех машин, всех посадили в джипы. Сперва мы посетили перерабатывающий завод, затем съездили на поля, а потом вернулись обратно. Я спросил, могу ли я сорвать пару соцветий? Ответ был: «Конечно, бери всё, что захочешь». Перед глазами гигантское поле с разными сортами и генетиками, а тут они говорят: «Бери, что хочешь». В общем, на следующие две недели нам хватило с лихвой. Конечно, мы не срезали растения, просто взяли самые красивые шишки. Они были великолепны. А еще через день, когда мы были в нашем гостиничном номере, кто-то постучался в дверь. Затем дверь распахнулась, это всё выглядело как ограбление или что-то такое, но на пороге оказался парень из «акцизного», он просто принес нам травки. У него была целая пригоршня, он сунул её нам, и это был первый и последний раз, когда правительственный агент принес мне дунуть. HT: Методы культивации в Марокко отличаются от тех, которые распространены в Западной Вирджинии или где-то ещё? ER: Да, естественно. Большинство людей в Америке из-за политической ситуации и незащищенности, как правило, гровят огромные растения или несколько больших кустов. В общем, тратят много сил на отдельную растишку. В других частях света не выращивают сенсемилью. Люди растят эту культуру так же, как кукурузу или любые другие полевые растения. В Индии они выращивают коноплю на расстоянии метра друг от друга в каждом ряду. В Марокко растят от пятнадцати до двадцати-тридцати растений на квадратный фут. Кусты выглядят, как палки из земли. В High Times были фотографии. HT: Как вы относитесь к гашишу? ER: Некоторые люди молятся на гашиш: он для них всё, но я предпочитаю соцветия сативы. HT: Почему? Из-за изменчивости качества? ER: Я думаю, что разные сорта по-разному демонстрируют своё плато. Сатива более церебральна и вызывает хай, когда афганцы прибивают к земле и погружают в стоун. HT: Как вы думаете, это культурная предрасположенность? Большинству американцев нравится бодрость, которую даёт сатива? ER: Нет, я думаю, что большинство американцев любит напиваться в стельку. Конечно, есть несколько человек, которые любят сативу, но склоняюсь к мнению, что большинству нравятся афганские корни. HT: Почему гашиш не стал более популярным? ER: Плохо горит, его нельзя положить в сигарету. Положив в косяк, вы неминуемо сожжёте свою одежду. HT: Давайте отмотаем время назад, к моменту, когда вы учились в колледже. Едва купив стафф во второй раз, вы тут же стали торговать. ER: Ага. Первый раз я купил колпачок, а второй раз уже 220 грамм. HT: Это из-за предпринимательской жилки? Вы сказали: «Вау, это крутой способ заработать денег и повеселиться?» ER: Скорее, чувствовал себя миссионером. HT: Примерно в 1966 году? ER: К 1967-му я уже бросил школу. HT: Получается, все эти негативные сплетни о конопле — сущая правда. ER: Причина, по которой я бросил школу, состоит в том, что я получил категорию годности «А» к службе в армии, означающую, что я — идеальное пушечное мясо. Потом я устроился на несколько обычных работ, в том числе, на Уолл-стрит. Всегда мечтал там работать. HT: Почему? ER: Это было захватывающе. Здесь продавались вещи, не имеющие материальной ценности, кроме той, которую люди хотели за них заплатить. На самом деле они не стоили ничего. Они стоили столько, сколько люди вкладывали в их стоимость. Так что это было интересное, хорошее время. Я стал помощником комплаенс-офицера, который следил за соблюдением внутренних правил и положений Федеральной комиссии связи. И какое-то время я провел там, а потом меня уволили. HT: Вы были сотрудником внутренней безопасности Уолл-стрит. ER: Ну да. HT: Травку вы тогда курили? ER: Да. Вы же слышали о Фондовой бирже, внебиржевом рынке, ну а я... Я управлял рынком подпольным. Однажды пришел мой начальник. У меня была с собой коричневая сумка, он спросил: «Что это такое?». Я ответил, что в ней мой обед. Он приоткрыл её, а там целый пакет травки, затем он выдает: «Не приносите свой обед на работу». HT: Так когда же вы ушли с Уолл-стрит? ER: В 1969-м. Я начал делать свечи. Примерно в это же время я переехал в шестикомнатную квартиру в Бронксе, и начал гровить в одной из комнат. Это был шаг на пути естественной эволюции, которая и привела меня сегодня сюда. HT: Что заставило вас это сделать? ER: Когда я был ребенком, то всегда хотел был ученым-растениеводом и писателем. Я действительно увлекался растениями. Раньше я посещал занятия в Ботаническом саду, поэтому для меня было вполне естественным выращивать растения, если бы у меня была свободная комната. Тогда я очень мало знал об этом, не было никакой литературы. На самом деле, парочка книг была, но одна мне казалась особенной, не знаю, осталась ли она у меня. Её написал парень, который рассказал всю историю своей жизни: он служил в армии, потом курил коноплю, видел ошибки своего Пути, вылетел из армии, растил траву в своей квартире в нижнем Ист-Сайде, заполнив землей всю комнату и культивируя растения... В общем, всё, что нужно было сделать, — это купить пару мешков земли в свою комнату, но вместо этого я растил в горшках. У меня были флуоресцентные лампы, я не знал о соцветиях, поэтому курил листья. Я так кайфовал от этой дряни, все жители этого дома кайфовали! Все жили тем, что я собирал по несколько таких листьев каждый день. Нас реально убивало. HT: Но жили вы за счет свечей? ER: Да. Тогда я подумал, что выращивание — это так круто, поэтому я убрал всю свою комнату, избавился от горшков и решил продавать теплицы для культивации. Я продавал крутые теплицы! Пришёл бы и установил её в вашем доме, сделал бы все шаманства, кроме семян. Так я и познакомился с Мелом Фрэнком. Мы оба дали интервью журналу Rolling Stone и решили написать об этом книгу за шесть недель, а годом позже придумали ещё одну — каталог для гровинга в индоре и аутдоре (Indoor-Outdoor Marijuana Growers Catalog), и с тех пор, как книгу опубликовали, стали куда серьёзнее в наших начинаниях. HT: Какой был год? ER: 1972–1973, мы начали погружаться в нашу деятельность. Поехали в Университет штата Миссисипи, познакомились с Карлтоном Тернером, который сейчас является советником федерального правительства по вопросам наркополитики. Тогда он руководил Миссисипским проектом, своеобразным контрактом на наркобизнес с правительством. Тернер познакомил нас с Миссисипской коллекцией всех научных работ по конопле, опубликованных в 1968–1972 годах. Мы купились. Решили, какие научные статьи мы хотели бы прочитать, дабы собрать всю информацию воедино и разработать на их основе несколько теорий. Так и появился Growers Guide. HT: Что за человек этот Тернер? ER: Чувак с Нового Юга. Пример приспособленчества, думающий о себе больше, чем нужно. HT: Что вы под этим подразумеваете? ER: Фашистский менталитет, облечённый в нежные слова и кажущуюся разумность. Я думаю, Билль о правах не так много значит для людей на Юге. HT: Вы думаете, он похож на Анслингера, как бы волк в овечьей шкуре? Своего рода продолжение? ER: Да, я считаю, что даже если отдельные члены этой группы не являются фанатиками, есть определенные высказывания, находящие отклик в их сердцах. Точно так же, как каждый кандидат в президенты от республиканцев всегда делает какую-нибудь неприятную античёрную оговорку, просто, чтобы фанатики знали, что их поддерживают, что, в общем-то, вовсе не оговорка. У них есть кодовые слова, люди внемлют им, а их подлинное чувство заключается в непринятии тех или иных категорий граждан. Как куски дерьма, что нельзя смыть в унитаз. Мы будем использовать все законы, все возможности, чтобы контролировать таких людей. Так появились законы о наркотиках, так они существуют до сей поры. Большинство читателей High Times принадлежат к этому списку. Даже если они перестанут курить травку, правительству не понравится их мышление. Они независимы, не желают быть подопечными государства. Правительственный чиновник США Гарри Дж. Анслингер. В конце 1950-х развернул массированную пропаганду в мировой прессе, которая во многом способствовала включению каннабиса в Единую конвенцию ООН по наркотическим веществам. HT: Что случилось с психоделической революцией? ER: Всё ещё продолжается. В крупных городах поутихло из-за дорогой аренды. Каждый год продаётся больше кислоты, больше грибов, чем когда-либо прежде. HT: Как вы думаете, конопля может менять отношение людей к чему-либо или это просто гедонистическая вещь? ER: Люди всё ещё меняются с помощью травки, а мы даже не осознаем, оглядываясь назад, насколько велики изменения последних тридцати лет. Двадцать лет назад незамужняя женщина и неженатый мужчина, будь они соседями по комнате, просто разговаривали бы. HT: Какая самая переоцененная травка из тех, которые вы курили? ER: Я думаю, что многие мексиканские сорта-первопроходцы переоценены. HT: Вы имеете в виду что-то вроде Acapulco Gold? ER: Многие переоценены. Потом идет всяческая «мистическая трава», вроде Panama Red. Я никогда её не видел, но много лет слышал всякие байки. Сколько людей её курили? Для меня это сказка, а хотелось бы посмотреть. HT: Какая травка дала вам самые лучшие эмоции? ER: Легендарный нью-йоркский Wacky Weed. Боже, эта штука определенно была очень психоделической. Жалко, что у меня нет семян. HT: Курили ли вы что-нибудь распиаренное? ER: Не люблю колумбийскую генетику, которая сейчас нахлынула, поэтому я её не курю. Но покуриваю новых мексиканцев, у них великолепная цена. У колумбийцев много проблем, качество падает. Но им, кажется, плевать. HT: Вы разговариваете со своими растениями? ER: Выращивать в Калифорнии незаконно, но я скажу, что растить каннабис интереснее, чем помидоры. HT: Есть ли духовная связь между вами и вашими растишками? ER: Иногда я думаю, что я агент конопляного мира, посланный сюда, чтобы помочь спасти этот мир. Я уже размышлял над этим. HT: Началось! Когда вы разговариваете со своими растениями, чувствуете ли вы какую-то общность? У растишек может быть сознание? ER: Не думаю, что растения обладают способностью к обучению или генетической способностью к самовыражению, похожему на наше. Я не думаю, что общение с кустами или воспроизведение музыки может помочь. HT: Вы так не делаете? ER: Считаю, что правильное кормление важнее. HT: Вы не полагаете, подобно растафарианцам или другим мистикам, что Бог даёт нам растения, дабы духовно просветить человека? ER: Позвольте, я расскажу вам несколько вещей о конопле. Для многих людей каннабис — это растение, которое позволило перейти от скотоводческого, кочевого общества к сельскохозяйственному, и это продолжается до сих пор. Пигмеи выращивают только одну культуру — коноплю, что и позволило им совершить переход к сельскохозяйственному обществу, этот процесс цикличен. HT: В каком смысле? Я не понимаю. ER: В обществе кочевников вы просто путешествуете повсюду. А если начинаете что-то сажать, то должны ухаживать за этим, правильно? HT: Так зачем же они занимаются садоводством? В чем мотивация? ER: Продают. Курят и продают другим племенам. HT: Вы разговариваете со своими растениями? ER: Выращивать в Калифорнии незаконно, но я скажу, что растить каннабис интереснее, чем помидоры. HT: Есть ли духовная связь между вами и вашими растишками? ER: Иногда я думаю, что я агент конопляного мира, посланный сюда, чтобы помочь спасти этот мир. Я уже размышлял над этим. HT: Началось! Когда вы разговариваете со своими растениями, чувствуете ли вы какую-то общность? У растишек может быть сознание? ER: Не думаю, что растения обладают способностью к обучению или генетической способностью к самовыражению, похожему на наше. Я не думаю, что общение с кустами или воспроизведение музыки может помочь. HT: Вы так не делаете? ER: Считаю, что правильное кормление важнее. HT: Вы не полагаете, подобно растафарианцам или другим мистикам, что Бог даёт нам растения, дабы духовно просветить человека? ER: Позвольте, я расскажу вам несколько вещей о конопле. Для многих людей каннабис — это растение, которое позволило перейти от скотоводческого, кочевого общества к сельскохозяйственному, и это продолжается до сих пор. Пигмеи выращивают только одну культуру — коноплю, что и позволило им совершить переход к сельскохозяйственному обществу, этот процесс цикличен. HT: В каком смысле? Я не понимаю. ER: В обществе кочевников вы просто путешествуете повсюду. А если начинаете что-то сажать, то должны ухаживать за этим, правильно? HT: Так зачем же они занимаются садоводством? В чем мотивация? ER: Продают. Курят и продают другим племенам. HT: Вы сошли с ума. Вам приходилось покупать траву у пигмеев? ER: Нет, я никогда там не был. HT: Ладно, перейдем к каннаактивизму, политической стороне Эда. ER: Хорошо, расскажу, как все начиналось. Я отдыхал во Флориде в 1971 году, встретил двух студентов колледжа, которые делали бонги. Они изготовили один и для меня, в качестве прощального подарка. Накануне вечером мы здорово трипанули под кислотой все вместе, это было невероятно, потом они вручили мне бонг, из которого мы сделали по одной затяжке, и начали возвращение автостопом в Нью-Йорк. Нас арестовали в Боулинг-Грин, штат Вирджиния, за путешествия автостопом. В чемодане у меня нашли бонг, я был арестован за остатки травки и сам девайс. Это обошлось мне в $500 и две поездки обратно в Вирджинию. Я уверен, не случись этого, я бы никогда не имел проблем с законом. HT: Весьма радикальный опыт. ER: Угу. HT: Вы подвергались жесткому обращению со стороны сотрудников полиции? ER: Нет, но полицейский захотел пожать мне руку, сказав после суда: «Не обижайся, сынок». Я ответил: «Ты свинья». Именно в это время NORML [крупнейшая антипрогибиционистская организация США, официально лоббирующая декриминализацию/легализацию психотропной конопли.] провела первую народную каннаконференцию законных активистов. Это было круто. Мероприятие проходило в подвале церкви, где люди устанавливали палатки. Меня попросили спуститься к ним и произнести речь о культивации. HT: Кто просил? ER: Кит Строуп. HT: Это случилось до выхода вашей книги? ER: Это было до того, как я выпустил книгу, но тогда я занимался теплицами. HT: Так вот откуда Строуп знал вас? ER: Да. Я был в Rolling Stone, потом я встретил Майка Олдрича на конференции и он сказал мне: «Приезжайте в Калифорнию, у нас есть инициатива 72-го года». Поэтому я решил поехать в Калифорнию, на конференции выступил с речью о гровинге, она была чертовски хороша, люди были вовлечены. К этому времени мы все ещё трудились над книгой. В Калифорнию я отправился, чтобы поработать над инициативой. HT: На протяжении многих лет вы были известны как назойливая муха каннаактивизма. У вас были большие разногласия с NORML и конопляным истеблишментом. Не могли бы вы осветить некоторые из этих разногласий вкратце? ER: Я бы не назвал NORML конопляным истеблишментом. Думаю, они вообще с краю. HT: Что вы думаете о Строупе? ER: Я думаю, что он основал организацию, и, чтобы сохранить над ней контроль по мере роста её успешности, он пожертвовал организацией во имя себя. Другими словами, им были нужны профессионалы, но профессиональных организаторов никто ничего делать не заставлял. Потренируют любителей, а потом торопятся дальше. Тоже самое с хиппи — те никогда не пытались стать движением масс. Кейт Строуп HT: Я не думаю, что они хотели быть массовым движением. ER: Проблема в том, что у них нет четкой цели и самоидентификации, они сами не знают, чего хотят. Это и есть главная проблема NORML, они хотят быть всем для всех. Такое невозможно. HT: Разве NORML не обучает юристов, борющихся за наркоправа? ER: Они действительно занимаются этим, однако это лишь одна важная роль, а куда больше они тратят на судебные разбирательства. С точки зрения активизма и работы над законодательством, NORML не делает ничего. HT: Разве не это было их намерением? ER: Думается, что главным их намерением был Конгресс в Вашингтоне и лоббирование интересов. Но получилось, что никто не слушает лоббистов, если у тех нет денег или голосов. А голосов нет, если нет членства. Это один из примеров, почему NRA, Национальная стрелковая ассоциация, так эффективна: у них миллионы членов. HT: Да, но разве не было кооптации миллионов курильщиков в движение легализации, так что теперь правительство использует законы о каннабисе более избирательно? Большинство людей не попадается. Большинство может курить каннабис и не чувствовать такой угрозы. Людей арестовывают по другим причинам. ER: Ну, это правда. Большая часть потребителей не подвержены рискам. За исключением того, что правительство старается постоянно это изменить, — пожалуйста, не заблуждайтесь. При администрации Рейгана отношение к нам изменилось. Процент арестов за коноплю резко вырос. Они стараются... Знаете, например, брать анализ мочи на рабочем месте, поэтому, если вы покурили прошлым вечером, утром у вас будет положительный результат. Поэтому я считаю, что курильщики каннабиса сейчас находятся под нарастающим давлением. HT: Как насчет будущего каннареферендумов? ER: Ну, в Калифорнии мы даже не смогли бы принять закон о возврате стеклотары, поэтому, я думаю, всё весьма сложно. HT: Какие возможности есть с точки зрения легализации? ER: Одна возможность — я думаю, что NORML и каннадвижение должны объединиться и заявить о себе как о правозащитном движении, как о части массового движения, где есть защитники окружающей среды, геи, разные меньшинства и тому подобное. И когда проблему признают в таком ракурсе, тогда её подадут вместе с другими. Это один из исходов, который я вижу. Другой исход, который я вижу, — фундаментальный прорыв в мировой политике, который затронет Соединенные Штаты. Испания легализовала хранение, мне кажется, Италия довольно далеко продвинулась. А ещё я думаю, что некоторые африканские страны способны пробить заслон, вместе с тем на это способна и Индия. Я полагаю, мир поляризируется на почве легализации. HT: Выход из единой конвенции? ER: США и Британия могут пойти путем правого крыла, особенно при Рейгане, так что в конечном счете у нас будут программы реабилитации, а для хронических потребителей ещё чего похуже. HT: Конопля — ваш союзник, вы всеми силами её защищаете. Есть ли какая опасность в употреблении? ER: Да. Знаете, я не из тех, кто верит в абсолютную безвредность. Она воздействует на печень и обмен веществ. А дым вредит лёгким. HT: Что насчет амотивационного синдрома? ER: У меня его нет. Я много курю и с ним не сталкивался. HT: Сколько вы курите? ER: По-разному. Чем лучше стафф, тем больше. HT: В среднем? ER: От семи до четырнадцати грамм в неделю. HT: Вы курите каждый день? ER: Да, покуда я жив. HT: Эд, у вас недавно родился сын. Когда он вырастет, когда ему будет 12–13 лет, он начнет спрашивать о каннабисе, что вы ему скажете? ER: Он и до этого возраста, наверное, будет много спрашивать. HT: Предположим, он начнёт говорить, а его первым словом будет: «травка, травка!» ER: Я думаю, проблемы детей с травой в том, что она незаконна, это повышает её привлекательность, отчего они переусердствуют в этом вопросе. Но я предпочел бы видеть детей курящими, чем пьющими. HT: Есть ли у вас друзья, которым, по вашему мнению, лучше обойтись без конопли? Вы когда-нибудь говорили себе: «Эй, я слишком много курю в последнее время»? ER: Да, иногда я заигрываюсь. Ну, я долгое время обходился и без конопли. HT: Сколько? ER: Я ездил в Мексику на три недели, год назад. Ничего не курил. HT: Вы ведете для нас колонку «Спросите Эда». Какой самый популярный вопрос вам задают? ER: «Как отличить женщину от мужчины?» HT: А вы им на это отвечаете: «Сорвав их растения!», ха-ха! ER: Купить Growers Guide. Там есть фотографии :) HT: Вы только что закончили Special Cultivation для нас. Как вы считаете, сколько людей занимаются культивацией? ER: У меня необычная точка зрения на этот вопрос. Вы наверняка заметили, как много появляется объявлений об оборудовании для выращивания в High Times, каждый месяц в течение последних пяти лет. Вы понимаете же, сколько стоят эти объявления и сколько ламп надо продать, чтобы заплатить за рекламу? После этого понимаешь, что садоводов масса. И каждый месяц тысячи покупают свет. HT: Как, по-вашему, изменится ли индустрия выращивания марихуаны в ближайшие десять, пятнадцать или двадцать лет? Как вы думаете, все уйдут в индор? Предполагая, что растения останутся незаконными. ER: Всё больше и больше людей будут растить в индоре. HT: Можно ли получить крутой продукт в закрытом грунте? ER: Я рад, что вы спросили. В большинстве районов Соединенных Штатов, я думаю, выращивать лучше в помещении. Ваш собственный индорный куст будет круче любого коммерческого, потому что коммерсы имеют другой интерес, они в погоне за количеством в кратчайшие сроки. Свой продукт делают, чтобы получить наилучшее качество. Чтобы была своя заначка. Таким образом, у домашних гроверов другая мотивация, они не обязательно хотят иметь самые большие урожаи или самые скороспелые растишки. Другими словами, коммерсанты могут иметь оборот в 120 дней, когда индорщики-любители занимаются кустами 150–180 дней. Для того чтобы получить истинное достижение ценителя, нужно вырастить сенсемилью колумбийского гибрида или сенсемилью из тайской генетики, может, африканской — то растение, которое займет больше времени, чем афганские корни или другие скороспелыши. Поэтому я вижу все больше людей, растящих в помещении, и, как мне кажется, всё больше говорят: «я не хочу этого афганца». HT: Что за история с рудералисом? Есть ли он на самом деле в США? ER: Я его не видел, Шульц описал рудералис как низкое растение с небольшой кустистостью. От 45 до 60 см в высоту, без ТГК. Было бы не очень приятно курить такое. HT: Но разве коммерческие производители не могли бы использовать его для скрещивания, ведь жизненный цикл растишки завершается за десять недель? ER: Если бы вы могли скрестить какую-нибудь крутую индику с рудералисом, теоретически она принесла бы урожай через несколько месяцев. Я имел дело с марокканской, она готова к харвесту в конце августа. HT: Вспомните статью Rolling Stone около года назад, в которой говорилось о целом поколении, которое курило в конце 60-х, теперь же мы находимся в 80-х, и те люди перестали курить. Вы тот, кто начал курить в 60-х годах, а затем продолжал курить и по сей день. Был ли это хайп, пиар или вы думаете, что произошло значительное падение интереса, и почему? ER: Ну, я думаю, что есть много эксплуататорских статей о поколении 60-х. Например, я выяснил, почему парень покончил с собой в «большом разочаровании». Это было потому, что он больше не мог выносить своих друзей. И ещё, причина, по которой женщина из Rolling Stone не курит, заключается в том, что она не может заполучить крутой стафф. А его у неё нет, потому что она не может получить… Эх, ладно, не буду вдаваться в подробности. Но, думаю, это часть проблемы. Ещё считаю, что употребление наркотиков естественным образом снижается, когда человек достигает зрелости. HT: Вы предвидите день, когда могли бы просто бросить курить? Перерасти? ER: Не знаю, может случиться, что угодно. Я всё ещё не религиозен. HT: Вы думаете о религии? ER: Думаю. В последнее время думаю о жизни и смерти. Попадаешь ты в рай или ад, а может, все намного сложнее. Но скажу тебе, что когда я умру, хочу быть просто компостом. Тогда я буду счастлив целую вечность. Источник: hightimes.com Еще почитать: Интервью с Лестером Гринспуном Лютер Бёрбанк. Краткая история великого селекционера и ярого поклонника каннабиса Как каннабис повлиял на развитие музыки. Часть 1 Просмотр полной Статья
  19. И секс и драгс и рок-н-ролл - как старейший журнал про каннабис сформировал новую культурную реальность. Вот уже больше 40 лет в США официально выходит издание, существование которого в России просто невозможно представить. И не только потому, что это незаконно. Журнал High Times ежемесячно на ста страницах рассказывает читателю, как выращивать коноплю в домашних условиях и употреблять, ратует за всемирную легализацию марихуаны и ставит в пример знаменитостей, которые не собираются отказываться от наркотиков. Перед вами удивительная история издания, ставшего знаковым не только в Америке, но и во всем мире. Первый номер High Times вышел летом 1974 года. Уотергейт, Вьетнам, расцвет культуры хиппи и пацифизма, Вудсток, Make love, not war. Этот период нонконформизма и срыва покровов тесно связан с популяризацией наркотиков. Невозможно представить, как бы повернулась история, если бы не конопля и другие препараты, которые хиппи применяли для расширения сознания. Заросли конопли заполонили Соединенные Штаты, несмотря на уголовный запрет на выращивание марихуаны. Тогда большие ценители каннабиса решили сделать его героем журнала и ежемесячно посвящали наркотику десятки страниц текста. В условиях отсутствия интернета это было более чем актуально. В то время влияние марихуаны на организм было мало изучено, а High Times стал одним из немногих изданий, аккумулирующих всю доступную информацию. Издание не только рассказывало о каннабисе. Оно прямо заявляло, что будет пропагандировать, защищать и сохранять «альтернативную культуру» и противодействовать запретам. В журнале содержались советы по выращиванию и выведению конопли, ее употреблению и заметки в духе «сделай сам». «Как самостоятельно сделать гашиш», — гласит название главной статьи майского выпуска от 1984 года. Основатель издания, видный активист Томас Форкейд, боровшийся за равноправие и декриминализацию наркотиков, был настроен серьезно. К тому моменту он уже несколько лет руководил издательством Underground Press Syndicate, выпускавшим контркультурные СМИ. High Times настаивало и продолжает настаивать на легализации каннабиоидов хотя бы в медицинских целях. С этой точки зрения Форкейд частично своего добился (в ряде американских штатов использовать марихуану в лечебных целях разрешено), правда, уже после смерти. В 1978 году он покончил жизнь самоубийством, завещав все свое имущество High Times и организации NORML, борющейся за право свободно употреблять коноплю в немедицинских целях. Организация была основана в том числе и на деньги создателя Playboy Хью Хефнера. В 1970 году он перевел защитникам травки круглую сумму, после чего продолжал поддерживать организацию крупными взносами. К примеру, известно, что один из его взносов однажды составил 100 тысяч долларов. В начале 2000-х расположение журнала снискал бывший президент США Билл Клинтон, который заявил, что употребление марихуаны не должно считаться преступлением. В бытность главой государства он говорил иначе. Когда оппоненты раскопали историю о том, что в студенчестве Клинтон был замечен с марихуаной, тот переложил ответственность на дурную компанию. Он заявил, что «не затягивался». Эта фраза стала мемом, хотя в начале 1990-х это слово имело совсем иную коннотацию. Подобные обложки себе позволял не только Playboy. 1978 год. Сексуальная революция уже свершилась, и High Times рассказывал о преимуществах секса под наркотиками. Попутно журнал осветил ситуацию с веществами в СССР, основываясь на книге советского диссидента Юрия Брохина, в начале 1970-х перебравшегося в США. Спустя четыре года Брохин был застрелен в собственной квартире. Это не единственный номер High Times, посвященный наркотикам и сексу. Редакция регулярно пытается заинтриговать читателя провокационными темами. Позитивный образ марихуаны помогают поддерживать лидеры мнений. High Times регулярно рассказывает о звездных поклонниках каннабиса и психоделиков или по крайней мере о тех, кто не отрицает их употребление. Либо наоборот — насмехается над известными противниками конопли, которые в прошлом придерживались совсем другого мнения. В 1980 году High Times выпустил интервью с 37-летним Миком Джаггером. Только одному богу известно, сколько тонн наркотиков он употребил. В марте 1978 года обложку High Times украсило фото чернобородого Фиделя Кастро. Кубинский лидер предпочитал табак, однако редакторы журнала не смогли проигнорировать тот факт, что Куба — крупнейший перевалочный пункт на пути доставки наркотиков в США, и подготовила гид по злачным местам. «Beatles принимали слишком много наркотиков», — признался однажды Пол Маккартни в интервью. Джон Леннон налегал на наркотики больше остальных и был известным фанатом ЛСД. Наркотическая зависимость накладывала отпечаток на творчество. К примеру, в песне Cold Turkey он описывал состояние ломки. 1993 год, обложка с Бобом Диланом. В середине 1960-х он признавался, что непрерывные гастроли и наркотики его опустошали, а в 1966 году в интервью Роберту Шелтону он заявил, что перешел на героин (интервью обнаружилось только в 2011 году). По легенде, именно с подачи Дилана Джон Леннон впервые попробовал ЛСД. Однако позже музыкант опровергал информацию о том, что когда-либо употреблял наркотики. В августе 1977 года в High Times вышло интервью с идолом поп-арта — Энди Уорхолом, отличающимся небывалой плодовитостью. Художник, дизайнер, писатель, режиссер — это только часть ипостасей, в которых он успел раскрыть себя. Уорхол плотно «сидел» на обетроле, в основе которого — соли психостимулятора амфетамина. High Times поздравляет читателей с наступающим Новым годом. «Кто убил Курта?» — вопрос, которым до сих пор задаются поклонники группы Nirvana и лично Кобейна. То ли сам себя, как это гласит официальная версия, то ли его жена Кортни Лав, вместе с которой гранж-икона делил дозы наркотиков. Выступающая за легализацию марихуаны актриса, спортсменка и просто красавица с русскими корнями Милла Йовович также появлялась на обложке культового журнала. Полуобнаженная знаменитость прикрывалась листками каннабиса. Последнюю обложку редакция посвятила актрисе Фрэнсис МакДорманд, в марте получившей «Оскара» за лучшую женскую роль. Актриса признавалась в употреблении марихуаны, но в медицинских целях. High Times продолжает оставаться самым многотиражным и наиболее влиятельным из периодических изданий о конопле. Популярности журнала способствует ежегодный «Кубок каннабиса» — фестиваль, который издание проводит в Нидерландах, где марихуана легализована на государственном уровне. Каждый год в Амстердам съезжаются тысячи любителей травки, чтобы оценить новые сорта конопли и выбрать победителя. Источник: lenta.ru Теперь у нас есть собственный канал в Telegram, где мы публикуем важные и интересные новости.
  20. Вот уже больше 40 лет в США официально выходит издание, существование которого в России просто невозможно представить. И не только потому, что это незаконно. Журнал High Times ежемесячно на ста страницах рассказывает читателю, как выращивать коноплю в домашних условиях и употреблять, ратует за всемирную легализацию марихуаны и ставит в пример знаменитостей, которые не собираются отказываться от наркотиков. Перед вами удивительная история издания, ставшего знаковым не только в Америке, но и во всем мире. Первый номер High Times вышел летом 1974 года. Уотергейт, Вьетнам, расцвет культуры хиппи и пацифизма, Вудсток, Make love, not war. Этот период нонконформизма и срыва покровов тесно связан с популяризацией наркотиков. Невозможно представить, как бы повернулась история, если бы не конопля и другие препараты, которые хиппи применяли для расширения сознания. Заросли конопли заполонили Соединенные Штаты, несмотря на уголовный запрет на выращивание марихуаны. Тогда большие ценители каннабиса решили сделать его героем журнала и ежемесячно посвящали наркотику десятки страниц текста. В условиях отсутствия интернета это было более чем актуально. В то время влияние марихуаны на организм было мало изучено, а High Times стал одним из немногих изданий, аккумулирующих всю доступную информацию. Издание не только рассказывало о каннабисе. Оно прямо заявляло, что будет пропагандировать, защищать и сохранять «альтернативную культуру» и противодействовать запретам. В журнале содержались советы по выращиванию и выведению конопли, ее употреблению и заметки в духе «сделай сам». «Как самостоятельно сделать гашиш», — гласит название главной статьи майского выпуска от 1984 года. Основатель издания, видный активист Томас Форкейд, боровшийся за равноправие и декриминализацию наркотиков, был настроен серьезно. К тому моменту он уже несколько лет руководил издательством Underground Press Syndicate, выпускавшим контркультурные СМИ. High Times настаивало и продолжает настаивать на легализации каннабиоидов хотя бы в медицинских целях. С этой точки зрения Форкейд частично своего добился (в ряде американских штатов использовать марихуану в лечебных целях разрешено), правда, уже после смерти. В 1978 году он покончил жизнь самоубийством, завещав все свое имущество High Times и организации NORML, борющейся за право свободно употреблять коноплю в немедицинских целях. Организация была основана в том числе и на деньги создателя Playboy Хью Хефнера. В 1970 году он перевел защитникам травки круглую сумму, после чего продолжал поддерживать организацию крупными взносами. К примеру, известно, что один из его взносов однажды составил 100 тысяч долларов. В начале 2000-х расположение журнала снискал бывший президент США Билл Клинтон, который заявил, что употребление марихуаны не должно считаться преступлением. В бытность главой государства он говорил иначе. Когда оппоненты раскопали историю о том, что в студенчестве Клинтон был замечен с марихуаной, тот переложил ответственность на дурную компанию. Он заявил, что «не затягивался». Эта фраза стала мемом, хотя в начале 1990-х это слово имело совсем иную коннотацию. Подобные обложки себе позволял не только Playboy. 1978 год. Сексуальная революция уже свершилась, и High Times рассказывал о преимуществах секса под наркотиками. Попутно журнал осветил ситуацию с веществами в СССР, основываясь на книге советского диссидента Юрия Брохина, в начале 1970-х перебравшегося в США. Спустя четыре года Брохин был застрелен в собственной квартире. Это не единственный номер High Times, посвященный наркотикам и сексу. Редакция регулярно пытается заинтриговать читателя провокационными темами. Позитивный образ марихуаны помогают поддерживать лидеры мнений. High Times регулярно рассказывает о звездных поклонниках каннабиса и психоделиков или по крайней мере о тех, кто не отрицает их употребление. Либо наоборот — насмехается над известными противниками конопли, которые в прошлом придерживались совсем другого мнения. В 1980 году High Times выпустил интервью с 37-летним Миком Джаггером. Только одному богу известно, сколько тонн наркотиков он употребил. В марте 1978 года обложку High Times украсило фото чернобородого Фиделя Кастро. Кубинский лидер предпочитал табак, однако редакторы журнала не смогли проигнорировать тот факт, что Куба — крупнейший перевалочный пункт на пути доставки наркотиков в США, и подготовила гид по злачным местам. «Beatles принимали слишком много наркотиков», — признался однажды Пол Маккартни в интервью. Джон Леннон налегал на наркотики больше остальных и был известным фанатом ЛСД. Наркотическая зависимость накладывала отпечаток на творчество. К примеру, в песне Cold Turkey он описывал состояние ломки. 1993 год, обложка с Бобом Диланом. В середине 1960-х он признавался, что непрерывные гастроли и наркотики его опустошали, а в 1966 году в интервью Роберту Шелтону он заявил, что перешел на героин (интервью обнаружилось только в 2011 году). По легенде, именно с подачи Дилана Джон Леннон впервые попробовал ЛСД. Однако позже музыкант опровергал информацию о том, что когда-либо употреблял наркотики. В августе 1977 года в High Times вышло интервью с идолом поп-арта — Энди Уорхолом, отличающимся небывалой плодовитостью. Художник, дизайнер, писатель, режиссер — это только часть ипостасей, в которых он успел раскрыть себя. Уорхол плотно «сидел» на обетроле, в основе которого — соли психостимулятора амфетамина. High Times поздравляет читателей с наступающим Новым годом. «Кто убил Курта?» — вопрос, которым до сих пор задаются поклонники группы Nirvana и лично Кобейна. То ли сам себя, как это гласит официальная версия, то ли его жена Кортни Лав, вместе с которой гранж-икона делил дозы наркотиков. Выступающая за легализацию марихуаны актриса, спортсменка и просто красавица с русскими корнями Милла Йовович также появлялась на обложке культового журнала. Полуобнаженная знаменитость прикрывалась листками каннабиса. Последнюю обложку редакция посвятила актрисе Фрэнсис МакДорманд, в марте получившей «Оскара» за лучшую женскую роль. Актриса признавалась в употреблении марихуаны, но в медицинских целях. High Times продолжает оставаться самым многотиражным и наиболее влиятельным из периодических изданий о конопле. Популярности журнала способствует ежегодный «Кубок каннабиса» — фестиваль, который издание проводит в Нидерландах, где марихуана легализована на государственном уровне. Каждый год в Амстердам съезжаются тысячи любителей травки, чтобы оценить новые сорта конопли и выбрать победителя. Источник: lenta.ru Теперь у нас есть собственный канал в Telegram, где мы публикуем важные и интересные новости.
  21. Младший потомок Боба Марли вложился в культовый конопляный журнал High Times, став его совладельцем. Дэмиан Марли на обложке журнала High Times в июне 2016, августе 2010 и июне 2016 Дэмиан Марли стал одним из 20 инвесторов, купивших контрольный пакет акций High Times за 70 миллионов долларов. Отмечается, что журнал впервые меняет владельцев с момента своего основания — 1974 года. По словам новых хозяев, они планируют организовывать как можно больше live-мероприятий под эгидой High Times. Ближайшим фестивалем будет Cannabis Cup в Амстердаме (Нидерланды). По словам самого Марли, журнал научил его отличать каннабис мужского и женского пола. High Times — американский журнал, полностью посвященный конопляной тематике. Публикации охватывают темы, связанные с выращивание марихуаны, ее селекцией и медицинскому и рекреативному применению. В High Times также уделяют внимание юридическим аспектам и употреблению каннабиса современными хип-хоп и регги-музыкантами. На обложках журнала успели засветиться рэпер Снуп Дог, коллектив Cypress Hill и голливудские актеры Джеймс Франко и Джек Блэк. Сам Демиан Марли так же не раз снимался для обложки. По материалам: lenta.ru
  22. Дэмиан Марли на обложке журнала High Times в июне 2016, августе 2010 и июне 2016 Дэмиан Марли стал одним из 20 инвесторов, купивших контрольный пакет акций High Times за 70 миллионов долларов. Отмечается, что журнал впервые меняет владельцев с момента своего основания — 1974 года. По словам новых хозяев, они планируют организовывать как можно больше live-мероприятий под эгидой High Times. Ближайшим фестивалем будет Cannabis Cup в Амстердаме (Нидерланды). По словам самого Марли, журнал научил его отличать каннабис мужского и женского пола. High Times — американский журнал, полностью посвященный конопляной тематике. Публикации охватывают темы, связанные с выращивание марихуаны, ее селекцией и медицинскому и рекреативному применению. В High Times также уделяют внимание юридическим аспектам и употреблению каннабиса современными хип-хоп и регги-музыкантами. На обложках журнала успели засветиться рэпер Снуп Дог, коллектив Cypress Hill и голливудские актеры Джеймс Франко и Джек Блэк. Сам Демиан Марли так же не раз снимался для обложки. По материалам: lenta.ru
  • Создать...

Успех! Новость принята на премодерацию. Совсем скоро ищите в ленте новостей!